Мао надеялся, что Хрущева сочтут миротворцем, а его самого — антиподом советского лидера, но получил удар с самой неожиданной стороны. За две недели до парижского саммита над Россией был сбит американский самолет-шпион U-2. Когда президент Эйзенхауэр отказался принести извинения, Хрущев демонстративно покинул встречу, и саммит провалился. Пекину пришлось похвалить Хрущева за жесткую позицию.
Агрессивность Хрущева по отношению к США грозила расстроить планы Мао, но он все равно рвался вперед, и удобный случай не замедлил представиться — съезд Всемирной федерации профсоюзов, который начался в Пекине 5 июня 1960 года. Это была самая важная международная встреча, когда-либо проходившая в Китае с тех пор, как Мао пришел к власти. На ней собрались участники из шестидесяти стран: делегаты от правящих коммунистических партий и активные члены профсоюзов со всех пяти континентов из тех, кто не раболепствовал перед Москвой. Мао мобилизовал всех своих высокопоставленных соратников на жесткое противостояние Москве. Они должны были утверждать, что мирное сосуществование — обман и, «пока существует капитализм, войны не избежать». Французы и итальянцы, близкие к позиции Хрущева; были обособлены и заклеймены «прислужниками империализма». Итальянский делегат Витторио Фоа рассказал нам, что «враждебность китайцев так действовала на нервы, что итальянцы боялись за свою жизнь и старались держаться вместе». Агрессивность китайцев шокировала даже делегата Албании, Того Нуши, который в узком кругу называл их бандитами[133].
Китайцы «плевали нам в лицо», отметил Хрущев. Москва рассматривала эту встречу как начало китайско-советского разрыва. Как и ЦРУ. Две недели спустя исполняющий обязанности директора ЦРУ Чарлз Кейбелл заявил в Совете национальной безопасности: Китай на этой конференции «столь вызывающе вел себя по отношению к руководству СССР, что у Хрущева не было выбора». До тех пор противоречия между Москвой и Пекином тщательно скрывались коммунистами, и многие сомневались в том, что разрыв действительно произошел.
21 июня Хрущев обратился к коммунистическим лидерам из пятидесяти одной страны, собравшимся в Бухаресте. Он доказал несостоятельность утверждения Мао о том, что к социализму можно прийти только военным путем. «Для всемирного триумфа социалистических идей не нужна мировая война. Только сумасшедшие и маньяки могут сейчас призывать к новой мировой войне, в которой, — мрачно произнес он, — миллионы людей могут сгореть во вселенском пожаре». Однако «здравомыслящие люди» составляют «большинство даже среди самых заклятых врагов коммунизма». То есть Хрущев почти открыто назвал Мао сумасшедшим и объявил, что сосуществование с Западом предпочтительнее продолжения союза с Мао. «Вы хотите господствовать над всеми, господствовать над всем миром», — сказал Хрущев в частной беседе китайскому делегату Пэн Чжэню. Также он обратился к китайцам: «Если вы так сильно любите Сталина, почему бы вам не забрать его тело в Пекин?» Своим соратникам он говорил: «Когда я смотрю на Мао, я вижу перед собой Сталина, точная копия».
Продолжая отстаивать точку зрения Мао, Пэн Чжэнь понял, что остался в одиночестве. «В Бухаресте мы оказались в изоляции, — заметил Мао. — Там не было ни одной партии, которая поддержала бы Китай. Даже… Албания». Изоляция и резкая атака Хрущева застали Мао врасплох. В таких обстоятельствах раскол только ухудшил бы положение, а Мао все еще нуждался в российских военных технологиях. Хрущев категорически не соглашался с агрессивной политикой Мао, и тому пришлось отступить.
К этому моменту пелена окончательно спала с глаз Хрущева. Вернувшись из Бухареста, он немедленно приказал отозвать из Китая всех — а это больше тысячи — советских советников и прекратить помощь в строительстве 155 промышленных объектов, самых далеких от завершения.
Мао просчитался. Русские нанесли ответный удар в самый неблагоприятный момент. Хотя китайские ученые получили технологии для создания атомной бомбы, русские не успели до конца поделиться специальными знаниями по производству системы доставки — ракет. Китайцы спешили. Ученые получили приказ, не упуская ни минуты, до отъезда русских всеми правдами и неправдами добыть у них информацию. Для советских ученых были организованы вечера и приглашены певички и танцовщицы, которые должны были напоить их и задержать на танцах, а в это время их чертежи и записи перефотографировались. Но, даже несмотря на это, в ракетной программе и всей программе превращения Китая в супердержаву начался хаос. Страстное желание Мао стать великим мировым лидером и конкурентом Хрущева не привело к успеху.
Мао пришлось отступить. Когда в ноябре представители восьмидесяти одной коммунистической партии собрались в Москве, китайцы выразили готовность к примирению. Мао собственной персоной явился в советское посольство в Пекине в годовщину большевистской революции, а также отправил Хрущеву льстивые поздравления с Новым 1961 годом. В общем, кое-какое примирение состоялось. В конце концов русские продолжили оказание помощи Китаю по завершению 66 из 155 неоконченных промышленных объектов. Но Мао так и не получил того, чего он желал больше всего, — возобновления сотрудничества в области последних военных технологий.
