Пока маршал следил за председателем Лю в Пекине, Мао 21 мая прибыл наконец в свои прежние владения. Он провел там семь ночей, практически никуда не выходя, за исключением коротких прогулок в окрестностях павильона, где его поселили. Была запланирована также остановка в его старой резиденции — Восьмиугольном павильоне, но, выходя возле него из машины, Мао услышал слабые звуки. Это каменщики, работавшие на дальнем склоне, стучали молотками по зубилам, а в горах звуки разносятся далеко. Услышав эти стуки, Мао, успевший только высунуть ногу из машины, тут же юркнул обратно в салон и велел ехать прочь.
За семь дней, проведенных в горах, Мао не встретился ни с кем из местных жителей. Только за несколько минут до отъезда к павильону привели организованную толпу людей; Мао помахал им рукой и сфотографировался. До самой последней минуты его присутствие держалось в секрете; все время, пока Мао был там, и некоторое время после его отъезда местное население было полностью отрезано от внешнего мира.
Дом, где остановился Мао, был построен во время голода и не соответствовал требованиям Мао, поэтому вскоре начались работы по строительству нового павильона с обычными требованиями: он должен был быть одноэтажным и иметь качества бомбоубежища. Но Мао уже никогда больше не возвращался в те места. Он вообще приезжал туда с единственной целью — пригрозить Лю Шаоци.
Пока Мао ездил в горы, Лю активно работал над собственным имиджем. 27 мая 1965 года в «Жэньминь жибао» появилась статья, полная испытанной культовой лексики: «Холмы были необычайно зелеными, а вода исключительно голубой… пейзаж водохранилища у гробниц династии Мин сиял неподражаемым великолепием». Однако на этот раз статья посвящалась не только Мао, а Мао и Лю, причем оба занимались плаванием — действием, являвшимся квинтэссенцией культа личности Мао.
«Вскоре после трех часов дня остановились два автомобиля… Два высоких доброжелательных человека вышли из машин и уверенными шагами направились к воде.
…Это были наши самые уважаемые и любимые вожди, председатель Мао и председатель Лю. Толпа тут же разразилась громкими приветственными криками:
— Председатель Мао приехал поплавать!
— Председатель Лю приехал поплавать!
Молодежь, увидев, что председатель Мао и председатель Лю обладают потрясающим здоровьем и силой духа, почувствовала, как их тела наполнились счастьем…
Председатель Мао и председатель Лю… плыли вперед плечом к плечу…»
Но это был вовсе не «новостной» репортаж. Заплыв, о котором шла речь, на самом деле был сделан 16 июня 1964 года. То, что о нем вспомнили, заставляет предположить, что статью напечатали для поднятия имиджа Лю — причем в такой момент, когда отсутствие Мао в столице позволяло газете произвести публикацию без получения его разрешения. Позже Мао серьезно наказал руководителей средств массовой информации за эту статью и другие случаи неповиновения.
После поездки в горы Цзинганьшань, несмотря на свои угрозы, Мао не стал предпринимать немедленных действий. Создается впечатление, что он не спешил, потому что ждал важного международного события — вторую афро-азиатскую конференцию, которая должна была состояться в июне 1965 года в Алжире. Как председатель КНР, Лю был в хороших отношениях со многими главами государств, и сместить его перед конференцией было бы неразумно; это произвело бы плохое впечатление. Для Мао эта конференция имела огромное значение, он хотел воспользоваться ею, чтобы закрепить за собой доминирующую роль в третьем мире. Сам он не мог выехать из страны по соображениям безопасности, поэтому ему пришлось искать своего представителя, которым можно было бы управлять. Он выбрал на эту роль Чжоу Эньлая.
Первая афро-азиатская конференция состоялась десятью годами раньше в Индонезии, в Бандунге, и Чжоу добился там значительного успеха в налаживании отношений со странами третьего мира, недавно обретшими независимость. С тех пор влияние Пекина значительно упрочилось, не в последнюю очередь благодаря его щедрой помощи. Блиставший в Бандунге Джавахарлал Неру был теперь мертв, а Китай успел обзавестись атомной бомбой. Мао лелеял надежду, что Китай на второй конференции сможет играть роль покровителя третьего мира, если в этом качестве не выступит СССР. Целью Мао при подготовке к алжирской конференции было не допустить туда русских.
С этой целью Пекин вовсю обрабатывал президента Индонезии Сукарно — ведь этот человек, как глава страны — хозяйки первой конференции, определял состав приглашенных. Китай предлагал Сукарно щедрую помощь, включавшую, возможно, войска для войны, которую тот вел против Малайзии. Одним из первых в списке было предложение по подготовке индонезийских ученых-ядерщиков, что позволило Сукарно заявить, что Индонезия скоро испытает собственную атомную бомбу. Китай дразнил той же атомной приманкой и Египет — еще одну ключевую страну третьего мира. На самом же деле Мао не собирался ни с кем делиться информацией. Когда через некоторое время Насер попросил Чжоу выполнить данное обещание, тот предложил ему полагаться на собственные силы.
