На время визита Микояна Мао обуздал свой гнев и, к удивлению посланника, не выражал недовольства по поводу договора 1945 года, подписанного Чан Кайши и предоставившего СССР экстерриториальные концессии; он даже зашел столь далеко, что назвал договор «патриотическим». Мао хотел добиться от Сталина многого. Его список начинался с просьбы займа в 300 миллионов американских долларов — исключительно для военных нужд — и продолжался длинным перечнем вооружений, включая тяжелые танки и зенитные орудия. Кроме того, ему нужны были военные советники для реорганизации армии. Еще более важной представлялась долговременная помощь в строительстве заводов для производства собственных самолетов, танков и другого тяжелого вооружения. Помощь Сталина была необходима Мао для того, чтобы превратить Китай в мощную военную державу.
Сталин недавно исключил югославского лидера Тито из коммунистического лагеря. Тито оказался слишком независимым и стремился к созданию собственной сферы влияния. В более раннем послании Сталину Мао ссылался на опыт Тито и, по-видимому, собирался использовать как возможную модель развития не только СССР, но и Югославию, за что и получил должный отпор. Теперь же Мао верно оценил ситуацию и одобрил критику, с коей Сталин обрушился на югославский национализм. Таким образом Мао пытался уверить Сталина в том, что ни в коем случае не станет новым Тито.
Мао не преминул также в разговоре с Микояном заявить, что считает себя подчиненным Сталина. Произнося тост за здоровье Сталина, Мао подчеркнул, что Сталин учитель китайского народа и народов всего мира. Микоян доложил Сталину: «Мао Цзэдун упорствовал, заявлял, что ждет указаний и руководства от нашего ЦК, так как у него еще мало опыта, нарочито принижал свою роль, свое значение, как руководителя и как теоретика партии, говорил, что он только ученик Сталина, что не придает значения своим теоретическим работам, так как ничего нового в марксизм он не внес и проч.». Проницательный Микоян не принял уверения Мао за чистую монету. Как сказал он Сталину: «Это, я думаю, восточная манера проявления скромности, но это не соответствует тому, что на деле Мао Цзэдун собой представляет и что он о себе думает».
Действительно, когда Микоян поднял вопрос о «координации действий между коммунистическими партиями азиатских стран», Мао представил собственный план создания азиатского Коминформа, приступить к которому он предполагал сразу же после завершения своего завоевания Китая. Мао хотел, чтобы группа состояла из нескольких партий, и для начала внес в список Корею, Индокитай и Филиппины.
Тогда Микоян изложил предложение Сталина, которое ограничивало Мао непосредственными задворками Китая: Мао должен стать «во главе» бюро партий Восточной Азии, состоявшее на ранней стадии только из трех стран: Китая, Японии и Кореи, «в последующем постепенно можно вовлечь и другие компартии».
Сталин пошел на некоторые уступки и одновременно намекнул Мао, что не следует давить слишком сильно. Через день после этого разговора Сталин прислал телеграмму с категоричным требованием: Микоян должен приказать Мао арестовать некоего Сиднея Риттенберга, американца, работающего с КПК, «как шпиона». Сталин обнаружил связь Риттенберга с Анной Луизой Стронг, американкой, которую Мао послал за границу рекламировать себя. По мнению Сталина, и Стронг была американской шпионкой. (Микоян сказал, что Сталин еще раньше дал ему особый приказ проверить окружение руководства Китайской коммунистической партии на наличие американских и британских шпионов.) Риттенберга своевременно арестовали.
Тогда же Анна Луиза Стронг, получив отказ в китайской визе, застряла в Москве. 13 февраля, на следующий день после того, как Микоян вернулся в Москву и встретился со Сталиным, ее бросили в Лубянскую тюрьму. Самым необычным было то, что на следующий день о ее аресте по обвинению в «шпионаже» написали в газете «Правда». Мао и другие коммунистические режимы получили недвусмысленное предупреждение. Стронг вскоре депортировали, и она написала представителю КПК: «Пожалуйста, передайте председателю Мао… что, насколько я знаю, русские обвинили меня в «шпионаже» из-за моих слишком настойчивых поисков возможностей попасть в Китай».
Одним из московских знакомцев Стронг был Михаил Бородин, главный агент Сталина в Китае в 1920-х годах. Он пытался помочь Анне Луизе опубликовать ее книгу о Мао в России. Через две недели после ареста Стронг Бородина тоже арестовали и подвергли пыткам, добиваясь информации о Мао.
Хотя все эти аресты, несомненно, проводились как предупреждение китайскому лидеру, он сохранял спокойствие. Сталин словно говорил: не лезь в Америку и Европу, однако Микоян уже пообещал ему Восточную Азию, то есть сферы влияния практически обозначились. А потому на предпобедном пленуме ЦК коммунистической партии 13 марта 1949 года Мао радостно рассуждал на эту тему.
