[115]. Согласно современной официальной статистике, все 1950-е годы «главным экспортом были рис, соя, растительное масло, свиная щетина, колбасная оболочка, шелк-сырец, свинина, кашемир, чай и яйца». В этот период Мао весьма легкомысленно сказал индонезийскому президенту Сукарно: «Откровенно говоря, у нас не так много товаров [для экспорта], кроме яблок, земляных орехов (арахиса), свиной щетины, сои».
Все товары, которые Китай экспортировал в СССР и его сателлиты, в большинстве своем были крайне необходимы его собственному народу и включали все основные продукты, богатые протеином: сою, растительное масло, яйца и свинину, которых всегда более чем не хватало самим китайцам. Поскольку Китай располагал всего лишь 7 процентами имеющейся в мире пахотной земли, а население его составляло 22 процента от населения земного шара, земля здесь ценилась слишком высоко, чтобы в большинстве районов выращивать скот, поэтому у китайцев не было молочных продуктов и было очень мало мяса. Даже зерно, основной продукт питания, входило в экспортный список Мао. Хотя производство зерна в Китае было удручающе неадекватно нуждам народа, страна традиционно являлась крупным экспортером зерна.
Ради экспорта Мао был готов лишить продуктов питания собственный народ. Одна из инструкций министерству внешней торговли в октябре 1953 года гласила: «Что касается главных продуктов, необходимых для выживания нации [то есть зерна, сои и растительного масла], мы действительно должны снабжать ими китайский народ, но мы не можем руководствоваться лишь этим… Мы должны думать о всевозможных способах выжимания их для экспорта (курсив наш. — Дж. X, Ю. Уж.)… Что касается продуктов (таких как мясо, арахис), менее необходимых для выживания населения, у нас есть тем более веские причины сократить их потребление внутри Китая, чтобы удовлетворить нужды экспорта».
Еще один приказ от июля 1954 года: «Ради гарантированного экспорта требуется сократить внутренний рынок таких продуктов, как мясо. Другие продукты, такие как фрукты, чай… следует экспортировать в как можно большем количестве и потреблять на внутреннем рынке только в том случае, если что-нибудь остается…» (курсив наш. — Дж. X., Ю. Чж.).
Больше всего страдали крестьяне. Политический курс был взят на то, чтобы гарантировать основные продовольственные товары для городского населения с утверждением строгих норм, а в случае неизбежной нехватки продовольствия крестьянам приходилось голодать. Во времена правления Мао всем зарегистрированным как крестьяне запрещалось переезжать в города или менять свой статус. Крестьянам даже не дозволялось переезжать из одной деревни в другую без особого разрешения (например, когда они выходили замуж или женились). Другими словами, они были приговорены жить в своей деревне всю жизнь, как их дети и внуки. Это полное отсутствие мобильности было в Китае новинкой. Традиционно крестьяне всегда имели право перемещаться как в географическом плане, так и в общественном. Они могли стремиться к власти и богатству — как сам Мао. В случае голода они могли бежать в города или другие регионы и, по крайней мере, попытать счастья. Теперь даже в лучшие времена они не могли и надеяться улучшить свою участь, разве что правительство мобилизовало бы их в армию или на завод. А когда случалась катастрофа, они голодали и умирали в своих деревнях[116].
Однажды, пообещав отправить в Восточную Германию больше сои, Чжоу Эньлай сказал своим немецким собеседникам: «Если наш народ и голодает, то не в городах, а в сельской местности, так же как у вас». Другими словами: нашего голода никто не увидит.
Крестьянам приходилось производить продукты питания на экспорт практически без всякой государственной помощи. Этот факт премьер Чжоу подтвердил 27 февраля 1957 года Коммунистическому парламенту, механически утверждавшему все решения Всекитайского собрания народных представителей, прямо сказав: «Сельскому хозяйству никаких дотаций». Как объявил министр сельского хозяйства маоистского правительства своим сотрудникам: «В производстве сельхозпродукции мы зависим от двух крестьянских плеч и одной задницы» — то есть от ручного труда и экскрементов, используемых как удобрения.
Крестьяне производили продукты питания не только для оплаты военного импорта из СССР и Восточной Европы; им приходилось расставаться с бесценной продукцией, чтобы Мао мог осуществлять благотворительность в целях расширения подконтрольных территорий. Китай не только снабжал продуктами питания бедные страны, такие как Северная Корея и Северный Вьетнам, но и щедро раздавал их гораздо более богатым европейским коммунистическим режимам, особенно после смерти Сталина, когда в Пекине лелеяли мечту сделать Мао главой мирового коммунистического лагеря. Когда Румыния устраивала молодежный фестиваль, Мао поставил 3 тысячи тонн растительного масла. В то же самое время китайские крестьяне, которые произвели это масло, получали всего один его килограмм в год как для приготовления пищи, так и для освещения, поскольку электричества в большинстве сельских районов не было. В 1956 году после восстания в неизмеримо более богатой Венгрии Пекин послал венгерскому правительству продуктов на 30 миллионов рублей и 3,5 миллиона фунтов стерлингов, а также займы, которые, как не уставал повторять Мао, не надо возвращать.