Десятки крупномасштабных проектов были отменены. Позднее Мао винил в этом голод, который сам же создал и который, по его утверждению, разрушил китайскую экономику. Этому его утверждению в Китае верят по сей день. В действительности расторжение договоров должно было облегчить голод: Китай теперь мог экспортировать меньше продовольствия.
Однако вместо того, чтобы дать китайцам передышку, Мао нашел новый способ растрачивать продовольствие. Он настоял на продолжении эскпорта, чтобы выплатить долги России досрочно — в течение пяти лет, а не шестнадцати, как позволяли соглашения. Он пошел на это, зная, что Россия нуждается в продовольствии, а китайские поставки составляли две трети в российском продовольственном импорте. Продолжая осуществлять поставки в прежнем объеме, он поощрял зависимость России от китайского продовольствия, надеясь, что Хрущев продаст ему больше того, что он хочет. Уже потом Мао придумал легенду, будто Хрущев заставил его платить долги в голодное время и это явилось одной из главных причин голода в Китае. На самом деле, как категорически заявили на брифинге постмаоистские китайские лидеры, «Россия даже не просила выплачивать долги», не говоря уж о каком-то «давлении» на Китай. Именно Мао настоял на досрочных выплатах.
Советский посол в Пекине в то время, Червоненко, рассказал нам, что получил из Москвы инструкции отказаться от китайского продовольствия и что Россия иногда не принимала партии зерна. Русские прекрасно знали о страшном голоде в стране. «Не нужно было проводить каких-то специальных исследований, — говорил Червоненко. — Достаточно было проехать по дороге из аэропорта. На деревьях не было листьев». Однажды, когда китайцы сказали, что собираются увеличить поставки мяса, русские недоуменно спросили: «Каким образом?» И получили ответ: «Не ваше дело!»
Хрущев не только не требовал ускорять выплаты, но и проявил поразительное понимание ситуации, даже пересмотрел курс юаня к доллару в пользу Китая. Согласно российскому источнику, это уменьшило задолженность Китая России на 77,5 процента. В феврале 1961 года Хрущев предложил Мао миллион тонн зерна и полмиллиона тонн кубинского сахара. Сахар Мао купил, но от зерна отказался. Не из гордости. Он просто ухватился за предложение Хрущева предоставить технологии и экспертов для производства истребителей Миг-21С.
Следующие два года тактика Мао состояла в том, чтобы цр дать Кремлю перекрыть поток помощи, поскольку он надеялся получить доступ к военным технологиям, но в то же время он продолжал оскорблять Хрущева по любому поводу, даже из-за Берлинской стены — самого яркого символа холодной войны. Один восточногерманский дипломат, находившийся тогда в Пекине, рассказал нам, что, когда 13 августа 1961 года была возведена Берлинская стена, Чжоу Эньлай прямо заявил восточным немцам, что Мао видит в этом признак «капитуляции Хрущева перед американскими империалистами».
Мао оказался очень хитрым клиентом, и Хрущеву перед каждым важным шагом приходилось быть начеку. В октябре 1962 года Хрущев тайно разместил на Кубе ядерные ракеты — самое его авантюрное предприятие за все десятилетие нахождения у власти и пик его «антиимпериализма». Вступая в опасную конфронтацию с США, Хрущев хотел быть уверенным, что Мао не воткнет ему нож в спину, и решил бросить Мао кость, причем большую: Кремль благословил Китай на нападение на Индию, хотя тем самым Москва предавала интересы Индии, главного дружественного государства, которое Хрущев обхаживал.
Мао уже давно планировал войну с Индией из-за приграничных территорий. Китай отказался признать границы Индии, определенные Британией в колониальные времена, и настаивал на их пересмотре или, по крайней мере, на легализации границ между двумя теперь уже суверенными государствами. Индия считала, что границы давно установлены и пересмотру не подлежат, и обе стороны зашли в тупик. В мае — июне 1962 года Пекин тихо готовился к войне. Чжоу впоследствии рассказывал американцам, что «Неру вел себя очень самоуверенно… а мы пытались сбить с него спесь». Но Мао осторожничал с началом войны, волнуясь за безопасность ядерного полигона в Лоп-Норе в Северо-Западном Китае, который был вне радиуса действия американских самолетов-шпионов U-2, базировавшихся на Тайване, но вполне досягаем из Индии. Непредвиденным последствием этой войны стало то, что Индия разрешила американским U-2 вылететь с базы в Чарбатии, они смогли сфотографировать испытания первой китайской атомной бомбы в 1964 году.
Мао также опасался, что придется воевать на два фронта. С 1949 года Чан Кайши активно готовился к вторжению на материк, надеясь, что измученный голодом народ восстанет и поддержит его. Всерьез воспринимая угрозу вторжения националистов, Мао передислоцировал крупные войсковые соединения на юго-восточное побережье напротив Тайваня, а сам поспешил скрыться в секретном убежище в горах Сишань за пределами Пекина.