Наиболее сложной и таинственной оставалась тактика самого де Голля. Даже верным сторонникам он не говорил ничего определенного о своих намерениях. Только в последние дни апреля он сказал некоторым из них, что ответит положительно, если «армия и народ» призовут его к власти. Правда, и тогда он сохранял сдержанность, предпочитая выслушивать собеседников. Эти диалоги проходили так, будто ему навязывают власть, а он высказывал скептицизм, недоверие, сомнения, прислушиваясь к опровержениям своих опасений. Вот, например, как проходила в те дни его беседа с Леоном Дельбеком:
«Мой генерал, я прибыл из Алжира и хочу вам сказать, что обстановка там обостряется. Алжир живет в состоянии непрерывного восстания. Все активизируются… Можем ли мы оставаться пассивными, мы, голлисты? И к тому же армия поднимается…
– Вы хотите сказать – некоторые элементы армии?
– Нет, мой генерал, вся армия волнуется… Множество военных требуют вашего возвращения к власти.
– Армия меня не любит… Участвует ли она в действиях, о которых вы мне говорите?
– Не вся армия, но некоторые военные руководители.
– Во всяком случае, французы Алжира никогда не будут доверять де Голлю!
– Мой генерал, если все же события призовут к вашему арбитражу, решите ли вы прекратить вашу отставку и ваше молчание? Если в результате грозных обстоятельств армия, народ вас позовут, ответите ли вы «да»?
– Дельбек, я всегда имею обычай брать на себя ответственность».
Все теснее становится довольно двусмысленный союз де Голля с алжирскими «ультра». Интересно, что, в то время как он столь скупо говорил о своих намерениях с верными голлистами, он проявлял необычайную откровенность с их противниками. Знаменательная беседа состоялась у де Голля за два месяца до 13 мая с Андре Филиппом, его бывшим сотрудником по Лондону, затем министром, а в тот момент одним из видных лидеров социалистов. Позиция этой партии имела в надвигавшихся событиях ключевое значение. Социалисты выступали против «ультра», и большинство из них не хотели прихода к власти де Голля. Если бы социалисты отказались от политики раскола рабочего класса и действовали совместно с коммунистами, то история Франции и жизнь де Голля, видимо, стали бы иными. Вот почему генерал крайне любезно встретил Филиппа и говорил ему интереснейшие вещи. В ответ на беспокойство социалистического лидера по поводу тревожного развития событий в Алжире де Голль говорил: «Все это может закончиться только постепенным получением независимости Алжиром, если возможно, при ассоциации с Францией.
– Да, но я очень обеспокоен. Там готовится под прикрытием вашего имени военный мятеж в пользу «французского Алжира». Учитывая то, что вы мне сказали, вы могли бы помешать использованию вашего имени.
– Если армия волнуется, – отвечал де Голль, – то все зависит от того, существует ли в Париже правительство или его там нет. Если правительство есть, оно будет управлять и армия подчинится. Армия восстает только тогда, когда она утрачивает свой естественный инстинкт подчинения. Если же правительства нет, армия возьмет власть в Алжире. Я же, увидев, что государства больше не существует, возьму власть в Париже, чтобы спасти Республику.
– Но вы никогда не сможете тогда высказаться за независимость Алжира. Вы будете заложником.
– Слушайте, Филипп, не будьте наивным. Вы же жили в Алжире, как и я. Вы их знаете. Они все горлопаны. Ну и пусть горланят! Что касается военных, то я спокойно подожду, пока их руководители не перегрызутся между собой. А с теми, кто останется, я сделаю, что захочу, с помощью продвижений и наград».
Такие, весьма любопытные в свете последующих событий соображения де Голль высказывал своим левым посетителям. С посланцами другого лагеря он говорил иначе. Поистине, надо было обладать очень хорошей памятью, чтобы не запутаться. 30 апреля, например, он принял Сустеля и в тот же день беседовал с Эмманюэлем д’Астье. «Кому вы говорите правду, мой генерал? – воскликнул его гость. – Сустелю или мне?» Генерал де Голль предоставил будущему дать ответ на этот вопрос…
Между тем с начала мая 1958 года события приобретают стремительный характер и начинается агония Четвертой республики, продолжавшаяся целый месяц. Об этом во Франции написано и напечатано много объемистых книг, напоминающих детективные романы. Их авторы пытаются разобраться в событиях, приобретавших порой облик хаотической лавины. В бесчисленном и не особенно осмысленном сочетании действующих лиц, организаций, их действий и контрдействий, в сложном переплетении интересов и иллюзий, сознательных намерений и инстинктивных порывов, в путанице и замешательстве, в потоке дезинформации и лжи хотят раскрыть какуюто систему, какоето единое направление. При этом чаще всего такое копание во французском политическом муравейнике не приводит к ясным результатам, поскольку в стороне остается тот определяющий все факт, что в основе «революции 13 мая» лежали крупные социальноэкономические явления, что это был очередной этап классовой борьбы. Трудящиеся не склонны были защищать буржуазную Четвертую республику, а крупный капитал, воспользовавшись этим, добивался установления новых форм своего господства. Но в этой основной линии событий появилось нечто уникальное, встречающееся в истории не так уж часто: исключительная личность, обладающая исключительными качествами.
