С точки зрения передачи информации, ложь умолчания является нарушением существовавшей доселе конвенции/логики языка, согласно которой, молчание в определенной ситуации означает неведение либо является нейтральным по значению.
С точки зрения истории, как науки о минувших событиях, применение умолчания вызывающе подрывает сам базовый императив научной добросовестности. Прежде всего, умолчание — это отрицание истины как главной ценности научного познания, и оно поражает основной источник, из которого рождается история как наука, а именно, индивидуальную историческую память. С точки зрения онтологии, умолчание как форма исторической лжи является отрицанием, а скорее, намеренно реализованным уничтожением, аннигиляцией (лат. nihil — «ничто») знания о прошлом, реального прошлого, присутствующего в сознании того, кто умолчанием стремится обречь его на полное небытие.
Наконец, с точки зрения этики, умолчание, как и любая ложь, т. е. сознательное введение в заблуждение адресата высказывания, является ограничением свободы тех, кто ищет истину, чтобы суметь верно оценить действительность или совершить верное, т. е. соотносимое с действительностью, действие. Таким образом, ложь умолчания направлена против основного природного права человека — права на правду. Ограничение доступа человека к правде одновременно означает попытку поставить под вопрос другое право человека — право на свободу. Каждое наше действие, каждое сознательное решение всегда обусловлено диагнозом действительности — действительности в настоящем, но также и в прошлом, которая бывает умышленно скрыта актом умолчания.
Таким образом, желая дать ответ на поставленный вначале вопрос, можно ли лгать молча, мы должны дать только один ответ: да! Только молча и умалчивая правду можно лгать настолько явно. А значит, прав один предприниматель, который недавно написал в своем блоге: «Умолчание правды еще хуже, чем ложь».[224]
Чеслав ПартачКошалинский политехнический институтПричины геноцида, совершенного ОУН-УПА по отношению к польскому населению, и их умолчание в украинской историографии
Nescire autem quid ante quam natus sis acciderit, id est simper esse puerum.[225]
Вторая Мировая война началась 1 сентября 1939 года нападением на Польшу войск гитлеровской Германии, к которым 17 сентября присоединились войска Советского Союза. Для удара по Польше немцы использовали в том числе и Украинский легион, насчитывавший около 600 националистов. Для советских и российских политиков и историков Вторая мировая война, которую позже назвали Великой Отечественной войной, началась с момента нападения Третьего Рейха на Советский Союз, т. е. 22 июня 1941 года. Для Соединенных Штатов Вторая Мировая война началась 7 декабря 1941 года атакой японской авиации на Перл-Харбор.
Для стран Западной и Центральной Европы война закончилась 8 мая 1945 года. Для Советского Союза — 9 мая. Для Соединенных Штатов и СССР — капитуляцией Японии 2 сентября 1945 года. А для поляков в Люблинском и Жешовском воеводствах в результате действий ОУН-УПА она продолжалась еще два года.
Эта война привела к разделению территории Польши между Третьим Рейхом и Советским Союзом. Немцы оккупировали 49 % территории Польши, а Советский Союз — 51 %, главным образом Восточное пограничье[226]. Эти территории населяло почти 14 млн. польских граждан, среди которых были поляки, украинцы, белорусы, евреи и литовцы. Земли, населенные ими, оказались под советской оккупацией вследствие пакта Молотова-Риббентропа, нападения Советского Союза на Польшу, а также псевдоплебесцита (выборы в Советы народных депутатов Западной Украины и Западной Белоруссии) 22 октября 1939 года[227]. На территории Второй Речи Посполитой украинцы проживали главным образом на Волыни и в воеводствах: Тарнопольском, Станиславовском и Львовском в количестве около 5 млн., поляков на этой территории проживало 2,6 млн. Главным образом это было крестьянское население.
Любая война пробуждает чудовищ во множестве людей. По мере развития цивилизации, роста уровня образования и благосостояния, войны становились все более жестокими. Так было и во времена Второй мировой войны. Крайние украинские националисты, по образцу Третьего Рейха и в соответствии с собственной нацистской идеологией, решили создать тоталитарное украинское государство. Это должно было быть государство этнически чистое, без чужаков, или, как говорили националисты, «без заиманцев» — поляков, евреев и русских. В сентябре 1939 года, а также в период с 1941 по 1946 год, националисты убивали польских военнослужащих и гражданское население. В результате в ужасных мучениях умерли от 134 до 200 тысяч поляков и сотни тысяч польских граждан других национальностей — евреев, украинцев и армян. К жертвам этих преступлений нужно добавить и сотни тысяч тех жителей Кресов, которые, в чем были, часто в одних штанах и рубашке, бежали со своей родной земли на Запад, куда глаза глядят, лишь бы подальше от ножей и секир УПА и ОУН-СБ. Это был первый геноцид. Только после этого советские власти провели экспатриацию[228] поляков.
