На смерть М. Е. Салтыкова-Н. Щедрина[534]Л. Я. А-в
Не стало Щедрина!.. Погасло яркое светило,
Нам путь к сознанью озарявшее в теченье многих лет!..
Своей сохой скосила смерть безжалостно, похитила могила
Того, кто был опорой нам, России – честь и свет…
Не стало Щедрина, борца великого, титана,
Который юмором возвышенным в нас разум шевелил,
Который в тьме невежества, средь душного тумана
Как факел яркий с высоты своей отечеству светил!..
Умел в язвительных словах, сквозь слезы, метко он смеяться
Над тем, что ближним пагубно, что счастью их вредит,
Умел он хищников клеймить, за правду смело заступаться,
И был всегда девиз его: «пусть всюду истина царит»!..
Умолк навеки он!.. Порвались струны дивной лиры,
Которых звук так мощно отражался в светлых всех умах,
Потух огонь Божественный, разрушен жертвенник сатиры,
Зловещей стала тьма кругом, тревожней стал наш страх…
Печальный час!.. Утраты скорбной горькое мгновенье!..
Какой чувствительный удар, какой тяжелый выпал нам удел!
Где сил добыть в беде, откуда черпать утешенье?
Со смертью Щедрина сатиры трон надолго опустел!..
Мир праху твоему, великий русский наш писатель,
Страны обширной и могучей верный, честный гражданин!..
Ты был наш страж-хранитель, славный, мудрый воспитатель,
Стремлений благостных учитель и мысли светлой властелин!..
Забыть тебя, твои труды, о верь, не сможет вскоре
Та Русь, тот край родной, в котором правде ты служил;
Где смелою борьбой, с огнем властительным во взоре,
Порок и ложь ты бичевал, не пожалев последних сил!..
Памяти М. Е. Салтыкова (Щедрина)[535]Д. Д. Безрукавников
Судьбы свершилися угрозы,
Ликует правды лиходей.
Нет Салтыкова, льются слезы
У скорбной родины моей.
Закрыт источник новой мысли:
Он недвижим в земле сырой,
И тучи черные повисли
Над зеленеющей нивóй.
Он гордо шел на бой с страстями,
Льстецов нахальных бичевал.
Он изнывал порой в печали,
Но правдой ложь не называл.
Он защищал труда идею,
Он жизни путь нам озарял;
Сатирой резвою своею
Больное сердце врачевал.
Но нет его уж между нами;
Лежит он нем и недвижим
В сырой земле. И славы знамя
Склонилось в горести над ним.
Памяти М. Е. Салтыкова[536]И. А. Бунин
Кончен путь. Засыпана могила…
Для могучего, для нового труда
Светлый ум и творческая сила
Не воскреснут больше никогда.
Кончен путь. Но кончен не бесплодно —
Смерть тебя застала за трудом:
До конца все так же благородно
Ты работал сердцем и умом.
До конца своим орлиным взором
Озирал ты родины простор;
И тяжелой грустью и укором
До конца светился грустный взор.
И пускай нередко упрекали
За твое глумленье над толпой —
Верь, что нет без злобы и печали
И любви, глубокой и святой…
Оттого-то тяжкая утрата
Вдвое всем покажется больней,
Всем, кому и дороги, и святы
Интересы родины своей…
И сегодня с искренней печалью
И с любовью скажет не один:
Мир тебе в могиле молчаливой.
Мир тебе, великий гражданин!
…
2-го мая 1889 года[537]П. В. Быков
Хранитель правды светлоокой
Под вихрем жизненным угас —
И муки горести глубокой
Объяли нас.
Мы лишь теперь сознали ясно:
Каким он светом был средь тьмы,
Какой души чудесной, страстной
Лишились мы…
К родной стране горя любовью,
И жаждой истины томим,
Он равнодушен был к злословью,
Неуязвим…
Купил он право обличенья
Ценою мук: страдальца грудь
Давно не знала облегченья, —
Тернист был путь.
Но тем путем, стопою твердой,
Он шел упорно до конца;
Своим святым призваньем гордый,
Будил сердца…
Звучала горько и сурово
Его карающая речь,
Смех отрезвляющий, громовый
Разил, как меч…
Язвил он речью ядовитой,
А сердце плавало в крови,
И в нем струею бил сокрытой
Родник любви…
Боец погиб… Тяжка утрата,
И никого на смену нет,
Кто б смог, сумел исполнить свято
Его завет!
«Родной земли отверзлися объятья…»И. А. Вашков[538]
Родной земли отверзлися объятья,
И прах того могила приняла,
Кого учителем считали люди-братья,
Чья речь была всегда правдива и светла;
Кто злу бестрепетно произносил укоры,
Кто речью твердою нас истине учил —
Навеки тот угас, сомкнув уста и взоры,
И под холмом могильным опочил.
И не раздастся вновь отзывчивое слово,
Нам дух будившее в теченье стольких лет,
Но что им сказано, то вечно будет ново,
И соблюдет народ учителя завет.
В своих учениках он жить не перестанет
И силы новые к работе призовет…
Венок великого бесследно не увянет,
И память славная века переживет.
На смерть М. Е. Салтыкова[539]Н. Г. Вучетич
Замолкло негодующее слово,
Звучавшее пророчески сурово,
Как громовой раскат в горах.
Потухла жизнь… и тесного союза
Порвалась цепь – осиротела муза.
Порок, подъемли в радости чело!
Ликуй, бича боящееся зло!
Увы, как тяжело сознанье, что не стало
Навеки нашего родного Ювенала!
У свежей могилы[540]Г. А.
Свершилось! Страж света отчизны
Под бременем муки угас,
Чьи долго неслись укоризны
На крыльях сатиры у нас!
Речей его дивная сила
Жгла долго людские сердца…
Свершилось! И примет могила
Холодное тело бойца!
Он родину славной душою
Серьезно, глубоко любил;
Он мучился общей тоскою,
Но твердо укор проводил
В мир пошлости, кривды, порока,
Где царствует тьма и разврат,
Где руку подъемлет жестоко
На брата заблудшийся брат,
Где льются потоками слезы
И стонет бедняк не один,
Где много мучительной прозы
И душу щемящих картин!