Огромная фигура генерала де Голля с неотразимым для масс авторитетом, с ореолом легендарной славы заслонила все остальное. Используя замешательство и кризис, вызванные алжирской войной, он повернул ход событий к установлению своей личной власти. А напуганная призраком Народного фронта буржуазия, преодолевая свои сомнения и запутавшись в пестром политическом калейдоскопе, предпочла передать ответственность за судьбу страны де Голлю. Ведь своим присутствием он уже во всяком случае гарантировал главное для буржуазии – социальную стабильность. В майских событиях 1958 года генерал де Голль, пожалуй, суетился меньше всех, хотя именно он, как никто другой, лучше чувствовал биение пульса страны и точно измерял ее политическую температуру. Попробуем коротко описать картину его действий, открывших новый этап его своеобразной политической судьбы.
Сигналом и поводом для непосредственных выступлений алжирских мятежников послужили известия о невозможности создать правительство, которое взялось бы осуществить программу «ультра», и слухи о том, что в парламенте дело идет к формированию кабинета, склонного к переговорам с целью прекращения войны или, как говорили лидеры «ультра», к отказу от Алжира. Даже кандидатура Плевена вызывала их тревогу, поскольку он якобы тайно стремился к переговорам с повстанцами. 26 апреля в алжирской столице организуется (не без участия Дельбека) демонстрация нескольких тысяч сторонников «французского Алжира». Лагаярд, главарь молодежной фашистской организации, заявил в своей речи перед демонстрантами: «Если парламент не захочет нас понять, мы пойдем на все!»
В последующую неделю крупных событий как будто не происходит. Но это обманчивое впечатление. По Парижу между Елисейским дворцом, «Отель Матиньон» и Бурбонским дворцом снуют машины. Продолжаются напряженные переговоры о составе правительства Плевена.
В Алжире комитеты и группировки совещаются, спорят и придумывают разные планы. Возбуждение царит и среди командования армии в Алжире. Вовлеченные в подготовку заговора генералы и офицеры ждут вестей из Парижа и обсуждают свою будущую тактику. Впрочем, коекакие действия с весьма определенной целью уже осуществляются.
Из метрополии в Алжир перебрасываются эскадрильи транспортных самолетов, предназначенных для перевозки парашютистов.
Генерал де Голль попрежнему хранит молчание и ни в чем не изменяет порядка своих обычных занятий. Но его секретариат на улице Сольферино в Париже не дремлет. Жак Фоккар, полковник Бонневаль и Оливье Гишар непрерывно поддерживают связь с генералом, информируя его о всех новостях. Между Парижем и Коломбэ уже установилось своего рода регулярное автомобильное сообщение. 29 апреля генерал принимает офицера парашютистов Люсьена Нейвирта, главного помощника Дельбека. На вопрос Нейвирта о том, как поступит де Голль в случае выступления армии в Алжире, генерал заявляет: «Я вам отвечу…» Но внешне в окружении де Голля все спокойно. Оливье Гишар вспоминал: «Мы боялись как чумы играть роль Генерального штаба. Генерал не хотел этого».
4 мая выясняется, что Плевен сталкивается с новыми трудностями в формировании своего кабинета. И хотя торг изза министерских портфелей еще продолжается, президент Республики Рене Коти 5 мая поручает своему военному секретарю генералу Ганевалю встретиться с сотрудниками де Голля и выяснить через них вопрос о том, какие условия он ставит для своего возвращения к власти. Вскоре люди де Голля ответили, что генерал считает обычную процедуру формирования правительства совершенно неприемлемой для него. Он не собирался делать обязательные визиты президенту, председателям палат парламента и требовал чрезвычайной процедуры, при которой не будет обсуждения парламентом состава будущего правительства и его программы. И уж, конечно, генерал де Голль не собирался лично присутствовать на дебатах в Бурбонском дворце. Такой ответ отнюдь не был простым проявлением неприязни к парламенту; речь шла о том, чтобы оттянуть время и подождать, пока произойдут такие события, которые наверняка заставят депутатов голосовать за де Голля.
А эти события надвигались. После провала попыток Плевена президент 8 мая поручает формирование нового правительства лидеру МРП Пьеру Пфлимлену. Он предлагал вполне правую программу, отвечавшую новым устремлениям крупной буржуазии. В области внутренней политики – резкое укрепление исполнительной власти и чрезвычайные меры в экономике, а в Алжире – некоторая склонность к компромиссу. Он даже допускал возможность переговоров о мире. Это и вызвало взрыв ярости среди поборников «французского Алжира».
Ален де Сериньи после переговоров с Сустелем и Дельбеком немедленно обращается к генералгубернатору Лакосту, единомышленнику «ультра», предлагая ему отказаться уезжать из Алжира до тех пор, пока в Париже не будет создано правительство «общественного спасения». Сериньи обещает, что эти действия Лакоста получат публичное одобрение де Голля. Лакост сначала соглашается, но потом, 10 мая, тайно уезжает из Алжира. Правда, перед этим он поручает передать заговорщикам, чтобы они действовали как можно энергичнее.