В Народной Польше, которую западные союзники продали Сталину, и в которой правили агенты Кремля — коммунисты, а часто даже бывшие бандеровцы, которых перетянули на свою сторону Советы, семьи польских жертв преступлений не могли даже зажечь поминальных свечей на могилах убитых. Расцветала провозглашенная сверху дружба народов Польши и Советского Союза, точно так же, как современное польско-украинское «единение» — без покаяния, без раскаяния и без христианского признания вины. Геноцид поляков, совершенный ОУН-УПА, был запретной темой. Большинство книг на тему Восточного пограничья уничтожалось в угоду советскому империализму, а история фальсифицировалась. Это было второе убийство.
Когда в 1989 году возродилась независимая суверенная Польша, перенятая у Соединенных Штатов политкорректность, т. е. перекрашенный неомарксизм, снова запечатала уста политикам. Уроженцы Кресов должны были молчать и вспоминать убитых в четырех стенах или на своих закрытых конференциях — во имя высшей политической цели окружения России. Только некоторые деятели Польской крестьянской партии поддержали их стремление к сохранению памяти о замученных соотечественниках и преступлениях ОУН-УПА. Это было третье убийство, которое, как и предыдущее, так и последующее, можно было бы назвать «убийством через умолчание» (нем. Das Todschweigen).
Убийство жителей Кресов также совершили и в эмиграции. Парижская «Культура», вопреки мнению большинства польской эмиграции, во имя польско-украинского единения, чаще публиковала высказывания украинских националистов, нежели их польских жертв. Это было четвертое убийство.
Как видим, только первое, физическое убийство и моральное унижение, было совершено бандеровцами и украинскими рогулями. Поляки, изгнанные с родных мест бандеровцами и Советами, стали жертвой польско-украинского (галицкого) «единения». За растоптанное достоинство перед ними никто не извинился. С полными горечи сердцами понемногу уходят они из этой несправедливой юдоли. Три следующие убийства — убийства через умолчания — совершили польские власти, пресса и ученые: в ПНР, в эмиграции и в Третьей РП. И это самое грустное и позорное.
Каковы были причины этого страшного геноцида, который Ры-шард Шавловский назвал “genocidium atrox” («геноцид страшный, жестокий, дикий»)[229]? Мы можем констатировать, что научные исследования в их современном состоянии четко указывают на три группы причин:
1. Идеологические — стремление к построению украинского тоталитарного государства нацистского типа;
2. Общественные, продиктованные низкими побуждениями — царившая на Кресах бедность, усиленная войной, а также стремление украинских рогулей обогатиться;
3. Интересы третьих сторон — Советского Союза, заинтересованного в деполонизации Восточного пограничья, как нового приобретения своей империи, и Третьего Рейха, как незначительный вклад в помощь украинскому интегральному национализму, т. е. нацизму.
Как к упоминанию и выяснению обстоятельств преступления подходят украинцы и галичане[230]? Историки Польши и Украины подходят к проблеме геноцида ОУН-УПА двояко, обычно в соответствии со своими политическими взглядами. Польские историки в этом трудном вопросе разделяются на «историков польского пог-раничья» и «ревизионистов»[231]. Первые стараются добыть необходимые сведения независимо от их источника, сопоставляя между собой источники разного происхождения: немецкие, украинские, советские, польские и бандеровские. Они высоко ценят понятия правды, государства, народа и памяти, согласно исследованным источникам. Они осознают значение Кресов в истории польского народа, при этом демонстрируют критический подход к источникам и понимание сущности геноцида, а также осознают факт уничтожения бандеровскими боевиками и местными крестьянами культуры пограничных земель. Они подчеркивают преступный характер деятельности ОУН-УПА не как деятельности национально-освободительной, но как ЗЛА, которому нет места в европейской традиции и культуре или латинской цивилизации. Они также используют сведения из опросов и показаний потерпевших, родственников жертв и свидетелей преступлений. Для них объективная истина является высшей ценностью. К этой группе исследователей следует отнести в том числе: Еву и Владислава Семашко, Люцину Кулиньскую, Леона Попека, Здислава Конечного, Михала Климецкого, Анджея Зембу, Влодзимежа Бонусяка, Кароля Грундберга и Бо