Чан писал в дневнике: «Это несчастье может оказаться подарком судьбы, если только поможет объединить страну». В Нанкине тут же было принято решение «приостановить план… по уничтожению коммунистов» и предложить им объединение в «единый фронт» против японцев. Однако КПК с презрением отвергла это предложение, назвав «крайне причудливыми фантазиями» представления о том, что коммунисты могут вступить в какой-либо «единый фронт». Коммунисты считали своими главными врагами не японцев, а националистов, что явствует и из их лозунгов: с националистами призывалось «покончить», а «японским империалистам» — всего лишь «сопротивляться». Центральной задачей партии было «с оружием в руках защищать Советский Союз» (исходя из предположения Москвы о том, что вторжение японцев в Маньчжурию было только подготовкой к нападению на Советский Союз).
С тех пор история была полностью переписана, и весь мир считает, что КПК была патриотичнее, чем националисты, активнее рвалась в бой с Японией и именно от нее исходила инициатива образования единого фронта. Все это неправда.
Когда возникла идея единого фронта против Японии, Чан отвел войска из зоны боевых действий в Цзянси. Коммунисты тут же воспользовались моментом, восстановили свои владения в прежних границах и провозгласили собственную республику.
Это произошло 7 ноября 1931 года, в четырнадцатую годовщину революции в России. Пусть и не признанное никем в мире, даже хозяевами из Советского Союза, это было единственное коммунистическое государство за пределами советского блока, который состоял тогда только из СССР и Монголии.
Китайская советская республика состояла из нескольких советских районов, разбросанных по всей стране, в провинциях Цзянси, Фуцзянь, Хунань, Хубэй, Хэнань, Аньхой и Чжэцзян. Территория этого государства занимала самое большее 150–160 тысяч квадратных километров, с населением более 10 миллионов[20]. На момент основания республики самым крупным ее анклавом был Центральный советский район, регион под управлением Мао, куда входили Юго-Восточная Цзянси и Западная Фуцзянь, с территорией около 50 тысяч квадратных километров и населением 3–5 миллионов человек. Более года назад Москва уже указала на эту территорию как на место для размещения красного правительства со столицей в городе Жуйцзинь.
Москва же назначила Мао главой этого государства, с совершенно некитайской должностью — председатель Центрального исполнительного комитета. Он же стал, по совместительству, и премьер-министром, и председателем органа под названием Народный комитет. Вечером того дня, когда Мао был провозглашен на свои должности, к нему пришел товарищ. Этот человек лично пытал Ли Вэньлиня, лидера красных Цзянси, которого Мао ненавидел больше всех, и затем рассказывал Мао подробности. Теперь он явился с поздравлениями. «Мао чжу-си» — «председатель Мао», — обратился вошедший.
— А ты быстро учишься, — ответил Мао. — Ты первый.
И действительно, этот палач оказался первым, кто обратился к Мао словами, под которыми его будет знать весь мир: «председатель Мао».
Глава 9Мао и первое Советское государство(1931–1934 гг.; возраст 37–40 лет)
Жуйцзинь, столица новой Советской республики, находился на юго-востоке Цзянси, посреди красноземной долины, с трех сторон окруженной горами. От контролируемой националистами столицы провинции, Наньчана, его отделяли 300 километров бездорожья, а от крупного красного города Тинчжоу на границе с Фуцзянью, связанного с внешним миром рекой, — всего 40 километров. Благодаря субтропическому климату почва здесь была плодородной. Тут росли такие необычные гигантские деревья, как камфорное дерево, или баньян, чьи старые узловатые корни поднимаются над землей, а молодые корни свисают с верхушки.
Штаб коммунистического правительства находился за городом, в большом пятисотлетием клановом святилище, имевшем достаточно просторный зал, чтобы туда могли собраться на неизбежно проводимые собрания сотни людей. Там, где раньше стоял клановый алтарь, теперь была воздвигнута трибуна. На ней были укреплены вырезанные по дереву портреты Маркса и Ленина, а между ними — красное знамя с золотой звездой, серпом и молотом. На красном сукне, которым была покрыта трибуна, было вышито золотой нитью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Рядом, уже серебром, было вышито: «Классовая борьба». Внизу, вдоль обеих стен зала, ширмами были отгорожены пятнадцать кабинетов новой государственной администрации. Названия должностей напрямую переводились с русского и по-китайски звучали очень непривычно, например «народный комиссар внутренних дел».
За храмом огромная площадь была очищена от деревьев и всего остального для любимого занятия коммунистов — проведения массовых собраний. Позже на этой площади воздвигли памятники. С одной стороны ее был построен кирпично-деревянный помост для проведения военных парадов в советском стиле. С другой — башня в честь погибших воинов Красной армии (названных «мучениками»), в виде огромной пули, из которой торчат многочисленные пулеобразные камни. По бокам от него построили еще два памятника, один — в виде павильона, второй — в виде крепости, и назвали их в честь двух погибших красных командиров.