Под знаменем едкой сатиры,
Борясь за святой идеал,
Он язвы порочного мира
Могучим пером рисовал!
И видя все раны гнилые,
Все язвы родимой земли,
Сердца, ужасаясь, людские
Покойными быть не могли.
И грудь наполнялась тоскою,
И слезы «сквозь видимый смех»
Невольно струились порою
За общий постыднейший грех!
Речей его дивная сила,
Любви и страданья полна,
Все лучшие чувства будила,
Как будит природу весна!..
Все темные стороны жизни,
Пороки страшнее чумы
И боли родимой отчизны
Сатирой он вывел из тьмы!
Болея за наши невзгоды,
Он кровию сердца писал
И счастью родного народа
Все силы свои отдавал…
И дни проходили за днями…
Его сокрушала борьба
С обильными жизни грехами, —
И вот свершилась судьба!
Замолкли прекрасные звуки,
Склонилося знамя бойца,
И полны безвыходной муки
Любившие правду сердца!..
Свершилось! Под хладной землею
Ждет Щедрина вечный покой!..
Чье ж сердце не ноет тоскою?
Чьи очи не блещут слезой?
Он умер. Но речи святые
Достойны бессмертья венца,
И будут все дети России
Чтить память родного бойца!
Кто, мучаясь мукой народной,
Сражался за правду и свет, —
Тому за могилой холодной
Вовеки забвения нет!
«Забытые слова»[541]A. M. Жемчужников
Посвящается памяти Μ. Е. Салтыкова
Слова священные, слова времен былых,
Когда они еще знакомо нам звучали…
Увы! Зачем же, полн гражданственной печали,
Пред смертью не успел ты нам напомнить их?
Те лучшие слова, так людям дорогие,
В ком сердце чувствует, чья мыслит голова:
Отчизна, совесть, честь и многие другие
Забытые слова.
Быть может, честное перо твое могло б
Любовь к отечеству напомнить «патриотам»,
Поднять подавленных тяжелым жизни гнетом;
Заставить хоть на миг поникнуть медный лоб;
Спасти обрывки чувств, которые остались;
Уму отвоевать хоть скромные права;
И, может быть, средь нас те вновь бы повторялись
Забытые слова.
Преемника тебе не видим мы пока.
Чей смех так зол? и чья душа так человечна?
О, пусть твоей души нам память будет вечна,
Земля ж могильная костям твоим легка!
Ты, правдой прослужив весь век своей отчизне,
Уж смерти обречен, дыша уже едва,
Нам вспомнить завещал, средь пошлой нашей жизни,
Забытые слова.
«Угас царь мысли. Величаво…»[542]С. Захарьин
Угас царь мысли. Величаво
Склонилось гордое чело.
Минуло время русской славы,
Оно дало нам что могло.
Оно дало нам ряд великих,
Достойных памяти реформ,
Рабов несчастных полудиких
Поставив в сень законных норм.
Оно в историю России
Вписало светлый ряд страниц,
Родив в замену тирании
Плеяду славных, светлых лиц.
И в память русских поколений
Запечатлелась навсегда
Эпоха ряда возрождений
Шестидесятые года.
Ты был один из той плеяды
Великих граждан и людей,
Кто отдал все, не ждя награды,
На благо родины своей.
Но люди те сошли со сцены
Их свет, боровшийся со мглой,
Погас давно, им нет замены
В борьбе России вековой.
И ты один остался. Лиры
Великой долго звук стонал.
Но скорбный смех твоей сатиры
От сна рабов не пробуждал.
Среди всеобщей апатии
К делам страны своей родной
Один спасал ты честь России,
Один будил ты нас порой.
И нет тебя… Смежились очи,
Умолк твой смех, будивший нас.
Умолк навек. Под кровом ночи
Последний чудный свет погас.
«Сороковых годов боец неукротимый…»[543]В. Р. Зотов
Сороковых годов боец неукротимый,
Ты рано кончил свой тернистый, скорбный путь.
Тебя давно томил недуг неизлечимый,
Но сам ты не хотел, не думал отдохнуть,
Пока не кончен труд тяжелый, но любимый…
Не от телесных мук больная ныла грудь:
Ты мыслью мучился, забыв страданья тела.
Цель твоего труда понятна ль и ясна?
Чтоб оценить его, окрепла ль и созрела
В горниле опыта родимая страна?
Высокий подвиг твой, поверь, уразумела
И на него давно откликнулась она.
Как воин доблестный, боец родного слова,
Ты своего меча-пера не покидал,
Смерть вырвала его из рук твоих сурово,
И долгою борьбой измученный ты пал.
Но в избранных сердцах народа нам родного
Ты вечно будешь жить – наш высший идеал.
И не бесплодна здесь была твоя сатира,
Смех едкий отрезвлял застывшие умы
Среди вседневных нужд, дрязг мелочного мира,
Постыдных низостей, невежества и тьмы…
Тот смех спасительный – средь жизненного пира
Иль в годы тяжкие – не позабудем мы.
«Встречая мир весны цветущий и лучистый…»[544]А. Ф. Иванов
Встречая мир весны цветущий и лучистый,
С приходом майских дней, к прискорбию сердец,
Еще угас один светильник мысли чистой,
Против греховной тьмы не дрогнувший боец…
Таились ложь и зло, гордясь своим успехом,
В бесчестьи личных дел, а он, родной поэт,
Над пошлостью людской смеялся горьким смехом,
Смеялися и мы, смеялись много лет…
Невежество, разврат, корысть и тьму сурово
Он бичевал пером талантливым своим;
Навеки он умолк, но не умолкло слово,
Для чести и добра посеянное им.
Дай Бог, чтобы для нас опять на белом свете
Вступить могли в свои законные права
«Любовь к отчизне», «честь», «безгрешный труд», все эти
Со «светлой правдою» забытые слова…
Священных этих слов достойнейший ревнитель,
Свершая жизни путь с сердечной чистотой,
Бестрепетно стоял, как грозный обличитель,
На страже пред судом у истины святой.
Не встретит больше он родной весны сиянье
И не увидит он природы торжество,
Затмился свет в очах, и жаркое дыханье
Слетело навсегда с поблекших уст его.