Когда в июне 1953 года вскоре после смерти Сталина в ГДР вспыхнуло самое крупное в Восточной Европе восстание, Мао бросился на помощь диктаторскому режиму, немедленно предложив продуктов питания на 50 миллионов рублей. Однако немцы хотели большего, предлагая в обмен оборудование, совершенно бесполезное для Китая. Чиновники из министерства внешней торговли уже решили отказаться от этой акции, как вмешался Мао и приказал совершить сделку, сопроводив приказ нелепым заявлением: «Им гораздо труднее, чем нам. Мы должны сделать заботу о них нашей святой обязанностью» (выделено самим Мао). Именно благодаря китайским продуктам Восточная Германия смогла увеличить продуктовые пайки в мае 1958 года.
Простые китайцы не только не могли возражать против щедрот Мао, но и понятия о них не имели. Мао делал все, что хотел. Когда жестокий лидер Социалистической единой партии Германии Вальтер Ульбрихт в 1956 году приехал в Китай и сделал Мао дежурный комплимент, Мао величественно ответил: «Вы не должны подражать нам во всем». Мао говорил свысока, как ментор. Он также хотел убедить Ульбрихта в своей деспотичности. «Вы многих посадили в тюрьму после 17 июня [1953 года, восстания в Восточном Берлине]?» — спросил Мао. Он предложил одну китайскую «модель», которую, возможно, захотели бы позаимствовать восточные немцы: Великую стену. Стена, сказал Мао, очень помогла бы отгородиться от таких людей, как «фашисты». Несколько лет спустя была возведена Берлинская стена.
Самый высокий процент валового национального продукта, выделяемого богатейшими странами в качестве международной помощи, едва ли когда-либо превышал 0,5 процента, а в США к началу нового тысячелетия был гораздо меньше 0,01 процента. Под руководством Мао Китай достиг невероятной цифры в 6,92 процента (в 1973 году) — самый высокий процент за всю мировую историю.
Китайские крестьяне относились к беднейшим людям мира, и Мао это прекрасно знал. И еще он знал, что они голодают. 21 апреля 1953 года, накануне начала программы по превращению Китая в сверхдержаву, он заметил: «Около 10 процентов семейств, занятых в сельском хозяйстве, весной и летом испытывают недостаток в пище… или вообще не имеют ее». Это случается «каждый год», сказал он. Как же могла страна платить за безграничные амбиции Мао столь ограниченным запасом продуктов питания? Элементарные арифметические подсчеты подсказывают, что, если он в таком масштабе экспортировал продукты питания, без массовых смертей от голода не обошлось.
Мао Цзэдуна это не волновало. Он часто отпускал замечания типа: «У них всего три зеленых листочка на обед? Ну и что». Вся экономическая статистика была глубоко засекречена, и простых людей держали в абсолютном неведении. Народ никак не мог влиять и на политический курс. Однако высокопоставленные чиновники и партийные функционеры имели обо всем четкое представление, и один из них, человек номер два в государстве после Мао, Лю Шаоци, тормозил осуществление программы Мао. Он приветствовал курс на индустриализацию и получение статуса сверхдержавы, но хотел двигаться к этим целям постепенно, построив сначала основательный экономический фундамент и подняв уровень жизни народа.
«Мы не можем начинать с развития тяжелой индустрии, — объяснял он небольшой аудитории 5 июля 1951 года, — потому что она безвозвратно поглощает огромное количество денег… а мы можем добывать деньги, лишь отбирая их у собственного народа… Наш народ живет очень плохо. Мы должны сначала поднять уровень жизни людей, а на это ушло бы лет десять. Именно это должно стать приоритетом партии». Еще он написал: «Народ очень беден. Он отчаянно нуждается в лучшей жизни, зажиточной и культурной жизни»; «Главной задачей партии должно стать достижение этой цели…» В другой раз он сказал: «Крестьяне хотят иметь новую одежду, покупать носки, носить обувь, пользоваться… зеркалами, мылом и носовыми платками… их дети хотят ходить в школу». Мао так никогда не говорил.
Пять лет Лю был подчиненным Мао. Он родился в деревушке в провинции Хунань, всего в нескольких километрах от деревни, где родился Мао. В 1921 году он приехал учиться в Москву и двадцатитрехлетним студентом вступил в коммунистическую партию. Хотя Лю очень нравился женщинам, он был серьезным молодым человеком, и никаких увлечений, кроме чтения, у него не было; он не любил пустую болтовню. Познакомился он с Мао, когда в 1922 году вернулся в Хунань, однако они не сдружились, а сблизились лишь в конце 30-х годов, когда Лю проникся идеями Мао о том, что уничтожить Чан Кайши можно, лишь воспользовавшись войной с Японией. В 1943 году Мао возвысил Лю, сделав его вторым лицом в своем движении. В 1945 году, когда Мао пришлось отправиться в Чунцин, и в 1949–1950 годах, находясь в Москве, Мао оставлял за себя Лю, полагаясь на него во всем, как на главу исполнительной власти.