Мост через Дадухэ[42] стал ядром мифа о Великом походе. Этим мифом «кормили» журналиста Эдгара Сноу в 1936 году. Переход через мост, писал Сноу, «был самым важным событием Великого похода».
Вот как он описывает это событие: «Половину деревянного покрытия сняли [националисты], и перед ними [участниками похода] до самой середины потока качались лишь голые железные цепи. На северном предмостном укреплении находилось вражеское пулеметное гнездо, а за ним были позиции Белого полка… Кто бы мог подумать, что красные предпримут сумасшедшую попытку переправиться через реку под одним только голым цепям? Но именно это они и сделали».
Он описывает, как расстрелянные из пулемета люди падали в реку: «[Оставшийся] настил покрыли парафином и подожгли. К тому времени около двух десятков красных солдат на четвереньках продвигались вперед, забрасывая вражеское пулеметное гнездо гранатами».
Это сплошной вымысел. Никакого сражения на мосту через Дадухэ не было. Вероятнее всего, эта легенда была создана потому, что сама обстановка — подвесной мост через бурлящую реку — казалась идеальным местом для героических деяний. Когда 29 мая 1935 года красные подошли к мосту, там не было никаких националистических войск. Коммунисты заявляют, что мост оборонял полк националистов под командованием некоего Ли Цюанынаня, однако, судя по радиосвязи с этим полком, он находился далеко от моста в местечке под названием Хуалиньпин. В Лудине, городке у одного конца моста, был расквартирован другой полк националистов, но его вывели из городка перед самым появлением красных[43]. В многочисленных радиограммах националистов нет никаких упоминаний ни о каком сражении на том мосту или в том городке, хотя отмечаются перестрелки на пути к мосту и после того, как коммунисты его преодолели. Чан оставил этот путь открытым для красных.
Подойдя сюда, красный авангард разместил штаб в католической церкви у моста и начал обстрел Лудина на противоположном берегу реки. Одна местная женщина, вполне энергичная в свои девяносто три в 1997 году, когда мы с ней встретились, рассказала нам о том инциденте. В 1935 году ее семья — все католики, как многие местные жители в те дни, — держала лавку у самого моста на той стороне, где были красные, и красные солдаты поселились в ее доме. Она помнила, как бесцельно стреляли коммунисты, в их сторону не прилетел ни один снаряд.
Возможно, некоторые доски моста были сняты или повреждены. Девяностотрехлетняя женщина помнила, что красные одолжили у нее и ее соседей двери, чтобы положить на мосту, а после того, как войска прошли, местные жители разобрали свои двери. Некоторые даже предоставили красным бесценные крышки от гробов (люди готовили себе гробы задолго до смерти). Однако мост не был оголен до цепей. Единственный раз это случилось, когда при режиме Мао здесь снимали пропагандистский фильм.
На самом деле мост не горел. В 1983 году хранитель музея у моста решительно опроверг это утверждение.
Самое веское доказательство — отсутствие боевых потерь. Красная армия перешла мост, не потеряв ни одного человека. Авангард, атаковавший мост, состоял из двадцати двух человек, в общем-то самоубийц. Однако на праздничной церемонии, состоявшейся 2 июня 1935 года, сразу после штурма, все двадцать два солдата были не только живы и здоровы, но и получили каждый по ленинскому костюму, авторучке, миске и паре палочек для еды. Ни один из них не был даже ранен.
Под вражеским огнем никто не погиб. Телохранитель Чжоу Эньлая вспоминал, как Чжоу, расстроившись от известия о том, что одна лошадь свалилась в реку, отправился проверить человеческие потери. «Ни один человек не погиб?» — спросил Чжоу командира отряда, захватившего мост, Ян Чжэнъу, на что Ян ответил: «Ни один»[44]. В 1982 году не кто иной, как высший партийный руководитель Дэн Сяопин, участник событий у моста Дадухэ, подтвердил, что официальную версию сфабриковали. Когда бывший советник по национальной безопасности США Збигнев Бжезинский описал переход как «великий воинский подвиг», Дэн улыбнулся и сказал: «Да, наша пропаганда подала это таким образом… В действительности это была очень легкая военная операция. Ничего значительного. На другом берегу были лишь войска какого-то военачальника, вооруженные старыми мушкетами, фактически это не являлось подвигом, но все мы сознавали, что должны разыграть трагедию».
Мао пересек Дадухэ по мосту 31 мая 1935 года. До ненавистной встречи с Чжан Готао оставалось всего лишь около 300 километров. Между ним и авангардом Готао, идущим навстречу, возвышалась Большая Снежная гора. Несмотря на название — и легенду, — на вершине, куда забрались красные, по словам местных жителей, никакого снега не было. Но было холодно, слякотно, дули пронизывающие ветры, а самое неприятное — многие, чтобы облегчить свою ношу, бросили теплую одежду в субтропической низине. Все, чем они подкрепились перед подъемом, — кипяченая, приправленная перцем вода. Хотя переход занял всего один день, на горе погибло много народу, отчасти из-за высоты (более 3 километров), но главным образом потому, что люди уже были ослаблены перенесенными лишениями.
