люди Чжу полностью стерли с лица земли два города, Чэньчжоу и Лэйян[10]. В результате началось действительно народное восстание — уже против коммунистов. Однажды, на собрании, проводимом с целью убедить крестьян побольше жечь и убивать, крестьяне возмутились и убили самих коммунистических агитаторов. В каждой деревне, в каждом городе, где вели свою деятельность люди Чжу, вспыхивали восстания против красных. Крестьяне убивали рядовых членов партии, срывали с шеи предписанные им красные платки и повязывали белые в знак сочувствия националистам.
Натиск армии Гоминьдана усилился, и Чжу пришлось отступать, а с ним потянулись и тысячи мирных жителей — семьям активистов, вдоволь поубивавших и посжигавших, деваться было теперь некуда. Именно этого и добивались в Москве — чтобы крестьяне натворили таких поступков, после которых возврата к прежней жизни уже не будет. В партии провозглашалось: «Существует только один способ вовлечь их в революцию: использование красного террора, который заставит их творить такое, после чего путей к компромиссу с помещиками и буржуазией уже не останется». Один из жителей Лэйяна вспоминал позже: «Я подавлял [то есть убивал] контрреволюционеров, так что больше мирно жить было уже нельзя. Оставалось только идти до конца… Я собственными руками сжег собственный дом и ушел [с Чжу]».
После того как все, кто мог, ушли, заработал механизм кровавой мести, унесший еще больше жизней — в частности, жизнь молодой женщины по прозвищу Сестра Хризантема, нашедшей приют в доме матери Мао. Она вслед за Мао вступила в партию и вышла замуж за коммуниста; у них родился ребенок. Кажется, они с мужем не одобряли проведения красными массовых убийств и не принимали в них участия, но после того, как армия Чжу оставила Лэйян, ее мужа все равно казнили, а голову его выставили в деревянной клетке на городской стене. Саму же Сестру Хризантему арестовали. Она хотела отречься от коммунистических убеждений, но ей не позволили. В письме родственнику она рассказывала, что ее заставляют «переносить такие страдания, о существовании которых я не догадывалась» и что она жаждет умереть: «Я мечтаю умереть, лишь бы не продолжались эти муки… Покинуть этот мир было бы желанным облегчением. Мой бедный [ребенок], мне так больно думать о нем. У меня было столько планов о том, как воспитать его. Мне и в голову не могло прийти, что так случится… Пусть ребенок не винит меня…» Позже Сестру Хризантему казнили.
Чжу пришел к Мао как побежденный, и Мао теперь мог гордиться тем, что спас крупнейшее подразделение коммунистической армии, в то время как остальные красные базы сдавались одна за другой. Самая знаменитая коммунистическая база на южном побережье — Хайлуфынский советский район, пала в конце декабря 1928 года. За два месяца своего существования это место, прозванное «маленькой Москвой» (там имелась даже своя «Красная площадь» с воротами, скопированными с кремлевских), превратилось усилиями кровожадного местного лидера Пэн Бая[11] в место бойни. Вырезано было более 10 тысяч человек; «реакционные деревни сравнивались с землей».
Во всех этих областях убивали и жгли гораздо больше, чем это делал Мао. Мао ведь не был фанатиком. Он мог удержать своих людей от сожжения католических церквей (которые часто представляли собой лучшие строения в сельской местности) и других хороших домов, чтобы сохранить эти здания для себя. Убийства, конечно, были ему на пользу, но он смотрел, чтобы их масштаб не переходил той границы, после которой возникнет угроза более широким политическим интересам самого Мао.
К тому времени, как Чжу Дэ добрался до Мао, из Москвы стали поступать приказы прекратить «беспорядочные и бессмысленные погромы и убийства». В Шанхае распорядились убивать более адресно, как, собственно, и делал Мао. Он оказался умен и дальновиден — и благодаря этому вернулся в игру, снова попав в милость к партии, да и к Сталину. Даже непокорность Мао партийной дисциплине в данном отношении предстала преимуществом: Сталину необходим был победитель, инициативный человек, а не просто слепой исполнитель.
Способность Москвы управлять событиями в Китае, и без того поставленная под удар изменением политического курса Чан Кайши весной 1927 года, ослабела еще больше, после того как российских дипломатов поймали за руку в момент организации восстания в Кантоне (так называемая Кантонская коммуна) в декабре 1927 года. Несколько российских дипломатических миссий, включая миссию в Чанша, были закрыты, и Москва во многих местах потеряла возможность дипломатического прикрытия своих предприятий.
Когда Чжу Дэ прибыл к Мао 2 мая 1928 года, тот написал письмо в Шанхай, где потребовал вернуть ему партийный мандат, а также сформировать Чрезвычайный комитет с собой во главе. Не дожидаясь ответа, он сразу же созвал собрание для празднования союза Мао и Чжу и объявления, что отныне Мао будет комиссаром, а Чжу — командиром соединения, которое позже будет известно как «Красная армия Чжу и Мао». После этого Мао провел «партийный съезд», делегаты которого были назначены им самим, и учредил Чрезвычайный комитет с собой во главе.