Но все, что создал он, храня свою всю силу,
С восторженной поры, с благих ее начал,
Он не унес с собой в холодную могилу,
Он родине своей в наследство завещал.
С духовным творчеством, могучим и прекрасным,
Значенье и плоды великого труда
Сознательно поймут и взглядом беспристрастным
Оценят лучше нас грядущие года…
Памяти Щедрина[545]В. Н. Каверзнев
Недуг, сокрушивший великие силы,
Давно уже дал нам понять,
Что скоро объятья холодной могилы
Должны твое тело принять;
Что смерть неизбежная скоро сурово
Умчит тебя, словно поток,
Что скоро умолкнет могучее слово,
Каравшее смело порок…
И сердце в грядущее робко смотрело,
Но смерть, не замедлив, пришла, —
Пришла и взяла только бренное тело,
Но слов твоих взять не могла.
А эти слова-то и были сатирой,
Которою зло ты карал,
Которой ты все несветлое мира
Нещадно всю жизнь бичевал…
Теперь тебя нет. Над тяжелой утратой
Сойдутся поплакать твои все друзья…
Угас обличитель, не стало собрата, —
Редеет титанов семья.
В день похорон М. Е. Салтыкова[546]B. C. Карцов
Нет! тот не умер, кто живет в веках
Своею мыслью мощно-величавой;
Пред тем бессилен тленья жалкий прах,
Кто озарен немеркнущею славой.
И память Щедрина останется жива,
Что день – то все светлее и светлее…
Он нам твердил «Забытые слова»
Любви, добра, служения идее.
Клеймя разврат и славя чести высь,
Бичуя мир, корыстный и холодный,
Его призывы страстные лились,
И смех звучал открыто-благородный.
К святым теням еще святая тень
Прибавилась… Свершилось погребенье…
Рыдаем мы!.. Нам горек этот день,
Но в нем укор, но в нем нам поученье.
Михаил Евграфович СалтыковУ его гроба[547]Н. П. Кельш
Навек его сомкнулись очи,
Потускло гордое чело,
И мраком безрассветной ночи
Орлиный взор заволокло.
Он бодро шел путем терновым
Всю жизнь, наш славный богатырь,
Карая зло могучим словом,
Свой вещий взор бросая вширь.
Добра и правды светоч яркий,
Высокой чести идеал,
Любивший Русь любовью жаркой,
Он в ней неправду бичевал.
Его карающее слово
Не смолкнет и в дали веков:
Оно потомкам будет ново,
Как свято было для отцов.
Высоконравственные речи,
Не увядая, будут жить,
Звучать, как колокол на вече,
И совесть дремлющих будить.
Своей отчизной повсеместно
Он будет чтим, как доблий сын.
Свершив земной свой подвиг честно,
Почи, великий гражданин!
И у довременного гроба
Пускай замолкнут навсегда
Людская ненависть и злоба,
Былая зависть и вражда.
«Общей скорбью у этого гроба…»[548]В. А. Крылов
Общей скорбью у этого гроба
Отзывается наша беда,
Тут смолкает соперников злоба,
Утихает людская вражда.
Люди разной среды и стремлений
Русской жизни вся пестрая смесь,
Молодых, отжитых поколений
В общем горе все сходится здесь.
Так правдивое слово укора
И величья, и силы полно,
Что пред ним нет ни розни, ни спора,
Что для всех лучезарно оно.
Памяти М. Е. Салтыкова-Щедрина† 28 апреля[549]И. И. Лебедев
Царила всюду ночь… За дальнею горою
Потух заката луч…
Как призрачная тень вечернею порою,
Неслись громады туч.
И плыли облака покровом непроглядным,
Потоком волн седых,
А яркая звезда лучом своим отрадным
Смотрела между них…
На севере она, где небо чуть виднелось,
Бросала свет кругом
И солнышком дневным во мраке разгорелось,
Лаская взор лучом…
Учитель! Ты для нас был тою же звездой,
Светящей из-за туч безлунными ночами,
Мерцающей огнем, парящею над тьмой,
Ласкающей наш взор приветными лучами…
Возвышенной душой, сатирою своей,
Бичующей и ложь, и злобу прозябанья,
Ты к жизни пробуждал стремления идей,
Ты думой вразумлял усопшее сознанье,
Довлеющую скорбь глубоко разлагал
Отточенным мечом – анализом сатиры,
Осмеивал порок и смело разрушал
Отжившие свой век, но чтимые кумиры.
За внешностью твоей, холодною как сталь,
Таились без конца страдальческие слезы,
Отзывчивость на скорбь и жгучая печаль,
Великий идеал, возвышенные грезы!..
Ты силой обновлял усталые сердца,
Сгустившуюся тьму лучами разрезая,
Ты много обнажил кумиров от венца,
Пытливые мечты и думы пробуждая…
Но гений проблеснул зарницею вокруг,
Без времени сошел ты в вечную могилу, —
Таившийся в тебе болезненный недуг
Без времени сломил талантливую силу…
Угасла без поры светящая звезда,
Иссяк ее привет…
А тучи всё плывут… Сгустилась темнота,
Погас во мраке свет…
Сознание гнетет бессилье перед ней,
И тщетно смотришь вдаль…
Померкших без поры приветливых лучей
Душе глубоко жаль.
«Все меньше, меньше их, столпов родимой речи…»[550]В. С. Лихачев
Все меньше, меньше их, столпов родимой речи,
Глашатаев добра и красоты, —
И всё растут могилы да кресты:
Что год, то проводы, – и ни единой встречи!
Умолк и тот, чей грозный смех свистал,
Как бич, над нашими трусливыми сердцами,
И кто нам, бодрствуя заботливо над нами,
«Забытые слова» напоминал.
Умолк – и лишь теперь утраты нашей цену,
Всю скорбь ее познали мы вполне…
Нет отклика в зловещей тишине:
Умолк, навек умолк – и никого на смену!
На смерть М. Е. Салтыкова (Щедрина)[551]Сергей Минухин
Еще недуга горький плод!
Еще гроб труженика слова!
Рыдай, наш грамотный народ:
Не стало М.Е. Салтыкова!
Скончался он. Талант угас.