Почти восемь месяцев участники похода шли практически безостановочно; половину этого времени бесцельно, как с военной точки зрения, так и с точки зрения выживания, но вполне осмысленно с точки зрения восхождения Мао к власти. Кроме вражеских атак, их изводили бесчисленные болезни. «Все мы были страшно завшивлены, — вспоминал Браун. — Свирепствовала дизентерия с кровавым поносом, появились первые случаи тифа… Наш путь был усыпан трупами: убитые, замерзшие или просто истощенные». Хуже всех приходилось тем, кто нес носилки с вождями и тяжелые грузы. Некоторые носильщики, присев отдохнуть, уже не вставали.
Мао шел в гору пешком, опираясь на палку. Он держался гораздо лучше, чем его молодые охранники, потому что в походе лучше питался и больше отдыхал.
Люди Готао ждали их по другую сторону горы в тибетском поселении домов на сто. Они пришли не с пустыми руками — подготовили не только продовольствие, но и одежду, и обувь, шерстяные носки, одеяла, перчатки и такие деликатесы, как консервированный желтый горох, чай и соль. Эта армия была хорошо накормлена и хорошо экипирована, ей даже было чем поделиться. Мао и другие лидеры получили дополнительное продовольствие, лошадей, ослов, шерстяные костюмы. Для Мао выбрали послушную лошадь, а для его медицинского обслуживания — мужчину-врача.
Неделю спустя, 25 июня 1935 года, Готао, в течение трех дней пробиравшийся через девственные леса и каменистые ущелья, прибыл на встречу с Мао и его соратниками в деревеньку Фубянь. Наконец свершилось официальное соединение двух самых больших коммунистических армий.
Через несколько дней, 4 июля, брат жены Чан Кайши, Кун Сянси (президент Центрального банка Китая и министр финансов), нанес визит советскому послу Дмитрию Богомолову якобы для обсуждения действий Японии в Северном Китае. В самом конце беседы Гун заметил, что Чан очень хочет увидеть своего сына. То есть Чан передавал Сталину: «Я сохранил две главные Красные армии, позволил им соединиться, а теперь будьте добры, верните мне сына». — «Мы не препятствуем его отъезду, — ответил Богомолов откровенной ложью, — но, насколько я знаю, он сам не хочет никуда ехать».
Хотя Чан так и не получил сына, он достиг своей цели: обеспечил центральному правительству власть над тремя юго-западными провинциями. Военный диктатор Гуйчжоу был вынужден покориться и после щедрого вознаграждения покинул свою вотчину. Правитель Юньнани остался и установил хорошие отношения с Чаном (на некоторое время). Поскольку армия Чана, преследуя Мао, находилась в Сычуани, он сам вернулся туда в мае, чтобы принять власть над этой стратегически важной — и самой населенной — провинцией. Он провел там месяцы, напряженно превращая Сычуань в свою базу для войны с Японией.
Мао тоже добился своей цели. Навязав Красной армии двухтысячекилометровый кружной путь, он выиграл время для упрочения своего ставленника Ло Фу де-факто на посту лидера партии и, как серый кардинал, подмял под себя партийное руководство. Шансы Готао серьезно сократились. Из-за интриганства Мао его армия уменьшилась на десятки тысяч человек и теперь представляла собой около десяти тысяч голодных и измученных несчастных в лохмотьях. Но его это не волновало. Армию можно было воссоздать.
Как всегда, Мао считал Кремль своей единственной надеждой в стремлении завоевать Китай. Ближе, чем когда-либо, подойдя к контролируемой русскими территории, он завел разговоры о «материальной и технической помощи» из советской Средней Азии. На данный момент его главной целью было не допустить, чтобы Чжан Готао, чья армия превосходила остатки его армии в восемь раз, получил доступ к советскому оружию — или к кремлевскому представителю — раньше его.
Глава 14Великий поход III: монополизация связи с Москвой(1935 г.; возраст 41 год)
Когда обе армии объединились в июне 1935 года, силы Мао, известные как 1-я фронтовая Красная армия и находившиеся под непосредственным руководством партии, оказались на грани распада. В Великом походе первоначально участвовало 80 тысяч человек из этой армии. Теперь численность армии Мао снизилась до 10 тысяч — одной восьмой от общего числа участников. Она потеряла почти все тяжелое вооружение, а в винтовках оставалось в среднем всего по пять патронов. Чжу Дэ жаловался своему старому другу Чжан Готао, что его армия «прежде была гигантом, а теперь от нее остался лишь скелет. Она больше не может сражаться».
В отличие от армии Чжу Дэ армия Готао, чья численность в начале похода составляла 20 тысяч человек, выросла в четыре раза и составила 80 тысяч. Солдаты были накормлены, великолепно обучены и снаряжены пулеметами, минометами, имели достаточно боеприпасов.