Естественно, что коммунисты и социалисты весьма отрицательно отнеслись к речи де Голля. Зато ее решительно одобрили правые. Что касается партии МРП, от которой особенно зависел исход борьбы вокруг конституции, то ее вожди выражали симпатию де Голлю, хотя к его проектам отнеслись весьма сдержанно. Между тем готовился новый проект конституции. Он стал менее демократичным, расширялись права президента, появилась вторая палата парламента – Совет Республики. Но основное прогрессивное содержание коммунистам все же удалось спасти. Де Голль осудил и новую конституцию, сказав, что она является родной сестрой первой. В результате он добился того, что трещины в его отношениях с МРП стали превращаться в разрыв; ведь католики поддерживали конституцию.
13 октября состоялся второй референдум, и на этот раз конституция была одобрена, правда, слабым большинством при многих воздержавшихся. Де Голль презрительно заметил, что конституцию одобрила только треть французов, другая треть ее отвергла, а еще треть – игнорировала. Тем не менее новый государственный строй родился, и началась история Четвертой республики.
Это – новое поражение де Голля, ибо избиратели его не послушались, а политические партии оказались гораздо сильнее. Что же делать дальше? Оставалось такое сомнительное средство борьбы, как «Союз голлистов», возникший с целью поддержки идей, изложенных им в Байе. В него вошли люди из разных партий, лично преданные де Голлю. Сначала генерал открыто поддержал этот союз, надеясь взять реванш на выборах. Но тут же почувствовал, что тем самым он отказывается от роли арбитра, воплощающего волю всей нации, и становится просто лидером партии, к тому же весьма слабой. Поэтому он больше не вмешивается в предвыборную борьбу, что было очень предусмотрительно. «Союз голлистов» получил на выборах 10 ноября 1946 года всего какихто 330 тысяч голосов. Это пятое за год голосование снова принесло победу коммунистам. Они собрали 5,5 миллиона голосов и получили 182 места. Социалисты же опять проиграли и сохранили лишь 101 место. МРП потеряла полмиллиона голосов. Тогдато и произошла окончательная ссора де Голля с МРП. Накануне выборов стали известны отзывы генерала о лидерах МРП, которых он назвал «бездарными, но опасными». Затем католическая партия получила еще более меткую и уничтожающую оценку де Голля. Он сказал, что в этой партии «акулы сожрали апостолов». Однако главное, что поссорило генерала с этой крупнейшей некоммунистической партией, заключалось в паническом страхе, охватившем буржуазию изза непрерывных успехов компартии. В борьбе с коммунистами требовалось объединение всех сил, а генерал оказался фактором раскола, опасность его прихода к власти толкала социалистов к сотрудничеству с коммунистами. Чтобы не оставлять вдвоем этих партнеров, очень опасных для буржуазии, когда они выступали вместе, в правительственной комбинации требовалось участие МРП. Поэтому трехпартийный блок сохранился, когда вступила в силу конституция Четвертой республики. После кратковременного пребывания у власти однопартийного правительства социалистов во главе с Леоном Блюмом в январе 1947 года формируется новое правительство трехпартийного блока во главе с Рамадье.
Но кроме коммунистов, социалистов, МРП теперь в правительство включаются радикалы и даже правые. Вообще чувствуется возрождение традиционных форм французского парламентаризма, который, по мнению де Голля, всегда был причиной всех несчастий Франции. Председателем Национального собрания выбирают Эдуарда Эррио, занимавшего этот же пост в последние годы Третьей республики. Все таким образом «нормализуется», что не оставляет места для деятельности де Голля, человека чрезвычайных обстоятельств, острого кризиса, большой угрозы. Но их как будто не ощущается, и генерал удаляется в Коломбэ. С 1 ноября 1946 года и по 30 марта 1947 года он не подает голоса и скучает, созерцая пустынные горизонты Шампани. Правда, навестившему его Александру Пароди он говорит нечто противоположное: «Я не скучаю никогда, если я один, сам с собой». В действительности бездействие, однообразие деревенской жизни угнетают его. Он подолгу сидит в сумерках на диване, обитом зеленым бархатом, перед горящим камином. Посетители советуют ему вернуться к политической деятельности, но он с досадой обрывает их: «Нет, я вас прошу предоставить мне удовольствие подбрасывать поленья в камин. Это все, что мне осталось». Ему 56 лет. Такой возраст, когда он полон сил и желания действовать. Однако он чувствует, что бесконечно ждать в этом возрасте уже нельзя. Конечно, в случае большого кризиса его позовут, но когда он наступит? Такая возможность казалась неопределенной, сомнительной и даже невероятной. К тому же время стирает в памяти людей образ легендарного освободителя родины. Неужели никогда больше ему не придется испытать наслаждение «божественной игрой героя», в чем он с юных дней видел смысл жизни? Неужели не повторится суровое счастье борьбы, начатой 18 июня 1940 года? Он внимательно следит за жизнью Франции и всего мира. Инстинктивное стремление увидеть события, которые были бы достойны его участия, заставляет его драматизировать и без того довольно острую и сложную обстановку начала 1947 года. За рутиной парламентской жизни Франции он предчувствует наступление грозных событий. Французская колониальная империя, которую он с таким трудом собирал по кускам в годы войны, начинает шататься под ударами национальноосвободительного движения. Вспыхивает восстание на Мадагаскаре. Начинается война в Индокитае. Все больше углубляется финансовый кризис. Это позволяет ему говорить, что «1947 год рискует стать годом финансового и колониального краха, подобно тому как 1940 год был годом военного и политического развала».
