Сколько дорог должен каждый пройти,
чтоб стать человеком он смог?
Сколько морей облетит на пути
к родным берегам голубок?
Сколько снарядов на воздух взлетит,
пока войнам кончится срок?
Ответ на вопрос
мне ветер принес,
мне ветер на крыльях принес…
Я не сразу узнал эту известную песню Боба Дилана. Джейн исполняла ее как-то по-своему, немного медленней, задушевней, печальнее, чем обычно…
…Сколько мы можем глаза закрывать
на то, что творится вокруг?
Ответ на вопрос
мне ветер принес,
мне ветер на крыльях принес…
Теперь казалось, что Джейн уже не поет, а рассказывает под аккомпанемент гитары ей одной известную, печальную и тревожную историю… О прошлом? О будущем? О неотвратимом?
…Сколько смертей увидать надо нам,
чтоб крикнуть: «Довольно смертей!»?
Ответ на вопрос
мне ветер принес,
мне ветер на крыльях принес…
Таксист
— «К чему искать земли, что освещает иное солнце? Разве изгнанник сможет убежать от себя?» Как больно и верно сказал Гораций.
Я удивленно взглянул на таксиста.
— Вы говорите по-русски?
— А, по-вашему, я должен забыть его через шесть лет? Или…
Таксист поправил фуражку и с укором посмотрел на меня в отражении зеркальца.
— Чувствую, давно не были в Нью-Йорке. Или я не прав?
— Как вы догадались, что я из России и давно не был здесь?
— Это так же просто, как перейти Дерибасовскую. Мы катаемся уже час. Я вижу ваши глаза. В них сентиментальная грусть, воспоминания. Кто способен на эдакую романтическую сентиментальность? Смотреть на дома и улицы, где был, где жил, где гулял, где встречался, и при этом только раз покоситься на счетчик. Я вас умоляю. Все ясно, как божий день. Американцы не способны на такое. Вы кого-то ищете? Или я не прав?
— В этом городе мне уже некого искать.
— Тогда — в гостиницу или недорогие магазины?
— Давайте на Бродвей. Пройдусь. Прогуляюсь. Минуту или две таксист молчал. Потом не выдержал.
Тихо и виновато спросил:
— Ну, как там? Я ведь уехал в 81-м…
— В двух словах не расскажешь. Вы из Одессы?
— Жил и в Одессе, и в Туле… А уехал из Москвы. Был врачом. А теперь вот…
На мгновение он вскинул руки и с силой ударил по рулю.
Возле парка я попросил остановить.
— Отсюда пойду пешком. Я протянул ему деньги.
— Да боже ж мой! — он отвел мою руку и улыбнулся мудрой улыбкой библейского пророка. Поспешно одел темные очки и как бы про себя пробормотал:
— «К чему искать земли, что освещает иное солнце? Разве изгнанник сможет убежать от себя?»
«Я привыкла блуждать одна…»
— С этой женщиной ты обязательно захочешь познакомиться…
Мы шли с Артом Шилдсом вдоль Ист-Ривер. Как хорошо, что судьба хоть изредка дарует долгожительство достойным.
Мой старший товарищ Арт виделся с Джеком Лондоном, дружил с Эрнестом Хемингуэем, принимал в Нью-Йорке Сергея Есенина и Владимира Маяковского, хорошо знал Теодора Драйзера…
Во время гражданской войны в Испании франкисты приговорили его к расстрелу. Арту удалось бежать.
Во всем мире журналисты называют его рыцарем пера.
Арт вдруг поправил галстук, приосанился и пригладил вихры.
Волшебство, да и только! Он мигом сбросил лет тридцать.
— Но захочет ли она познакомиться! — Арт щелкнул пальцами и потянул меня через улицу.
Лишь сейчас я обратил внимание на пожилую женщину в коричневом плаще и шляпе. В руке у нее было несколько хризантем. Женщина шла как по облаку. Не замечала ни прохожих, ни машин, ни самого Нью-Йорка. Она смотрела вверх, туда, где вершины небоскребов прокалывали голубое спокойствие.
— «Загадочная беглянка»! «Таинственная звезда»! «Мисс одиночество»! — на ходу восторгался Арт. — Это все о ней, о ней! Я знал ее еще, когда она двадцатилетней девчонкой впервые ступила на американскую землю. Кажется, если мне не изменяет память, в двадцать шестом. И не было еще ни «Дамы с камелиями», ни «Королевы Христины», ни «Анны Карениной».
— Да кто же она?! Арт резко остановился и смерил меня победоносным взглядом.
— Грета Луиза Густафсон! Суперзвезда Голливуда 20 — 30-х годов. Известная всему миру под именем Грета Гарбо! Боже, боже, что вытворяет время!
— Неужели это она? Я думал, ее давно нет в живых.
— Многие так думали, — снисходительно кивнул Арт. — Ей было немногим более тридцати, когда в сорок первом на фильме «Двуликая женщина» она поставила точку. Окончательную точку на своем звездном полете, на удачливой карьере, на Голливуде… С тех пор живет затворницей. Никого не принимает, не дает интервью, никуда не ездит и, говорят, даже не пишет писем. Редкие телефонные звонки, телевизор, прогулки по улице, общение с прислугой и все…
— Почему так случилось?