Теперь Мао особенно нужен был партийный мандат. Чжу привел с собой 4 тысячи солдат — а у Мао было чуть более тысячи. Кроме того, половина людей Чжу были опытными, обстрелянными воинами. Поэтому единственным способом для Мао сохранить свою власть оставалось получение партийного мандата. Для придания себе уверенности Мао отправился встречать Чжу с пистолетом на боку — это был один из немногих случаев, когда Мао видели с оружием. Впрочем, довольно быстро он вернул пистолет охраннику. Мао верил в силу оружия, но сам не был воином.
Ожидая подтверждения своих полномочий из Шанхая, Мао стал вести себя как подобает партийцу: выполнять партийные приказы, принимать инспекторов из партии и регулярно писать длинные отчеты. До сих пор он не интересовался, сколько на его территории членов партии, и инспектору давал расплывчатые — и преувеличенные — ответы: в этом районе — «более ста», в том — «более тысячи». Начали свою работу партийные комитеты.
Кроме того, теперь Мао взялся и за передел земли (центральный пункт коммунистической программы). Раньше его это не интересовало, поскольку не имело никакого отношения к основному занятию Мао — грабежам.
А письмо из Шанхая о том, что Мао требует партийный пост, отправили в Москву. Сталин получил его 26 июня 1928 года — как раз в то время под Москвой тайно проходил VI съезд КПК. Тот факт, что впервые иностранная партия проводила свой съезд в России, свидетельствует о чрезвычайном значении, которое Сталин придавал Китаю, как и то, что СССР полностью организовал и оплатил дорогу и размещение более ста делегатов из Китая.
Глава Коминтерна Николай Бухарин донес до собравшихся линию Сталина посредством вступительного слова, продлившегося девять утомительных часов. Мао среди собравшихся не было. Он уже принял к тому времени золотое правило тирана, которого придерживался до конца дней: не покидать логова без крайней необходимости.
Вопрос о Мао стоял на повестке конгресса. Чжоу Эньлай, ключевая фигура съезда, заявил в своем военном докладе, что войска Мао имеют «отчасти бандитский характер», имея в виду, что Мао не всегда четко следовал линии партии. Однако в целом Москва благоволила Мао, и на съезде его упоминали в основном как боевого вождя. Получилось, что именно он оказался человеком, лучше всех выполнившим задание Кремля, а оно заключалось, как сказал сам Сталин партийным лидерам Китая 9 июня, в том, чтобы создать Красную армию. В России каждый делегат съезда прошел военное обучение и были составлены подробные военные планы. Сталин, старый опытный грабитель банков, лично участвовал в финансировании этой деятельности через грандиозные подставные операции.
И Мао подошел Сталину. У него имелась база, имелась армия, и это был старый партиец. Более того, из всех китайских коммунистов он оказался самой выдающейся личностью, пусть и необычной. Как Сталин позже скажет югославам, это был непослушный, но победитель. И каким бы непослушным Мао ни был, он нуждался в партии и нуждался в Москве, что делало его вполне управляемым.
Требования Мао были полностью выполнены. К ноябрю 1928 года его уведомили о том, что ему поручается руководство армией Чжу и Мао, а также территорией как самого бандитского края, так и прилегающей. Это был ключевой момент возвышения Мао — он отстоял свою позицию и перед партией, и перед Москвой.
Глава 6Мао подчиняет себе командира Красной армии(1928–1930 гг.; возраст 34–36 лет)
Подтверждение своих полномочий главы армии Чжу и Мао последний получил из Шанхая в ноябре 1928 года и сразу же стал строить планы того, как покинуть бандитскую территорию вместе с армией и получить в свое подчинение новые области и новые воинские части. Кроме того, уходить все равно надо было, потому что на бандитский край готовилось крупномасштабное наступление. Чан Кайши разгромил пекинское правительство и, учредив столицу в Нанкине, контролировал теперь большую часть страны. Теперь армия Чан Кайши направлялась к Мао. 14 января 1929 года Мао выступил в путь. С ним отправились и основные силы армии Чжу и Мао, численностью в 3 тысячи человек, и сам Чжу Дэ, которого Шанхай назначил военным командиром армии.
Мао оставлял после себя опустошение. Первый опыт руководства базой показал, что единственной экономической стратегией Мао был грабеж, мало чем отличающийся от политики «руби и жги». Вот что писал в Шанхай один из партийных инспекторов: «До прихода Красной армии… здесь царила атмосфера счастья и мирного существования. Крестьяне… вели вполне обеспеченную жизнь… С приходом Красной армии положение вещей разительно изменилось. Ввиду того, что единственный доход Красной армии представляли собой награбленные ценности, ввиду того, что каждый мелкий буржуа, богатый крестьянин или мелкий торговец расценивался как враг, и ввиду того, что после масштабных разрушительных действий выводу экономики из кризиса не уделялось никакого внимания, территория на данный момент полностью разорена».