Под гармоники, под частушки, под пляску гостей из Москвы проводили до дому, а молодежь еще долго-долго, до позднего утра, ходила по улице.
Первый не выдержал неуправляемого поведения Сергея Иван Старцев. «Есенин был невменяем, — вспоминал он. — Пил без просвета, ругался, лез в драку, безобразничал. Было невероятно тяжело на него смотреть. Успокоить не удавалось. Увещевания только пуще его раздражали. Я не вытерпел и на следующий день уехал в Москву. В памяти осталось: крестьянская изба, Есенин, без пиджака, в растерзанной шелковой рубахе, вдребезги пьяный, сидит на полу и поет хриплым голосом заунывные деревенские песни. Голова повязана красным деревенским платком. Встретившись как-то со мной на улице, он совершенно осипшим от вина голосом сказал: «Плохо, гусар!». И нараспев, покачивая поблекшей головой, продекламировал: «Годы молодые с забубенной славой…».
Василий Болдовкин и Иван Старцев собрались уезжать в Москву. Есенин уговаривал их остаться, но после веских доказательств уступил. Вместе с ними уехали Сахаров, Екатерина и Леля.
После их отъезда Есенина словно подменили. Он стал зло выговаривать В. Наседкину. Галя пыталась успокоить его, но он продолжал упрекать:
— А это не ужасно: приехать в мой дом, к моим сестрам с проституткой? Зачем они привезли ее? Это не оскорбление?
Галина пыталась его урезонить, но скоро ее силы иссякли, она пошла в старую избу немного отдохнуть. Не тут-то было… За ней вновь прибегали с просьбой как-то утихомирить Есенина.
На следующий день утром Сергей разбудил Галину на рассвете, чтобы она пошла с ним. Она хотела спать, отказалась. Тогда Сергей вырядился в Катино платье, чулки и исчез. Пришлось встать, пойти на поиски. Нашла Сергея на продолжающейся свадьбе. Галина увидела, как он обнимает всех и плачет: «Умру, умру скоро. От чахотки умру». Все на него с удивлением смотрят, успокаивают:
— Сергунь, ты должен быть сильным. Ведь за тебя стыдно, как баба плачешь.
Есенин вскочил плясать, но через минуту опять давай плакать.
Потом пошли с гармошкой по деревне. Сергей впереди всех, не переставая, пляшет, а за ним девушки и парни с гармонистом. Сергей был в Катиных чулках, сандалии спадали с ног, и мать на ходу то один, то другой сандалий подвязывала. Несмотря на грязь и холод, он не мог устоять на одном месте, хоть на одной ноге, да плясал.
Галя обратила внимание, что он в этот момент был красив, как сказочный Пан. Вся его удаль вдруг проснулась. Он подбежал к Галине, схватил ее за руку:
— Пойдем, пойдем в кашинский сад, я тебе все покажу, — и в том же костюме, ряженый, понесся в сад. Эту смену настроений Бениславская описала в своих «Воспоминаниях»:
«Вдруг увидел Оку. «Пойдем купаться», — и бегом с горы к Оке. Я в отчаянии: ведь у него чахотка. Выкупаться сейчас — это значит конец, наверняка. Вбежали на паром, а с того берега лошадей перевозят. «Поедем на хутор, хочешь, верхом поедем? — спрашивает Сергей Александрович. — Я тебе все там покажу». Что он хотел показать в кашинском саду и на хуторе, я до сих пор не знаю. Вероятно, свою молодость.
Взяли лошадей. Я пустила галопом, оглядываюсь: Сергей Александрович трусит на своей лошади, и видно, удовольствие это небольшое. Подождала. «Знаешь, на ней очень больно ехать». Предложила поймать из табуна другую, но он не сумел поймать. Наконец встретили конюха на оседланной лошади, забрали у него и поехали. Но через пять минут Сергей Александрович слезает, чтобы напиться воды, а потом вдруг ложиться на землю: ему худо стало, от тряски очевидно. Попросил, чтобы я сошла с лошади к нему, и лег ко мне на колени головой. Начался дождь, земля совершенно сырая. Сергей Александрович почти не одет. Я чувствую, что беда. Начинаю подзадоривать его: «Ну, скис, как баба, вставай и сейчас же садись на лошадь, как не стыдно». Сергей Александрович открывает глаза и вдруг с такой обидой и болью, как будто я невесть что сказала: «И ты, и ты ничего не понимаешь. Не надо, не буду на твоих коленях. Вот она, родная, все поймет», — и ложится головой на землю, мокрую и холодную.
Я отвязываю свою лошадь и во всю мочь мчусь к пастухам: «Слушайте, там Серега Есенин свалился с лошади, с сердцем припадок. Давайте телегу, довезти его домой». Хотя бы один шевельнулся. «Да я вам заплачу, давайте только телегу». Начинают двигаться, но нехотя. «А ты деньги сейчас давай, а то, ну потом не заплотишь». Поняла, отчего и за что Сергей Александрович презирал этих самых крестьян. Почему говорил, что «это все гавно. Им только давай деньги, а так они на весь мир плюют». Обругала их от души «сволочами» и еще как-то. Тогда зашевелились. Обещали сейчас приехать. Поскакала туда, где остался Сергей Александрович. Подъезжаю — ни его, ни лошади. Мчусь дальше по дороге — едет мой Сергей Александрович шажком, ногами побалтывает. «Ты куда?» — «Домой» — «Да дом-то в другой стороне». Повернул обратно и потом уже шагом благополучно добрались до парома. Во всей этой истории, кроме ужаса за Сергея Александровича с его чахоткой, всплыло осознание того, как Сергей Александрович отвык от деревни — ни верхом ехать, ни лошадь из табуна поймать не может, и какой он чужой своим деревенским. Так, любопытство к его выходкам, и больше ничего».