В целом получался прообраз будущей площади Тяньаньмынь в коммунистическом Пекине, хотя в Жуйцзине памятники были куда более красочными и живыми, чем та тяжелая архитектура, которая обезобразила Тяньаньмынь.
Неподалеку, глубоко в лесу, коммунисты построили замаскированную аудиторию вместимостью в 2 тысячи человек, превосходная акустика которой вполне компенсировала отсутствие микрофонов. Форма аудитории была восьмиугольной, как фуражки у красноармейцев. Фасад ее напоминал европейский храм, только окна его были закрыты ставнями, через которые изнутри можно было смотреть наружу, но не наоборот. Над центральными воротами висела огромная красная звезда, в середине которой выпирал глобус, закрепленный с помощью серпа и молота. Рядом с аудиторией располагалось бомбоубежище на тысячу человек, две входных двери куда располагались непосредственно за трибуной, чтобы лидеры успели попасть в него первыми.
Сами лидеры жили в доме, принадлежавшем ранее самому богатому человеку в деревне и располагавшемся бок о бок с превращенным в правительственное здание храмом. Мао выбрал себе лучшую квартиру, угловую в задней части здания, с видом на храм из окна. Окно было проделано специально для Мао, поскольку предыдущий хозяин дома из уважения к храму не имел в доме ни одного окна, которое смотрело бы на него. Кроме этого, Мао положил кирпичи поверх деревянного пола, чтобы в доме не водились крысы.
Территория, примыкавшая к резиденции лидеров, была занята домами охраны и прислуги, а также такими ценностями, как распределительный щит, хранилище золота и радиостанция. За исключением нескольких местных жителей, оставленных в качестве обслуги, все остальные были изгнаны, и вся территория стала закрытой от доступа снаружи. Никто из партийных боссов не умел разговаривать на местном диалекте, большинство из них даже не пытались его учить, поэтому для редкого общения с местными им требовались переводчики. Чаще же все функции связи возлагались на сотрудников из числа местных жителей. Такой стиль поведения напоминал оккупацию.
7 ноября 1931 года в Жуйцзине состоялся большой праздник в честь основания Советской республики. В тот вечер десятки тысяч местных жителей согнали на парад с бамбуковыми факелами и фонариками в виде серпов и молотов. Свет пронизывал ночь, и это было удивительное зрелище. Были и барабаны, и фейерверки, и ряженые, один из которых, с пометкой «Британский империалист», гнал перед собой двух закованных в кандалы пленников, на которых было написано «Индия» и «Ирландия». В бомбоубежище работал генератор, и производимое им электричество светилось в электрических лампочках, которые висели на проводах, растянутых между столбами. Их свет падал на бесчисленные разноцветные знамена и лозунги, развешанные на тех же проводах, и на огромные красно-бело-черные плакаты на стенах. Мао и прочие лидеры стояли на возвышении, хлопали в ладоши и выкрикивали лозунги проходящей мимо них процессии. Так Мао впервые вкусил настоящей славы, предшественницы того триумфа, который он испытает, когда около миллиона человек будут славить его на площади Тяньаньмынь.
Но пока имелось важное отличие: в Жуйцзине Мао еще не был самым главным. Хоть Москва и сделала его председателем ЦИК и премьер-министром, диктатором она его не назначала. Наоборот, Москва окружила его своими верными людьми. Во главе армии стоял Чжу Дэ, назначенный главой Военного совета. Чжу проходил в России военное обучение, русские хорошо знали его и могли быть уверенными в его верности. Сперва Москва прочила Мао и на эту должность, но затем передумала. В итоге Мао лишь вошел в состав Совета наряду с другими четырнадцатью рядовыми его членами.
Но что еще важнее — у Мао был и непосредственный, лично присутствующий китайский начальник — Чжоу Эньлай, прибывший в декабре 1931 года, через месяц после провозглашения нового режима, из Шанхая, чтобы занять должность руководителя партии. В коммунистической системе руководитель партии является высшим руководителем, превыше главы государства. С прибытием Чжоу центр партийной власти сместился в Жуйцзинь, а Шанхай превратился в промежуточный пункт для связи с Россией. Через Шанхай была установлена надежная радиосвязь между Жуйцзинем и Москвой благодаря стараниям молодого человека по имени Бо Гу[21]. Связь с Москвой контролировал не Мао, а Чжоу Эньлай. Именно Чжоу установил в Жуйцзине сталинистский режим. Не Мао принадлежала главная роль в учреждении и действиях советского Жуйцзиня.
Чжоу был прирожденным организатором, под его руководством общество превращалось во всеобщую, всеохватную машину. Он искусно создал огромный бюрократический аппарат, в задачу которого входило не только управление базой, но и привлече