Погиб писатель без возврата.
Тяжел до боли скорбный час
Кончины дорогого брата!..
Сижу в раздумьи; дождь идет;
Я грустным ветра стонам внемлю;
И мнится мне: то слезы льет
Природа-мать сама на землю…
Щедрин скончался. Боже мой,
Как тяжелы два эти слова!
Из груди рвется стон больной:
Нет Щедрина! Нет Салтыкова!..
Мне горько, трудно мне дышать,
Грудь надрывается от боли…
Эх, поскорей бы зарыдать,
Иль умереть скорей бы, что ли?..
Памяти М. Е. Салтыкова[552]Г. Михайлов
Родина бедная, родина милая,
Мало ль пролила ты слез?
Доля твоя, как могила, унылая,
Доля развеянных грез!
Мало ль ты лучших сынов схоронила,
Носителей юной мечты?
Опять пред тобою сырая могила,
Опять на могиле цветы!..
Умер он… умер! закрылись орлиные
Честные очи в гробу,
Крылья повисли его соколиные…
Умер; не вынес борьбу.
С той неразумною, темною силой,
Где он, как факел, светил,
Все отдавая тебе, моей милой,
Все, не жалеючи сил!..
Встань же теперь над сыновней могилою,
Встань! помяни его, мать!
Много боролся он с темною силою, —
Больше его не слыхать!
Родина бедная, родина милая,
Мало ль пролила ты слез?
Доля твоя, как могила, унылая,
Доля развеянных грез!
«Да, смерть идет!.. Как мало ныне…»[553]Вас. И. Немирович-Данченко
Да, смерть идет!.. Как мало ныне
Осталось избранных у нас!
Еще один огонь, в пустыне
Путь указующий, погас.
А ночь темней сдвигает тучи,
Труднее путь, далек рассвет…
О, как ты нужен, вождь могучий
И зло бичующий поэт!
Ты знал мучительные годы!
Среди презренной суеты
Как жадно ты искал свободы,
Любви, добра и красоты!
Как ты хотел в душе у брата
Открыть хоть проблеск чувств святых,
Среди паденья и разврата
Найти источник вод живых.
И не нашел!.. И силой гневной
Исполнясь весь, как вещий гром,
Ты мир неправды ежедневной
Палил карающим огнем.
Среди бездушья и порока —
Твой смех носился грозовой,
И в нем сокрытые глубоко
Нам слезы слышались порой.
Огонь души твоей нещадно
Тебя же мучил и палил,
И им сожженный безотрадно
Ты очи гневные смежил.
Но всемогущи правды силы —
Над человеческой душой,
Заговоришь ты из могилы
Еще грознее, чем живой.
«Еще тяжелая утрата…»[554]Н. К. Никифоров
Еще тяжелая утрата,
Косой сверкнула смерть опять —
Сегодня славного собрата
Хоронит русская печать!
Весенний день шумлив и ясен,
Все жизнерадостно кругом,
А он, спокоен и бесстрастен,
Почил, объятый вечным сном…
«Орел лицейской стаи славной»,
Он светоч истины держал,
Бичом сатиры своенравной
Наш век клеймил и поучал.
Герои дня, житейской прозы
Страшились метких его стрел;
Он, сквозь невидимые слезы,
Смеяться весело умел.
Владел он редким дарованьем —
Сарказмом сразу убивать,
Одним словцом, одним названьем
Подчас весь тип обрисовать.
И мощь в словах его таилась,
Они вносили всюду свет;
В его сатирах отразилась
Вся наша жизнь последних лет…
Прости, поэт родного края!
Пред нами в этот скорбный день
Встает, пути нам озаряя,
Твоя увенчанная тень.
Спи мирно! Твой прекрасный гений
Могилу славой осенит,
И ряд грядущих поколений
Тропу к ней скоро проторит.
2 мая 1889[555]Вадим Ольгин
Хранитель правды светлоокой
Под вихрем жизненным угас,
И муки горести глубокой
Объяли нас.
Мы лишь теперь сознали ясно,
Каким он светом был средь тьмы,
Какой души чудесной, страстной
Лишились мы…
К родной стране горя любовью
И жаждой истины томим,
Он равнодушен был к злословью,
Неуязвим…
Своим путем стопою твердой
Он шел упорно до конца:
Своим святым призваньем гордый,
Будя сердца…
Звучала горько и сурово
Его карающая речь,
Смех отрезвляющий, громовый
Разил, как меч…
Язвил он речью ядовитой,
А сердце – плавало в крови,
И в нем струею бил сокрытый
Родник любви…
Боец погиб… Тяжка утрата,
И никого на смену нет,
Кто б мог, сумел исполнить свято
Его завет.
Памяти М. Е. Салтыкова (Щедрина)[556]Л. И. Пальмин
Угас Щедрин!.. Светильник многих лет
Затмила смерть, нахлынув мрачной тучей.
Пусть гроб его мыслитель и поэт
Кропят слезой, прощальный дав привет…
Но пусть огонь его сатиры жгучей
Горит в веках за гранью гробовой,
А искры те, что брошены им в жизни,
Блестят в красе негаснущей живой
Над нашею юдолью мировой!
Как дороги те искорки в отчизне!
Они горят негаснущим огнем…
Пускай страшна его сатира злая,
Но в ней любовь мы чистую найдем…
При тех лучах, друзья, вперед пойдем!
Они зовут, приветливо пылая…
Пусть лицемер с улыбкой на устах,
С притворною, слащавою любовью
Все хвалит, все в родных своих местах,
Но сколько лжи в его пустых словах…
Не сам ли он упитан братней кровью?
Старик Щедрин, угрюмый, желчный, злой!
Ты, сеявший огонь везде и всюду!
Знаком ли ты с притворною хвалой?
Нет! Ты, громя, болел своей душой,
Как честный друг страдающему люду…
Усопший вождь! Ты будешь с нами жив!
Не гасит смерть святое жизни пламя…
Твой прах слезой сердечной оросив,
Мы понесем среди родимых нив
В веках тобой развернутое знамя!
На могилу Салтыкова-Щедрина[557]Леонида Π…а
Не личное счастье тебя привлекало:
Ты жил и боролся со злом – за других.
