Штаб Сян Ина, состоявший из тысячи штабных и 8 тысяч эскортных войск, располагался в живописном месте, называемом Облачный Пик, возле, вероятно, самой необычной и красивой китайской горы Хуаншань — Желтой горы. Именно здесь глазам потрясенного зрителя открывается изумительная картина: вокруг строгих, напоминающих готические шпили скал бегут, волнуются и тают облака. К декабрю 1940 года группа Сян Ина была единственной частью Н4А южнее Янцзы, так как Мао отправил 90 процентов Н4А к северу от реки и отдал эти войска под командование отдельного штаба, возглавляемого его давним союзником Лю Шаоци.
В том месяце Мао отправил группу Сян Ина прямо в лапы националистов, надеясь, что бойня заставит Сталина ослабить поводок, на котором он держал лидера китайских коммунистов, не давая ему расправиться с Чаном. За несколько месяцев до этого генералиссимус приказал Н4А перейти в Северный Китай. Этот приказ Мао проигнорировал. Однако в декабре 1940 года Мао приказал Сяну сниматься с места и следовать на север Янцзы.
Сян мог выбрать два маршрута. Кратчайший вел прямо на север (северный маршрут). Второй вел сначала на юго-восток и только потом через Янцзы, но значительно ниже по течению (восточный маршрут). 10 декабря 1940 года генералиссимус назначил северный маршрут, и Мао подтвердил приказ Сяну 29 декабря.
На следующий день Мао неожиданно велел Сяну выбрать восточный маршрут (следовать которым генералиссимус запретил), но не сообщил об этом Чану, уверенному, что красные пойдут согласованным с ним маршрутом. 3 января в штаб Сяна прибыло сообщение от самого генералиссимуса, в котором тот еще раз подтверждал маршрут и сообщал, что приказал всем армиям на пути красных обеспечивать их безопасность.
Сян тотчас ответил, что не пойдет по маршруту, указанному Чаном, и попросил очистить для него восточный маршрут. Но это решающее послание благодаря Мао так и не попало к Чану. Мао запретил всем коммунистическим командирам общаться напрямую с генералиссимусом и распорядился, чтобы связь осуществлялась только через него. И Сян 4 января 1941 года тронулся в путь сквозь холод и ледяной дождь по выбранному Мао восточному маршруту, не подозревая, что Чан не получал его сообщения[67].
Сян и его люди вышли прямо на значительно превосходящие силы националистов, которых не предупредили ни о подходе войск Сяна, ни о том, что они только проследуют мимо. Поэтому националисты решили, что это нападение. 6 января 1941 года начался бой. В тот день командир местных гоминьдановцев генерал Гу отдал приказ «уничтожить» красных.
Сян посылал отчаянные телеграммы в Яньань, умоляя Мао решить вопрос о прекращении огня националистами. Но Мао ничего не сделал. Когда Лю Шаоци, который был с основными силами Н4А к северу от Янцзы, 9 января послал в Яньань запрос о ситуации, Мао притворился, что ничего не знает, утверждая, что последний раз получил информацию от Сяна 5-го и больше ничего не слышал.
В самый критический период кровавого сражения, то есть на протяжении четырех дней, с 6 по 9 января, Мао утверждал, что не имел никакой связи с Сяном. А именно в эти дни радисты Сяна беспрестанно повторяли сигналы SOS, и Лю Шаоци получал их без проблем. Трудно поверить, что у Мао так кстати вышло из строя все оборудование связи как раз в те четыре дня, когда убивали солдат Н4А. Но если даже какая-то поломка и была, это не объясняет, почему Мао так долго бездействовал и не пытался восстановить контакт. У Мао давно вошло в привычку при утаивании информации ссылаться на неполадки с радио. (После похищения Чан Кайши в 1936 году Мао утверждал, что не получил жизненно важной радиограммы из Москвы.) Чем страшнее было кровопролитие, тем больше оправданий было у Мао для нападения на Чана, к тому же он пожертвовал тем, от кого стремился избавиться, — Сян Ином.
После того как Лю 9 января 1940 года поднял вопрос о состоянии Н4А, радио Мао чудесным образом снова заработало. С того самого дня срочные просьбы штаба Н4А стали фиксироваться. 10-го Сян известил Мао, что люди находятся «на краю гибели». «Пожалуйста, обратитесь к Чану и Гу с просьбой отозвать окружение. Иначе наши силы будут полностью уничтожены». Мао хранил молчание.
В тот же день Сян Ин снова попытался связаться с Чаном, и опять через Мао. Эта отчаянная просьба также не попала к генералиссимусу. Как сказал Мао своему офицеру связи Чжоу 13 января, «я не послал ее вам. Это сообщение не должно быть отправлено».
Вечером 11 января Чжоу посетил прием в Чунцине, посвященный третьей годовщине печатного органа КПК — «Синьхуа жибао». Как раз в это время пришло сообщение от Мао. Чжоу объявил собравшейся толпе, что подразделения Н4А были окружены и атакованы. Но даже тогда присланная Мао телеграмма не была приказом действовать. Это было обычное сообщение «для сведения».
Только на следующий день Мао в конце концов дал указания Чжоу принять серьезные меры к снятию окружения. Но уровень серьезности ситуации был сильно занижен («они говорят, что могут держаться еще семь суток», что было явным искажением отчаянных сообщений последних дней). Чжоу не заявлял серьезных протестов до 13-го. Но к этому времени, 12-го, Чан остановил бойню по собственной инициативе.
