Увлекшись своим возвеличиванием, автор не заметил, как потерял чувство реальности, чем выдал себя окончательно. Просто поразительно, как арестованный 2 ноября Г.Э. Лангемак мог знать о событиях, происходивших в институте после его ареста?
Кроме того, рассуждения о состоянии дел в ракетной технике за рубежом, о создании скоростной авиации во Франции и Италии, о предназначении ракетных двигателей, технические характеристики различных объектов…
Дело Г.Э. Лангемака, открытое на первом листе второго экземпляра протокола допроса от 15 декабря 1937 г. ЦА ФСБ РФ. Публикуется впервые. Из фотографии хорошо видна дата, внесенная позднее от руки
Как-то не похоже на следователя М.Н. Шестакова, что он мог слушать такие длинноты ни о чем, ведь от подследственных требовались только конкретные показания о вредительской деятельности.
А вот приписку в конце: «Протокол записан с моих слов правильно и мною прочитан» — пришлось сделать следователю уже в день допроса. Он же выбивал и подпись у Г.Э. Лангемака на каждом листе протокола, что сделать было чрезвычайно трудно. Не хотел Георгий Эрихович подписывать чужие показания. Об этом свидетельствуют нечеткая подпись, размазанные строчки, сальные пятна…
Теперь требовалось придать протоколу правдоподобный вид, для чего следствию необходимо было выбить заявление у Г.Э. Лангемака о «чистосердечном» признании своей вины, а также назвать других «членов организации». Что и было сделано (как бы) на 12-й день после ареста12.
Расписка Г.Э. Лангемака о получении им обвинительного заключения по своему делу. Москва, 10 января 1938 г. ЦА ФСБ РФ
И, наконец, только на 48-й день, 20 декабря 1937 г., в обвинительном заключении появится объяснение причины ареста: «3 Отдел ГУГБ НКВД СССР располагал данными о том, что главный инженер Научно-Исследовательского Института № 3 /НКОП/ – ЛАНГЕМАК Г.Э. является участником антисоветской троцкистской организации и по ее заданию ведет контрреволюционную работу. В связи с этим ЛАНГЕМАК Г.Э. 2 ноября 1937 г. был арестован»13.
Долго я искал ответ на вопрос, почему в следственном деле Г.Э. Лангемака отсутствуют данные, объясняющие причину его ареста. И нашел его в деле подследственного
А.Г. Костикова14, занявшего место Г.Э. Лангемака и арестованного в 1944 г. «за очковтирательство и обман государства» в создании реактивного самолета-перехватчика. В показаниях, данных им на допросе 20 апреля 1944 г., он заявляет: «Клейменов, Лангемак и Глушко были арестованы в 1937–1938 гг. за проводимые ими вредительские работы…»15
Характеристика на и.о. главного инженера НИИ-3 А.Г. Костикова, подписанная секретарем парткома Ф.Н. Пойдой. Москва, 11 ноября 1938 г. Копия.
Архив автора
Из допроса Костикова от 18 июля 1944 г.:
«– Вопрос: С кем вы была связаны по подрывной работе?
– Ответ: В НИИ я работал вместе с арестованными в 1937–1938 гг. б. дар. ин-та Клейменовым И.Т., б. гл. инженером Лангемаком (имени и отчества его я не помню) и б. нач. сектора реактивных двигателей Глушко В.П., но в организационной связи с ними я не находился. Более того, в отношении Глушко я сам в 1937 году высказывал подозрения, утверждая в заявлении, адресованном в ЦК ВКП(б), что он занимается вредительством. Что же касается б. дир. НИИ – Клейменова, то при нем я находился в загоне и получил возможность самостоятельно работать только после его ареста. Прошу мне верить, что вражеских связей у меня не было»16.
Протокол подготовительного заседания Военной Коллегии Верховного Суда СССР по делу Г.Э. Лангемака. Москва, 10 января 1938 г. ЦА ФСБ РФ
Протокол закрытого судебного заседания Военной Коллегии Верховного Суда СССР по обвинению Г.Э. Лангемака. Москва, 11 января 1938 г. ЦА ФСБ РФ (с. 328–329)
Показания Костикова дают ответ на многие вопросы. В очередной раз спасая себя, он вынужден признать, что его заявление было написано и послано в ЦК ВКП(б) в 1937 г., подтвердив тем самым, что он имел самое прямое отношение к репрессиям, проводившимся в институте.
«Вопрос: Из приведенных вами в заявлении данных следовало, что Клейменов, Лангемак и Глушко на протяжении ряда лет вели вредительствую работу. Не так ли?
Ответ: Совершенно верно. Я продолжаю утверждать, что, судя по известным мне фактам, Клейменов, Лангемак и Глушко на протяжении ряда лет в НИИ Реактивной техники вели подрывную работу»15.
Приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР в отношении Г.Э. Лангемака. Москва, 11 января 1938 г. ЦА ФСБ РФ (с. 330–331)
Данные показания нельзя считать самооговором, и к ним вполне можно относиться как к признанию в совершенных А.Г. Костиковым подлостей в отношении своих бывших сослуживцев. Этот вывод можно сделать на основании того, что в признательных показаниях подследственного напрочь отсутствует даже упоминание о каком-либо шпионаже или участии в антисоветской диверсионно-вредительской организации. Тем более что известна его дальнейшая судьба – через 11 месяцев после ареста он был освобожден, т. к. в его действиях не было найдено состава преступления. Хотя сроки, отпущенные И.В. Сталиным на постройку самолета-перехватчика «302», были сорваны, и самолет, в виде реактивного перехватчика (он летал только в виде планёра «302П») так и не взлетел в воздух…
Да, в 1937 г. судили должности, но и мнение общественности имело не меньшее значение, т. к. партия в то время дала установку на выявление «врагов народа» методом «большого общественного наблюдения и контроля». Вот высказывание наркома обороны К.Е. Ворошилова:
«Если мы все учтем и по-настоящему начнем работать над собой, если мы будем следить друг за другом и помогать друг другу, мы впредь не допустим таких безобразий. Нужно следить не просто так, чтобы вытаращить глаза друг на друга, а нужно следить за делом людей».
А вот и подтверждение этой установки:
«– Вопрос: Откуда вы располагали данными, что они вели вредительскую работу?
– Ответ: Я участвовал в технической экспертизе по делу одного из арестованных – Глушко, ввиду чего частично знаком с имеющимися материалами, а о причастности к вредительству Лангемака и Клейменова могу заявить на основании своих личных наблюдений за их работой в НИИ Ракетной Техники»15.
Кроме того, о его причастности к аресту руководства и организации репрессий, проводимых в институте, свидетельствует выдержка из характеристики от 11 ноября 1938 г., подписанной секретарем парткома Ф.Н. Пойдой: «…Костиков является членом партии с 1922 г. За время работы его в НИИ-3 он вел активную борьбу по разоблачению вражеских действий врагов народа Клейменова и Лангемак…»17.
Примечательно, что эта характеристика была предоставлена специальной комиссии, работавшей с декабря 1988 г. под вывеской ЦК КПСС. Она была создана с целью опровержения причастности А.Г. Костикова к репрессиям в институте. Вот выводы этой комиссии: «Снова и снова проверяем мы себя, еще и еще раз изучаем документы, сопоставляем даты и содержание событий, убеждаемся: нет, не существует оснований для взваливания на его плечи тяжких, несправедливых обвинений»…18
Но вернемся к Г.Э. Лангемаку. 3 января 1938 г. четырьмя членами Политбюро ЦК ВКП(б) – А.А. Ждановым, В.М. Молотовым, Л.М. Кагановичем и К.Е. Ворошиловым – была дана санкция на расстрел И.Т. Клеймёнова и Г.Э. Лангемака. В этот же день эта группа лиц подписала 22 списка общей численностью 2771 человек (в том числе 2548 человека по 1-й категории и 223 по 2-й категории). Все эти списки были представлены начальником 8 (учетно-регистрационного) отдела ГУГБ НКВД СССР старшим майором ГБ В.Е. Цесарским.
11 января 1938 г. состоялось заседание Выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР под председательством Армвоенюриста В.В. Ульриха, (члены: диввоенюрист Голяков и военюрист 1 ранга Суслин) «рассмотревшей дело по обвинению ЛАНГЕМАК Георгия Эриховича… в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58-7, 58-8 и 58–11 УК РСФСР»™.
Полусумасшедший человек, не реагирующий практически ни на какие раздражители извне, человек, для которого честь офицера была превыше всего, не отказался от подписанных протоколов, да и не отчего ему было отказываться… Не давал Георгий Эрихович таких показаний, за которые ему потом пришлось бы краснеть… Он лишь в полубредовом состоянии подписал состряпанную следователем чушь, подписал потому, что уже ничего не соображал… И в конце, как зомби, просил о помиловании за то, что подписал чужие показания…
Но судившие его… «На основании… ст. ст. 219 и 320 УПК РСФСР Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила ЛАНГЕМАК Георгия Эриховича к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества…»20
Шатаясь, бывший конструктор вышел из зала заседаний. Конвой мог его не держать, не было необходимости. Доведенный побоями до полусумасшедшего состояния не станет никуда бегать и сопротивляться. И поэтому помкомвзвода лишь слегка подталкивал его в спину. Они дошли до скамеек, стоявших вдоль голых, плохо покрашенных стен. Конвоир рукой посадил осужденного на свободное место и, забрав следующего, увел его в зал суда. Военинженер смотрел вослед уходящему: им был Иван Алексеевич Ландин. Такой же «враг народа», как и он сам.
Остатками сознания осужденный стал хвататься за то самое прошлое, которое покоилось в глубине его души. Он вспомнил своих родителей, приехавших в Россию из Швейцарии и принявших русское подданство. Рано умершего отца, властную, но безумно любящую детей мать, считавшую, что все ее потомки должны быть только учителями. Двух сестер и брата. Ёлка погибла еще в империалистическую, когда медсанбат, где она служила, попал под бомбежку немецкой авиации и она была смертельно ранена осколком разорвавшейся бомбы.
Справка о приведении приговора о расстреле Г.Э. Лангемака в исполнение.