Чтобы приобрести для себя дополнительные голоса на алжирской конференции, Мао втянул Китай в крупнейший заморский проект — строительство железной дороги длиной почти 2 тысячи километров из не имеющей выхода к морю Замбии через Танзанию к Индийскому океану. Узнав о том, что президент Танзании Джулиус Ньерере заинтересован в такой железной дороге, но не может получить у Запада деньги на ее строительство, Чжоу сказал: «Председатель Мао говорит, что мы поддерживаем все, чему противодействуют империалисты; империалисты возражают против этого строительства — значит, мы дадим на него деньги…» Мао не заботило, будет ли экономически эффективна такая дорога. Когда Ньерере заколебался, принимать ли предложение Китая, Чжоу начал давить на него. Он заявил, что китайские материалы и рабочие уже готовы для работы в Танзании. Проект обошелся Китаю примерно в миллиард долларов США, о чем Мао отозвался как о «пустяке».
За десять дней до открытия конференции в Алжире произошел военный переворот, и президент Ахмед Бен Белла был свергнут. Незадолго до этого Мао назвал его «дорогим братом». Теперь он, поспешно бросив Бен Беллу, будто горячую картофелину, приказал Чжоу поддержать новое военное правительство и позаботиться о том, чтобы конференция состоялась, как планировалось.
Китайские дипломаты начали яростно лоббировать новое алжирское правительство с целью немедленного проведения конференции, хотя было ясно, что правительства большинства государств-участников считали необходимым отложить его созыв. Даже настроенный прокитайски Ньерере как-то высказался в присутствии одного из пекинских лоббистов: «Из всех государственных деятелей я больше всего уважаю Чжоу Эньлая, Но не понимаю, почему он настаивает на проведении конференции в назначенный срок». Ньерере назвал Бен Беллу «героем антиколониальной борьбы, которого признают по всей Африке» и добавил: «Должен заметить, что излишняя настойчивость испортила репутацию Китая и самого премьера Чжоу».
Конференция была отложена. Торопливость Пекина бумерангом ударила по самому Китаю. Всего через несколько недель Насер, чей голос во многих отношениях был решающим, поддержал участие СССР. Но если бы на конференцию приехали русские, Мао уже не смог бы играть на ней лидирующую роль. Поэтому китайцы заранее отказались от участия. Конференция так и не состоялась.
Итак, мечта Мао о роли лидера азиатских и африканских государств рухнула. Мао был в ярости. Он так стремился добиться победы хоть в чем-то, что едва не начал войну с Индией.
Три года назад конфликт с Индией закончился успешно для Китая. Но теперь, осенью 1965 года, гарантировать успех было невозможно, так как Индия смогла подготовиться к нему гораздо лучше. Поэтому Мао не стал вести войну самостоятельно, а решил паразитировать на чужом конфликте, что всегда является рискованным занятием. 6 сентября 1965 года Пакистан вступил в войну с Индией. За последние несколько лет Пакистан сблизился с Китаем и стал одним из двух крупнейших некоммунистических получателей китайской помощи[137].
Мао показалось, что война Пакистана с Индией дает ему дополнительный шанс на победу над Индией, которой, если бы Китай вмешался в конфликт, пришлось бы воевать на два фронта. Он двинул войска к границе и выдвинул два ультиматума. Во-первых, он потребовал, чтобы Индия в течение трех суток, до 22 сентября 1965 года, демонтировала якобы существовавшие индийские аванпосты на некой территории, на которую претендовал Китай. Дели ответил в примирительном тоне; правительство Индии отрицало существование таких аванпостов, призывало к «совместному расследованию» и обещало, что если пресловутые посты будут обнаружены, то Индия «не будет возражать против их демонтажа». Пекин надменно ответил, что «в расследовании нет необходимости» — такие аванпосты существуют. Мао стремился к войне.
Однако его планы рухнули. Пакистан неожиданно (еще до того, как истек срок китайского ультиматума) отозвался на призыв ООН о прекращении огня. Пакистанцы заявили Мао, что дальнейшее ведение войны обойдется им слишком дорого как в дипломатическом, так и в экономическом плане. Мао продолжал настаивать, вынуждая Пакистан воевать. Считается, что Мао направил президенту Пакистана Айюб Хану следующее послание: «Если начнется атомная война, то мишенью станет Пекин, а не Равалпинди». Когда пакистанцы отказались выполнить его требования, Мао оказался в достаточно сложной ситуации. Пекину пришлось публично оправдываться, неуклюже утверждая, что Индия сумела тайно демонтировать аванпосты. На самом деле Индия не пошевелила и пальцем. Мао был глубоко уязвлен.
С нетерпением ожидая хоть какого-то успеха, Мао пытался везде, где мог, разжигать конфликты. В Таиланде коммунистическая партия, выращенная Мао (и состоявшая в подавляющем большинстве из этнических китайцев), устроила вооруженный мятеж: первое столкновение с правительственными войсками состоялось 7 августа 1965 года (с тех пор 7 августа называют «днем стрельбы»). Он закончился неудачей.