Он все время ищет аналогий с событиями 1940 года. Но ведь тогда главным было вторжение Германии, тогда Гитлер повергал всех в панику. Для де Голля, «хранителя национального суверенитета, великого стража независимости Франции», главное – это внешняя опасность! И она появляется, причем в воображении не только одного де Голля. Это было время развала антигитлеровской коалиции, ее раскола на противостоящие политические, а затем и военные блоки. Именно в первые месяцы 1947 года происходит гигантская вспышка антисоветской истерии. Как будто ожили времена 1919 года, когда на стенах Парижа красовались плакаты, изображавшие большевика с ножом в зубах. Миллионными тиражами издаются злобные антисоветские пасквили. Обострение отношений западных держав с СССР в сфере дипломатии сопровождается публикацией множества сообщений о неотвратимой и близкой «советской агрессии» против стран Западной Европы. Это зарождение «холодной войны» особенно болезненную остроту приобрело во Франции, где буржуазия и без того была напугана бурным ростом влияния Французской компартии.
Усиливается наплыв посетителей в Коломбэ. Это были спутники де Голля по лондонской эпопее, люди подпольной сети БСРА, созданной Пасси в годы войны, и теперь скучавшие без дела, представители консервативных кругов, действительно напуганные коммунизмом, просто проходимцы, способные сделать карьеру только под сенью высокой фигуры генерала, противники первых проектов «европейского объединения», взывавшие к признанному заступнику независимости нации. Все они в один голос твердили, что страна вотвот окажется под угрозой гибели, что никто не спасет ее, кроме де Голля. Ему рисовали тенденциозную картину состояния умов, возмущенных возрождением гнилого парламентаризма. Уже стали известны факты отвратительной коррупции. Преемник де Голля на посту премьера Феликс Гуэн оказался замешанным в спекуляции вином. Ясно, Францию надо спасать! Приближается буря, и на капитанском мостике должен стоять испытанный кормчий. Подобные семена падали на подготовленную почву; генерал сам жаждал действия.
ЖанРаймон Турну пишет в книге «Трагедия генерала»: «Малопомалу уверенность охватывает де Голля: дорога к власти открыта. Вот что освободит его от болезненного состояния прикованности к прометеевой скале».
Так рождается печальной памяти эпопея РПФ – «Объединения французского народа». Чрезвычайно характерно, что де Голль в своих мемуарах посвящает ей одну крайне туманную фразу, в которой не упоминается даже название пресловутой организации. Франсуа Мориак, почтительный поклонник генерала, считавший его одинокой благородной фигурой, воплощавшей лучшие традиции французской нации, видевший в де Голле человека высокого ума, личного бескорыстия и великодушия, писал, что «РПФ было величайшей ошибкой де Голля».
Жан Лакутюр пишет, что «нельзя ничего понять в немыслимой авантюре РПФ, если отделить ее от климата той эпохи, обстановки разрыва между Востоком и Западом и рождения холодной войны… В политическом французском пейзаже ее оригинальностью была та театральная атмосфера, которую ей придал Андре Мальро. РПФ – это Шарль де Голль в постановке Андре Мальро».
Талантливый, но сумбурный романист, поклонник «революций», которые он обнаруживал в самых странных событиях, в 1944 году познакомился с де Голлем и произвел на него большое впечатление своей культурой, романтическим подходом к политике и пылкой преданностью генералу. Он считал Мальро «одним из самых крупных французских писателей». Де Голль приблизил его, сделал министром, и говорили, что Мальро оказывал на него такое же сильное влияние, как в свое время Эмиль Мейер. Именно Мальро придал всей затее с РПФ романтический облик «второй Свободной Франции», повторения призыва 18 июня, «нового Сопротивления» и т. п. Часто вспоминаемая фраза о том, что великие события в истории повторяются дважды, первый раз как трагедия, а второй раз как фарс, в данном случае очень кстати. Это был именно фарс, нелепый и не достойный генерала.
В марте 1947 года де Голль принимает решение начать «второе Сопротивление». Решение последовало сразу после провозглашения известной «доктрины Трумэна», послужившей как бы официальным объявлением «холодной войны». 30 марта в Брюневале, в Нормандии, у подножия обрывистых скал, состоялась церемония, посвященная произведенной здесь десантной операции канадских и английских войск 27 февраля 1942 года. В присутствии английского и канадского послов и 50 тысяч французов де Голль произнес речь, воздав должное героизму иностранных солдат, разрушивших здесь немецкие радары, и бойцов Сопротивления, указавших им путь. Генерал де Голль закончил свою речь туманной фразой: «Настанет день, когда огромное большинство французов объединятся с Францией, отвергнут бесполезную игру и перестроят плохо построенный порядок, при котором нация теряет свой путь, а государство себя дискредитирует». И он назначил своей аудитории свидание в следующее воскресенье в Страсбурге.