И сердце твое за других лишь страдало,
За немощных духом, за ближних твоих…
И смело, и сильно порок обличая,
Ты в людях старался сознанье будить;
На наши запросы ты, нам отвечая,
Свет чистый вокруг нас пытался пролить…
И что же?.. Быть может, борьбой изнуренный,
Ты раньше, чем надо, в могилу сошел.
Лишь там, за могилой, твой дух окрыленный,
Быть может, отраду и счастье нашел…
А зло не исчезло… Как бремя мирское,
Оно, как и прежде, живет и живет;
Но дело твое – это дело святое,
И память о нем никогда не умрет!
Вспомни и помниГраф Д. А. Толстой и М. Е. Салтыков-Щедрин[558]Р. И. Романовский
Смерть смертных люта и дивна лишь в том,
Что с нами ходит закрытым путем;
Собственно строги ее уставы…
Не щадит жизни, ни смертных славы.
«Немилосерда смертных – секира».
В трепете поет всемирна лира:
«Бог для нас слабость дал правосудно,
Ведет слепоту к блаженству чудно!»
Он жнет смертельным мечом созданья,
Те беспощадны видим деянья,
Что мрут святые, и мрут пророки,
А не мрут гнусны наши пороки.
Сколько героев тут на сем свете
Пало, в Старом и в Новом Завете…
От Моисея до трона Софии,
И от Владимира в нашей России.
Видим и теперь смертельны грозы,
Что во гроб пали – лавры и розы.
Цвет незабудок – министр граф Толстой,
И Щедрин (духом), вечный им покой…
Щедрый издатель[559] духовной жизни
С просветителем неукоризны
Трудились вместе доброму делу,
В борьбе и слегли – в одну неделю;
И представились Богу – в небеса:
Граф, в половине пятого часа
Двадцать пятого апреля угас[560].
Щедрин, в пятницу – у четвертый час ‹!›.
Велики, жалки наши недуги
Видим светлейших лиц нам услуги —
Видим заботы и их старанья
В кровавом поту, их те деянья:
Граф, беспощадно к себе относясь,
У Царскосельском лицее учась,
Теряя юность, кончил курс наук
В сорок третий год. К пользе наших внук
В виду косневших бразд аварии
Граф ведет службу в канцелярии
Императрицы – в прахе – Марии,
Клоня всю пользу на благо России.
В сорок восьмом граф издал славных
Две истории: иностранных
Исповеданий в «русских владениях»
И о финансовых учреждениях.
Но мало того. В пятьдесят третьем
Был директором (еще при этом
В канцелярии Морских ведомств-прав
Издал министерству Хозяйства устав).
В шестьдесят третьем, благо и то знать,
Граф департаментом стал управлять
По народному просвещению,
Где встретил разлад «к сожалению»…
Ибо Руссь ‹!› нуждалась в подготовке,
Как девица в свадьбе, по помолвке;
А после ж нужны жизни программы,
Граф все то видел как в панораме ‹!›.
Хотя назначен был в комиссию ‹!›
Членом, в сенате, выполнять миссию
Над преступниками государства, —
Но не в том пользу извлек для царства.
В том же году выбыл за границу.
Бросил Руссь так, как жених девицу.
И выпустил труд en Paris ici:
Le Catholicizme Romain en Russie.
И вот сей ангел патриотизма,
Русской славы и ефиризма
В области истории (и знаний)
Тех иностранных исповеданий
Обратил внимание государя́ —
Получает в дар степень докторá
В Лейпцинского ‹!› университета.
Автор – за солидный труд поэта,
В шестьдесят пятом Руссь ликует тост:
Граф, возвратившись, занимает пост
Обер-прокурором в Святый Синод.
Лелеет питомцев… русский народ.
В шестьдесят шестых годах, наконец,
Нам в другой сфере сияет венец:
Граф, с милостивых соизволений,
Министром народных просвещений.
Граф Димитрий Андреевич Толстой,
Был администратор Русси святой, —
Вверг чувства, совесть под стопы трона:
А сам основах тонул закона ‹!›…
Делясь с желаньем царской науки,
С Его тяжестью… сердечной муки,
В званье министра служил поныне;
Дал плодотворности грустной пустыне…
Всю жизнь работал, страдал как в огне:
И смотрел благо как внутри, так вне.
Где ж непреклонность граф покорял,
Щедрин в сатирах нас ободрял.
Литературну специальность сил
Девятнадцатый для нас век явил.
Двадцать шестого года в январе
В пятнадцатый день – в Спас-Угол селе
Калязинского уезда – один
Тверской губернии – помещика сын:
Михаил Евграфович Салтыков —
Щедрин, издатель словесных штыков.
Достиг семи лет, и в тогдашний век
Его крепостной учил человек,
Живописец Павло: аз и буки,
Дав по методу указку в руки;
И в день рожденья начал подвиг свой.
С тридцать третьего по тридцать шестой
Год учащийся здесь изобрел маршрут
У Московский дворянский институт;
И в третьем классе, с отличным знаньем,
Щедрин – домашним образованьем
Сдержал экзамен. – А в тридцать восьмом
В Царскосельском лицее учеником.
Тут в третьем классе герой в натуре
Почувствовал страсть к литературе;
Наука, сблизя ту цель с предметом,
Стал поневоле светским поэтом.
Он с юных лет стал лечить недуги…
Ценя светлейшие труды, услуги,
Щедрин не желал от смертных славы,
Ибо кто с лихвой перед Богом правый?
Глас вопиющий возник в пустыне.
Кто б из нас того не сделал ныне?
Монологи строк, когда являлись,
То контрабандой его пленялись:
Сперва признали его скаредным,
Потом назвали полезно-вредным…
Как представляет сей материал,
Смех, стыд, страх и плач – скромный идеал.
Щедрин в сатирах пороки плавил;
Граф, вырывал их и корнем вверх ставил.
Но на тех корнях листья являлись,
Оба героя горько смеялись…
Смех, солидарных являл две страсти:
Граф злу смеялся с полета власти;
Но Щедрин стоял гораздо ниже,
Знал их характер и нравы ближе.
Он, в теплых чувствах брата фальшь плавил,
Систематично на показ ставил:
Плод эгоизма, его недуги…
Благоприятно влагал услуги.