Галина рассказала Есенину об отношении к нему мужиков.
— Ты не понимаешь, как дороги для меня эти люди… Может быть, благодаря им я стал поэтом, — укорял Галю Есенин.
Она окончательно уяснила, что когда человек пьет изо дня в день, то кто бы он ни был по своему положению, начинает утомлять всех. Галина также тяготилась бесконечным пиром, была недовольна поведением Есенина, пыталась урезонить его, но на этот раз он не поддавался ее уговорам.
Вернулись в избу. Сергей забрался на постель, около него прилегла Галина. Возможно, от волнений или от простуды под дождем, но ее начало трясти. Есенин растерялся, стал, как маленький, умолять:
— Ну перестань, не надо, перестань же дрожать!
Когда это не помогло, он закричал матери:
— Мать, разотри ее скорей, разотри!
Потом схватился за голову и убежал к печке, чтобы не видеть, продолжая кричать:
— Мать, да разотри ж ее скорее, слышишь, она умрет сейчас!
Галина забралась на печку, чтобы на нее не обращали внимания.
Старики и гости стали опять пробирать Сергея за его дикие выходки. Галина не выдержала и с печки подала свой голос:
— Купеческого сынка или помещика-самодура изображаешь.
Сидевший за столом Сергей обернулся и замахнулся на нее тарелкой. Но, как всегда, увидев, что Галя не испугалась, успокоился и запустил только куском хлеба с этой тарелки. Когда закончили закусывать, Сергей стал звать Галю поехать с ним в Москву. Она отказалась, заявив, что приедет потом. Ее непослушание было замечено.
— Мне кажется, что тебя еще ни одна женщина не держала под башмаком… Не попадешь ты под башмак и этой польки, — ехидничал Наседкин.
— Я? Под башмак? Ни за что! Поедем в Москву!
— Поедем.
— Галька, собирайся в Москву!
— Мне тут хорошо.
— Ах так? Ну и черт с тобой!
На прощанье сказал:
— Ну, иди, дура, поцелую тебя.
Уехали.
Обиженный Василий Наседкин
Натянутые отношения сложились у Галины Бениславской с Василием Федоровичем Наседкиным, которому также хотелось быть лучшим и единственным другом Есенина.
У Есенина и Наседкина много общего: ровесники, оба родились в крестьянских семьях, окончив сельскую школу, учились в учительской семинарии (один — в Спас-Клепиках, другой — в Стерлитамаке), почти в одно время оказались в Москве. После окончания Стерлитамакской учительской семинарии В. Ф. Наседкин в 1913 году поехал в Москву и поступил на физико-математический факультет Московского университета. Оттуда он перешел в Народный университет имени Шанявского, где познакомился с Сергеем Есениным. В статье «О себе» С. Есенин писал: «… я поступил в Университет Шанявского, где пробыл всего 11/2 года, и снова уехал в деревню. В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко».
В 1915 году Наседкин ушел добровольцем в армию, откуда его направили учиться в юнкерское училище. В 1917 году руководит восстанием юнкеров в Москве, перешедших на сторону большевиков, и вместе с красногвардейцами участвует в захвате телеграфа, почты и взятии Кремля. Член реввоенсовета, комиссар полка, участник боев в Туркестане в годы Гражданской войны — таков послужной путь Василия Наседкина.
Во время пребывания в Туркестане С. Есенин встретился с В. Наседкиным на квартире поэта А. Ширяевца, подарил ему книгу «Исповедь хулигана» (1921) с автографом: «т. Наседкину. В знак приязни. С. Есенин. 1921. 25 мая. Ташкент».
В 1922 году В. Наседкин становится профессиональным литератором, поступил учиться в Высший художественно-литературный институт.п. Лазовский вспоминал: «На семинарских занятиях в классе поэзии у нас выделялись Василий Наседкин и Иван Приблудный». С. Есенин ценил поэтическое дарование друга. В некрологе «В. Я. Брюсов» писал, что в Брюсовском литературном институте «вырастали и растут такие поэты, как Наседкин, Иван Приблудный, Акульшин и др.».
В 1924 г. дружеские связи Наседкина с Есениным укрепились. Екатерина Есенина вспоминала: «Меня не удивило новое лицо за обедом, но удивило другое: этот поэт, товарищ Сергея по университету Шанявского и ровесник его, явно стеснялся Есенина, когда читал ему свои стихи… Встреча с Наседкиным очень обрадовала Есенина…»
Вместе с В. Наседкиным С. Есенин обсуждал план издания альманаха «Поляне». В Госиздате Есенин рекомендовал его на должность заведующего редакцией и секретаря альманаха, так как был уверен в его дружеской поддержке. 19 апреля 1925 г. из Баку С. Есенин пишет сестре: «Ради черта или Бога, пришлите мне денег, я с А. Г. (Воронским) договорился. Передай это Наседкину, если он еще друг». Из Баку Есенин разъяснял Г. Бениславской, что в сборнике одно из его стихотворений должно быть помещено двустишиями. «Привет Васе Наседкину, — писал Есенин. — Он знает, что такое двустишие».