13 января, после окончания сражения, Мао неожиданно ожил и велел Чжоу развернуть пропагандистскую кампанию за «справедливую всеобщую войну против Чана». «Когда решение будет принято, — заявил он, — мы пробьемся в Сычуань [база Чана]… Теперь речь идет о полном расколе, о том, как сбросить Чана».
Поскольку его армия не могла сравниться с армией Чана, Мао не мог добиться своей цели без вмешательства Сталина. 15 января 1941 года Чжоу встретился с русским послом с намерением внушить ему, что Мао нужна помощь. Однако ему был оказан очень холодный прием. В своих мемуарах, не подлежащих огласке, Панюшкин написал о возникших у него подозрениях, что Мао попросту подставил Сян Ина, а Чжоу лгал[68].
А тем временем Мао обратился напрямую в Москву. Настаивая на необходимости всеобщей войны против Чана, он, как отмечал русский разведывательный источник, слал «одни истеричные телеграммы». Мао утверждал, что цель Чана — уничтожить сначала Н4А, потом 8ПА и затем «подавить КПК». «Существует опасность, что наша армия будет полностью уничтожена», — заявил Мао Москве.
«Опасность гражданской войны», — записал в своем дневнике глава Коминтерна Димитров 16 января 1941 года, назвав Н4А «нашими войсками». Москва не поверила утверждениям Мао, что Чан хочет «уничтожить» КПК. Мао разразился еще одной панической телеграммой, адресованной лично Сталину, чтобы тот «взвесил сложившуюся в Китае ситуацию и рассмотрел вопрос об оказании конкретной военной помощи Китаю, и как можно скорее». «Помощь» в представлении Мао означала прямое вмешательство, а не поставки оружия и продовольствия. Назойливость Мао вызвала раздражение у Сталина. 21 января 1941 года на церемонии, посвященной годовщине смерти Ленина, он с пренебрежением отозвался о номинальном командире Н4А Е Тине, которого русские однажды намеревались отправить в ГУЛАГ, назвав его «недисциплинированным партизаном». «Следует проверить, не спровоцировал ли он этот инцидент. У нас тоже было немало хороших партизан, которых пришлось расстрелять, потому что им не хватало дисциплины». Димитров снова написал Мао, причем теперь в более твердом тоне, чем обычно: «Не вздумайте по собственной инициативе развязать [гражданскую войну]…»
Обратившись к Сталину, Димитров возложил ответственность за ситуацию в Китае лично на Мао. «Китайские товарищи… бездумно ведут к расколу; мы решили… обратить внимание товарища Мао Цзэдуна на его неправильную позицию…» 13 февраля 1941 года Сталин одобрил приказ Димитрова КПК, адресованный лично Мао. Он был совершенно категоричен: «Мы считаем, что раскол не является неизбежным. Вы не должны стремиться к расколу. Наоборот, вы обязаны сделать все, что возможно, для предотвращения гражданской войны. Пожалуйста, пересмотрите свою теперешнюю позицию по этому вопросу». Ответная телеграмма Мао, полученная в тот же день, подтвердила согласие с линией Москвы, но была проникнута страстным желанием достать Чана. «Раскол, — утверждал Мао, — неизбежен в будущем».
Мао предвидел такое решение Москвы, тем не менее оно привело его в уныние. Именно оно заставило его написать 31 января 1941 года самое необычное письмо своим сыновьям в России, которым он писал очень редко.
«Мои сыновья Аньин и Аньцзин!
Я очень рад видеть, что вы делаете успехи в учебе. Аньин хорошо пишет, китайские иероглифы вовсе не плохи, у вас обоих есть стремление к новым достижениям; все это очень хорошо. Я только одно хочу предложить вам обоим: пока вы еще очень молоды, больше изучайте естественные науки и меньше говорите о политике. Говорить о политике, конечно, надо, но сейчас вы должны настроиться на изучении естественных наук. Только изучение науки дает настоящее образование, и она найдет широчайшее применение в дальнейшем…»
В сравнении с двумя предыдущими сухими и официальными письмами это было длинным, теплым и, пожалуй, мудрым. От него веяло усталостью. Но одно было самым необычным и совершенно уникальным: Мао приказывал сыновьям избегать политики!
Мао, может быть, и не сумел спровоцировать полномасштабную войну против Чана, но одержал ряд довольно впечатляющих побед. Не самой последней из них была смерть его самого яростного критика Сян Ина. Поначалу Сян И ну удалось спастись после того, как Чан приказал армии Гоминьдана прекратить огонь, однако ночью 14 марта 1941 года он был застрелен спящим в горной пещере своим адъютантом, который незадолго до этого перешел на сторону врагов коммунистов. Адъютант забрал золото и ценные вещи, имевшиеся в карманах у Сян Ина, и сдался националистам.
За два месяца до смерти Сян Ина, когда он только что вырвался из смертельной ловушки, Мао направил руководящим деятелям партии проникнутое лютой ненавистью послание, в котором утверждал, что Сян Ин — вражеский агент. (Даже сегодня Сян Ина часто обвиняют вместе с Чан Кайши в гибели мужчин и женщин из Н4А.)