Дальше его жизнь кто хочет знать,
Из его ж стихов все может узнать;
Он писал, умер с пером у руках, —
А мы с ваяньем умрем на устах.
На поле брани, два вождя пали…
Чем же труды их мы оправдали?!
Мрут трудолюбцы, и мрут пророки:
Спрашивают нас —
…
…
Салтыков-Щедрин, министр граф Толстой,
Вечная память, вечный им покой.
Стоят два мужа перед Богом – рядом —
От сего мира с новым докладом,
В нем есть статья и о смертных горе…
Но что пороков!.. как волн у море.
Значатся бунты, капризы, сварька,
И разноверцев большая свалка,
Суя в святыни плеядный смех,
Не признавая, что это за грех.
Смоем слезою свою грязь с тела,
Нас ожидает рубашка бела,
Русское сердце дорожит ею…
Царь-благодетель! Обдень нас нею.
Прости!..П. Степанов
Памяти Михаила Евграфовича Салтыкова[561]
Замолкла смелая сатира!..
Лежит он нем и недвижим;
Поэта плачущая лира
Звучит рыданьями над ним…
Кто нас будил от вредной спячки?
Чей голос правду говорил?
Кто наши общие болячки
Сатирой трезвою лечил?
Кого мы ревностно читали?
Кто был бессмыслицы грозой?
Кому так чутко мы внимали?
Кого любили мы душой?..
Кто – век отжившей, полинялой,
Бездушной формы был бичом?
Кто для застывшей мысли вялой
Был согревающим лучом?
Кто ненавидел мрак и тину?
Кто честно обществу служил?
Кто жизни яркую картину
В своих твореньях отразил?
То – наш писатель незабвенный,
Один из светочей земли…
Лежит холодный он, смиренный,
И думы скорбные легли —
В минуту смертную застыли —
На мертвом мраморном челе…
И тот, чьи руки нас будили,
Теперь в гробу спит на столе.
Чем мы его разбудим?
Дело
Он нам живое завещал…
И вы, бойцы, боритесь смело!
Он вам дорогу указал…
Бичуйте грязную трясину
Людских пороков и страстей!
Наросты, пыль и паутину
Снимайте с мыслей и идей!
Сильнее жизни пульс забьется,
И разум глупость победит…
В своей могиле он проснется —
Из гроба вас благословит…
Так плачь же, Русь! Его нет с нами!
Его могила уж готова…
Нам не вернуть его слезами…
Мы потеряли Салтыкова!..
Космополитка[562]Л. Η. Трефолев
С насмешкой шаловливою она меня спросила:
«Ты страстно любишь родину, но в ней какая сила?
Зачем ты в „Пошехонии“ замкнулся, как улитка?
Ищи „Всемирной Родины“, как я – космополитка.
Клянусь, что ubi patria (с условьем) ubi bene[563],
Что в жалкой „Пошехонии“ тоскливей трупов жить, чем в Вене!
Хочу обнять живых людей, а не мильоны…
Всего ужасней для меня почтенный город Глупов.
Найду святую родину на „Выставке“ – в Париже,
А ты… блуждайся в трех соснах: они для сердца ближе!
Старушка Пошехония мрачна и бестолкова…
Читай о ней правдивые сказанья Салтыкова!» —
«Читал я их внимательно с мучительной любовью,
И сердце обливалося не раз горячей кровью…
Но знаешь ли что, милая? – Поэт-сатирик губит
Не все давноминувшее. Он многое в нем любит.
Он в мертвой Пошехонии нашел живую душу.
…Я верю в „Пошехонию“. Я за нее не трушу.
…Сатирик наш казнит порок законно и сурово,
Но честно шлет привет всему, что живо и здорово…
Отсюда страшно далеко до светлой Палестины,
Но в „Пошехонской старине“ есть чудные картины!
Космополитка! Верь, не верь, но поклянуся солнцем,
Что и оно взойдет весной над бедным пошехонцем.
Тебе не нравится у нас? – останься за порогом!
Я помолюсь и без тебя в лесу моем убогом
О том, чтоб солнышко взошло, разрушив льда оковы,
Чтоб не погибла та страна, где живы Салтыковы…
…Они воспели, без хвалы, край пасмурный, но милый…
О них молиться буду я и здесь, и за могилой!»
Памяти сатирика М. Е. Салтыкова[564]Л. Н. Трефолев
Вы, белые, сверкающие ночи,
Потухните! Пою не о весне.
Не хочется воспеть мне звезды, очи, —
Петь не могу о зорьке и луне:
Пусть запоют другие, кто охочи,
А я пою тоскливо, в полусне,
О том, кто нас будил сатирой чудно…
…Зачем он спит навеки беспробудно?
Торжественно он мог бы загреметь,
Как колокол, спасительно звенящий,
Чтоб Русь могла добро уразуметь,
Чтобы узрел слепец, во тьме ходящий,
Где свет и мрак? Где золото и медь?
Где здравствуют и где лежит болящий?
…Болящих тьма. Но умер Знахарь. Мы
Скитаемся среди весенней тьмы.
Мы – нищие душою. Мы жестоки.
Мы падаем пред золотым тельцом.
У нас в душе укрылися пороки,
Казненные великим мертвецом.
Он был пророк… Придут ли вновь пророки
С тоскующим, карающим лицом, —
Не ведаю… Но, сердцем не торгуя,
Почтить слезой сатирика могу я.
Венок сонетов на могилу М. Е. Салтыкова[565]Вс. Е. Чешихин
Тебе венок, сплетенный из созвучий!
Пусть он лежит на камне гробовом
Благоуханный, яркий и живучий!
Не вянет он под солнечным лучом,
Не обрывает вихрь его летучий.
Прими его. Цветы и лавры в нем,
И перевит дубовым он листом,
И меж лилей змеится терн колючий.
Как символ славы, доблести твоей,
Гражданственных и мировых скорбей
Пусть он украсит милую гробницу…
О, вознеси мой дух от суеты,
И вдохновенья в нем зажги зарницу!
Тебе мои все лучшие цветы!
Тебе мои все лучшие цветы!