— Не знаю.
Наконец, мы поравнялись с Гретой Гарбо.
— Доброе утро, Грета! — Арт чуть склонил голову.
В одно мгновение женщина с букетом хризантем спустилась с облака. Улыбнулась и протянула руку.
— Ах, здравствуй, здравствуй, Арт! Как давно мы не виделись. Ты все носишься по свету и пишешь?
Арт поцеловал ей руку и легонько подтолкнул меня вперед.
— Мой приятель, журналист Вадим Бурлак. Лицо Греты Гарбо нахмурилось, поскучнело.
— Он из Москвы, — добавил Арт. Снова появилась улыбка.
— Русский? До вашей страны я так и не добралась. И никогда уже не доберусь.
— Но вас хорошо знают в России по кинофильмам.
— Ах, это было так давно. Все в прошлом… Все в прошлом…
Грета хотела что-то добавить, но передумала. Отобрала из букета две хризантемы и протянула Арту и мне.
— Прощайте, мальчики. Я привыкла блуждать одна… Раскланялись. Арт ловко прикрепил к пиджаку синюю хризантему.
Дальше мы шли молча.
Я искоса поглядывал на Арта. Он слегка улыбался. А мысли его были далеко-далеко. Там, в тридцатых, где набирала силу слава Хемингуэя и Фитцджеральда, где танцевали танго и фокстрот, ругали «сухой закон», жаловались на Великую депрессию, где мужчины при встрече с женщиной обязательно снимали шляпу…
«Времена-то меняются!..»
«Присоединяйтесь к нашей демонстрации!»
«Снами — на Уолл-стрит! Там самые главные загрязнители окружающей среды!»
«Человек может изобрести самый убийственный препарат против миллиардов букашек, но не может создать даже одну букашку».
«На земле 4 миллиарда гектаров леса. Каждый год мы уничтожаем 18 миллионов гектаров!»
«Хватит болтовни! Решительные действия — пока не поздно!»
«Зеленой революции — “да “!»
«Кому нужны цивилизация и прогресс, если завтра ими некому будет воспользоваться?!»
«Это может каждый: не использовать моющие средства, не употреблять аэрозоли, не курить, экономить воду и электроэнергию, отказаться от автомобиля, пользоваться велосипедом, больше ходить пешком, сажать деревья и цветы».
«Сохраняй свое здоровье — ты частица природы и ценное достояние мира!»
«Наша Миссисипи ежегодно несет в Мексиканский залив около 600миллионов тонн сельскохозяйственных, промышленных и коммунальных отходов».
«Присоединяйтесь к нашей демонстрации сегодня! Завтра будет поздно!»
«Именно от вас может зависеть, каким окажется Великий исход человечества — путем к спасению или гибели!..»
Травы лечат печаль
Генри Торо считал, что для просветления души и прилива радости не обязательно нужны счастливые перемены в жизни и события. Достаточно выйти в лес, в поле, на берег чистой реки, оглядеться вокруг и задуматься. Ведь не может быть встреча с природой бесполезной и напрасной.
Он не любил Нью-Йорк, но считал, что в этом огромном городе можно отыскать для счастья зеленый уголок.
В нью-йоркском Центральном парке я увидел группу студентов. Они сидели и лежали прямо на траве (там это делать не возбраняется).
Один из студентов тихонько перебирал струны на незнакомом мне инструменте, напоминавшем одновременно и банджо, и гитару. Несколько человек так же тихо напевали:
Травы лечат печаль,
Смех даруют цветы,
Сбрось чиновничью шапку,
Уйди от мирской суеты…
Я силился разобрать слова и, наконец, понял: это же песня на стихи китайского поэта Бо Пу. Он жил аж в XII веке!
Издалека донеслась его мысль — сквозь столетия и тысячи километров.
И семьсот лет назад люди убегали от суетной жизни городов и искали красоту, успокоение и очищение души в горах, лесах, в полях, среди цветов, деревьев, трав, на берегах чистых вод, рек и озер.
И в древности знали, что встреча с природой благотворно влияет на психику людей, украшает нашу жизнь, улучшает настроение. Союз с природой — необходимость. От разнообразия окружающей фауны и флоры зависит богатство и широта человеческих чувств.
Так считало немало состоятельных ньюйоркцев еще в XIX веке. Они поняли, что их город превращается в каменный лес, где все меньше места живым травам, цветам, деревьям.
И в Нью-Йорке началось активное создание парков и скверов.
Многие туристы, наспех познакомившись с этим городом, потом заявляют: «В Нью-Йорке не встретишь живых трав и деревьев…»
Видимо, этим приезжим кружат головы небоскребы и супермаркеты, и некогда им побывать в парках и скверах, где
Травы лечат печаль,
Смех даруют цветы…
Будто не пролетело десяти лет
…Я видел издали только изящные руки девушки, ее темные распущенные волосы и желтый гриф гитары:
…Люди, сходитесь, куда б не брели!