На этом пленуме давний конкурент Ван Мин, к тому времени признавший свое поражение и подлизывавшийся к Мао, заявил, что мысли Мао — «развитие марксизма-ленинизма в колониальных и полуколониальных странах». Не в Восточной Азии или просто Азии, а во всех «колониальных и полуколониальных странах».
Ван Мин произнес вслух то, о чем думал Мао, и Мао пришел в такой восторг, что позволил себе зайти весьма далеко: «Слова товарища Ван Мина намекают на разделение «рынка». Колониальные и полуколониальные страны занимают очень большую часть земного шара. Когда они подпадут под наше влияние, не будет ли это означать, что Сталин контролирует лишь развитые промышленные регионы, а [остальной мир] окажется под нашим контролем?..» Сохраняя царственное «мы», Мао продолжал: «…мы говорим, что колониальные и полуколониальные страны принадлежат нам. Но что, если одна из них не станет покупать наши товары, а обратится напрямую к Москве?.. Конечно, не будем торопиться и упиваться мечтами; разберемся сначала с Китаем».
Мао начал мечтать о разделе мира со Сталиным.
Сталин явно решил, что, если позволит Мао управлять даже ограниченной частью планеты, его собственная власть будет подорвана. Поэтому, когда Лю Шаоци тем летом посетил СССР и аккуратно спросил Сталина, может ли Китай присоединиться к Коминформу, он в полной мере прочувствовал хитрость Хозяина. «Думаю, в этом нет необходимости, — ответил Сталин. — Китаю следует организовать союз коммунистических партий Восточной Азии». Однако за этим вроде бы подтверждением прежнего предложения немедленно последовало: «Поскольку СССР — страна, расположенная как в Европе, так и в Азии, мы будем участвовать в этом союзе». Хозяин вовсе не собирался сдавать свои позиции.
Сталин снова послал Мао строгое предупреждение, арестовав целый ряд агентов, прежде работавших в Китае. За время московского визита Лю многие из ключевых агентов, работавших с Мао, последовали за Бородиным в пыточные камеры; врача Мао, сотрудника ГРУ Орлова жестоко пытал сам глава МГБ Виктор Абакумов. Орлова обвинили в связях с «американским и японским шпионом» Мао. Об аресте Орлова сообщили Мао, когда русские обратились к Ши Чжэ, переводчику и помощнику Мао, и попросили сообщить сведения об Орлове. Всеми этими действиями Сталин готовил почву для того, чтобы в подходящий момент объявить Мао шпионом или пособником Тито[101].
Однако Мао не испугался откровенных угроз Сталина и готовился к более важному для себя делу: первой международной встрече коммунистов в своей новой столице Пекине. Эта широкомасштабная профсоюзная конференция должна была вывести Мао на международную арену, поскольку охватывала не только всю Азию, но и Австралию, передовой капиталистический континент. Огромное политическое значение она имела именно как международная встреча коммунистических партий, а не профсоюзная конференция. Сталин подумывал сорвать мероприятие или перенести его в другое место, но Мао через Лю настаивал на проведении конференции в Китае в назначенное время. Лю пообещал, что никакой организационной работы проводиться не будет, имея в виду, что Мао не станет пытаться использовать конференцию для создания собственной международной сети.
Мао пришел к власти 1 октября 1949 года, а конференция открылась 16 ноября. В своей программной речи Лю объявил о «пути Мао Цзэдуна», ни разу не обмолвившись ни о Сталине, ни о советской модели. Темой конференции был захват власти во всей Азии через «путь Мао Цзэдуна», и более того: «Путь, по которому прошел китайский народ, — это путь, по которому должны пройти народы многих колониальных и полуколониальных регионов…» Лю был категоричен: «В таких регионах революционным народам не избежать [этого] пути… [и] они совершили бы огромную ошибку, если бы пошли другим путем. Вооруженная борьба, — сказал он, — должна быть основной формой борьбы».
Это уже были не шутки, а последующие события продемонстрировали, как далеко продвинулся Мао. Когда русский делегат назвал речь Лю «крайне левой», Сталин объявил собственного представителя перебежчиком. Злополучный делегат, Леонид Соловьев, вынужденно признал свою ошибку на встрече под председательством Мао. Впервые в жизни высокопоставленный русский приносил Мао извинения в присутствии его соратников. Мао даже великодушно попросил Сталина «простить» Соловьева.
Осмелев еще больше, Мао нарушил свое обязательство не проводить на конференции никаких организационных мероприятий. 23 ноября 1949 года Лю Шаоци объявил об организации в Пекине Контактного бюро, через которое все страны-участницы «смогут осуществлять связь». Мао создавал организацию, с помощью которой мог отдавать приказы «красным» иностранцам, и Сталин промолчал.
Мао понимал, что Хозяин не стерпит оскорбления и какое-то наказание непременно последует, но теперь он владел Китаем, а с ним и четвертью населения земного шара. Он значительно усилил коммунистический лагерь, как количественно, так и в политическом отношении. Сталин уже не мог позволить себе лишить его власти, и Мао намеревался вынудить Сталина помогать ему в осуществлении его честолюбивых замыслов мирового масштаба.