Кому ж, как не тебе? – Мы так глубоко
Скатились в грязь духовной нищеты —
И нет тебя, великого пророка!
Ты нас будил. Твой голос с высоты
Над нами несся вольно и широко,
И светоч твой был страшен для порока,
И мы своей стыдились наготы!
Но кто тебя сменил, незаменимый,
Страдающий, любящий Прометей.
Отверженный и горячо любимый?
Гиганта меч подымет ли пигмей?
Утешится ль в потере неминучей
Отчизна-мать, о гражданин могучий?
Отчизна-мать, о гражданин могучий,
Тебя любила: был твой меч остер,
Когда врагов ты поражал, кипучий,
Но лишь один ты бился! О позор!..
Я видел: дуб в венце зеленых сучий
Был окружен лозой гнилой, ползучей.
Объятья он над нею распростер
И звал к себе на волю, на простор.
Я думал: «Богатырь! склонись уныло
Своей главой, сияющей в лучах!
Лозе убогой ты внушаешь страх!
То молодое племя слабо, гнило»!..
Отчизна-мать несет тебе цветы,
Слагает их у гробовой плиты!
Слагает их у гробовой плиты
И горько плачет: где ее надежды,
Ее сыны, опоры и щиты?
Еще один сомкнул навеки вежды!
Кто выведет на свет из темноты?
Уже не те ли злобные невежды,
Что мудрецам готовят лишь кресты,
Чтоб жребием их поделить одежды?
О горе, горе! Кто сменит тебя?
Не погубила ль смерть, вождя сгубя,
И строй его, ничтожный и зыбучий?..
Но даже чисто, пламенно скорбя.
Я выражу ль порыв печали жгучей? —
Я знаю, слаб мой стих, мой стон певучий!
Я знаю, слаб мой стих, мой стон певучий.
Нет! Не поймет мечтательный певец
Тебя, пророк, мыслитель и боец!
И может ли понять цветок пахучий,
Долины тихой радостный певец,
Всю красоту скалистой, грозной кручи,
Вздымающей угрюмый свой венец
Под стрелами молниеносной тучи?..
Но кто ж тебя достойно величал?
Лились слова и слезы над могилой,
Но голос правды смело ли звучал?
Звучал ли гимн надежды с чудной силой? —
Нет, наши музы робки и пусты,
И не воспет, оплакан только ты!
И не воспет, оплакан только ты!..
Не странно ли певца негодованья
Слезою чтить, слезою сироты,
Исполненной бессильного страданья?
Не погребальный гимн и не рыданья, —
Пусть льется песнь от сердца полноты
Бесстрашия, хвалы и упованья,
Восторга песнь у гробовой плиты!
Такая песнь слышна порой чрез звуки
Твоих скорбей! Не ты ль вплетал, певец,
Цветы веселья в мрачный свой венец,
В венок терновый, скорби, гнева, скуки
Багривший кровью строгие черты,
Но в том венке довольно красоты!
Но в том венке довольно красоты!
Язвил чело он также Ювенала!..
И желчию, и кровью залиты
Сердца обоих! Вас всегда терзала
Одна печаль! И жертвой клеветы
Вы были оба! Если ж распускала
Все паруса его сатира, ты
Их подбирал: их буря разрывала!..
И замолкал ты, в гневе и тоске,
Тогда вдвойне твоя болела рана,
И света ты не видел из тумана,
Нависшего вблизи и вдалеке…
Ты видишь ли потомка взор могучий?
Блистает он слезою чистой, жгучей!
Блистает он слезою чистой, жгучей,
Которая прожжет скрижаль времен,
Твое отметит имя в пестрой куче
Блистательных, заветнейших имен! —
Но что для нас той славы шум и звон?
В пустыне жизни где наш ключ гремучий,
Твой вдохновенья ключ? Иссякнул он!
Кругом же нас – песок один горючий.
Иль нет, кругом – стоячая вода,
Сцепленная броней сплошного льда,
Нет солнца сверху, снизу нет движенья,
Лишь греза чуть шевелится со сна…
Пророк скончался в дни оцепененья!..
Забвеньем смерть могуча и страшна!
Забвеньем смерть могуча и страшна
Тому, кто был «забытых слов» учитель,
Был ревностный и пламенный служитель
Всего, чем жизнь для мудрецов красна.
Страшит ли гроба тесная обитель
Того, кому и жизнь была тесна?
Как побежденный, так и победитель
Вслед за борьбою жаркой алчут сна.
Но умирать вождем на поле брани
В тот миг, когда колеблется судьба
И предсказать еще нельзя заране,
Чем кончится неравная борьба, —
Такая дума омрачит кончину
Бесстрашному герою-исполину!
Бесстрашному герою-исполину
Не жизнь мила, не славы тень и дым
И не покой: источник гор долину
Не украшает озером немым, —
Но скачет он с стремнины на стремнину,
Борьбы стремленьем полон он святым,
И ищет он, герой и пилигрим,
Таинственную истины пучину.
О, если бы он тысячи ручьев
С собой увлек невольно по дороге —
Но где ж они? А путь далек, суров…
И в очи смерти богатырь в тревоге
Глядит: пришла не вовремя она!
С ней крадется забвения волна!..
С ней крадется забвения волна,
И если мы его забудем, ляжет
На совесть нашу тяжкая вина!
Теперь он мертв. Он ничего не скажет,
Не опровергнет. Смерть его развяжет
Язык лжецу – пигмею не грозна
Богатыря могила – не уважит
И праха он… О, будь ему верна
Отчизна-мать, и доблестному сыну
С предательством позорным не готовь
Забвения вторичную кончину!
Щадят забвенья волны лишь любовь.
Кто позабыт – не выплывет уж вновь:
Волна влечет в бездонную пучину!
Волна влечет в бездонную пучину
Певцов угрюмых гнева и скорбей,
Спускающихся в темную долину
С скрижалями в сиянии лучей,
И гениев, подобных Аладдину,
С волшебной лампой творчества детей,
То строящих, то рушащих храмину
Мечтания, по прихоти своей!
Но сами дети, любим мы поэтов.
Для нас пророки – род ходячих книг,
И мы не чтим великих их заветов.
Над их могилой плачем мы. Но миг —
И мы уже забыли без помину
Святую нашу, чистую кручину!
Святую нашу, чистую кручину
Да сохраним в душе своей, пока
Мы чувствовать способны хоть слегка
Страны родимой горькую судьбину!
Была б жива печаль по гражданину,
И грусть отчизны станет нам близка —
Она наполнит сердца нам пучину.
Как ночь тиха, как море глубока.
И, может быть, полны народным горем,
Упавший светоч правды и ума
Подхватим мы – и снова дрогнет тьма!..
С забвением, о други, мы поспорим!
Безжалостна великая волна!..
Но мой венок да пощадит она!
Но мой венок да пощадит она!..
Ничтожен он – хоть есть и в нем заслуга.
Когда толпа беспечна, холодна,
Сильней звучит сердечный голос друга, —
И, может быть, душа, хотя б одна,
Из тишины ленивого досуга
Пробудится, воспрянет без испуга
И возгорится пылом Щедрина!
Да будет он бессмертия залогом,
Венок мой скромный, – ясный и живой,
Пусть он лежит пред вечности порогом!
Пока забыт не будешь ты молвой,
Не будет вянуть мой венок пахучий!
Тебе венок, сплетенный из созвучий!
Тебе венок, сплетенный из созвучий!
Тебе мои все лучшие цветы!
Отчизна-мать, о гражданин могучий,
Слагает их у гробовой плиты!
Я знаю, слаб мой стих, мой стон певучий,
И не воспет, оплакан только ты, —
Но в том венке довольно красоты:
Блистает он слезою чистой, жгучей!
Забвеньем смерть могуча и страшна
Бесстрашному герою-исполину!
С ней крадется забвения волна!
Волна влечет в бездонную пучину
Святую нашу, чистую кручину —
Но мой венок да пощадит она!
Отошедшим[566]K. M. Фофанов
Отходят старые глашатаи свободы
Под своды вечные, под гробовые своды,
И лавры провожают их.
И смерти торжеству внимает скорбь живых!
Они родилися в мятущиеся годы,
В дни предрассудков вековых!
В те дни, когда еще зарей освобождения
Не озарялся мрак отчизны дорогой…
При них порвалися гнилого рабства звенья,
От них повеял дух благого просвещения
Над пробужденною страной.
Понятна их борьба, разумна их тревога,
Благословен их трудный путь.
Страдая и любя, они творили много —
Их есть чем помянуть!
А мы! Мы, робкое, больное поколенье,
Смирив в своих сердцах пытливое волненье,
Мы всё хотим простить и всё благословить,
Но цель потеряна, кумир давно разрушен;
Мы к миру холодны, и мир к нам равнодушен…
Мы не умеем жить!
«Со злом общественным в борьбе…»[567]А. К. Шеллер-Михайлов
Со злом общественным в борьбе,
Карая подлости заразу,
Всю жизнь он верен был себе
И не свернул с пути ни разу.
Во дни уныния и слез
И боль физических мучений,
И пытки нравственные снес,
Не ослабевши, этот гений.
Бича сатиры до конца
Его рука не опустила.
И смерть лишь на уста бойца
Печать молчанья наложила.
2-го мая 1889 г.[568]В. Р. Щиглев
Опять толпа… опять могила!..
Сатиры русской цвет и соль
Смерть беспощадная сразила —
И в сердце чувствуется боль…
Тоска утраты сердце гложет!
Упавший бич – кому поднять!
И разве праздным быть он может?
И разве некого карать?
Как будто… но сильнее слóва
Мысль страшно ясная одна:
Среди живых – нет Салтыкова,
Среди живых – нет Щедрина!
Памяти М. Е. Салтыкова[569]П. Я
Нива ты русская… Нива родная!..
Добрый твой пахарь погиб, дорогая;
Лег он, как колос, косою подсеченный,
Бурей житейской в конец изувеченный.
В рыхлую грудь твою долгое время
Сеял он доброе, славное семя,
Лелеял заботой, трудом он тебя,
Лелеял, берег, как родное дитя.
Нива ты русская… Нива родная!
Пахаря нет у тебя, дорогая;
Вновь ты над грудью широкой своей
Его не услышишь могучих речей.
На смерть М. Е. Салтыкова[570]И. И. Ясинский
Пустынен мрачный небосклон,
Умолк последний гром сатиры…
Уж не раздастся гневный стон
Суровых струн угрюмой лиры.
Уста, пылавшие грозой,
Уже не бросят нам укора;
Поэту тесен гроб немой, —
И в жизни он не знал простора.
«О, братья: смерть его – тяжелая утрата…»[571]Неизвестный автор
О, братья: смерть его – тяжелая утрата.
Ведь в наше время рабства и цепей,
Доносов, клеветы и грубого разврата —
Ужасно лучшего лишиться из людей…
Когда одни глядели равнодушно
На царство тьмы, на произвола гнет,
Другие от борьбы бежали малодушно,
Поэт и труженик, он бодро шел вперед,
И шел вперед всегда дорогою прямою,
Невежество и ложь открыто порицал,
И полон был он верою святою
И детски чистою в заветный идеал;
И черпал в вере той великие он силы
Для битвы с пошлостью, с обидной клеветой…
Он напоминал уж на краю могилы
Великие слова, забытые толпой. —
Великие слова, забытые постыдно…
И нет его уже… язык клеветника
И тут не замолчал. И горько, и обидно,
И больно за него, «святого старика».
Памяти М. Е. Салтыкова[572]Неизвестный автор
Борец идеи, бич разврата,
Сатирик вещий опочил…
Суровым гневом весь объятый,
Он мощно гидру зла клеймил.
Все отразивши в долгих думах,
С насмешкой горькою своей,
Он пел иудушек угрюмых,
Он пел «умеренных» людей.
Он с грустью видел в пошехонце
Родной дремóты идеал,
Погрязшим в тьме твердил о солнце
И перлы смеха расточал.
Он встретил тернии – не розы,
Паря душой от праха ввысь,
И сквозь невидимые слезы
Раскаты хохота лились.
И умер он!.. Его кончине
Готово зло рукоплескать…
И нет его!.. Кому ж отныне
Нам с тайным трепетом внимать?!.