— Иди, загляни. Они там пишут, а дверь открыта. Коля сидит на пятой парте — ты ему помаши!
Иду. Подхожу к дверям огромного зала и первое, что вижу, — в первом ряду… Олега Даля! И забываю про Колю! Какой Коля, когда Даль сидит и пишет! «Ах, — думаю, — всё-таки поступает! Сума сойти!»
А незадолго до того мы с ним говорили об Андрее Платонове. И он сказал, что самое лучшее у Платонова — «Сокровенный человек» и что он хотел бы снять по нему фильм:
— И первая фраза сценария такая: «Егор Пухов сидел возле гроба жены и резал острым ножом варёную колбасу».
— И что же тут, Олег Иванович, можно снять? Это — литература.
— Не скажите, не скажите…
Вот такие у него были вдруг поразительные «пробросы» мысли. Ну что я рядом с ним? Девчонка-ассистентка… Бегаю за ним, вожу на машине на съёмочную площадку. Но, конечно, определённый элемент доверия по отношению ко мне у него был…
Короче говоря, в ошеломлении выскакиваю из здания и — к Микеладзе!
— Вахтанг! Даль поступает!
— Да что ты?!
— Правда, правда! Сидит и пишет… бедненький.
— Вот это да! Вот это да… Давай тогда мы с тобой сейчас отсюда никуда не уйдём.
А он заехал за мной на машине — был очень холодный день. Я смылась с работы, поэтому пальто у меня висит на студии в кабинете, то есть я, вроде, где-то здесь. А я на ВРК возле гостиницы «Украина»!
Стали мы с ним ходить-бродить — ждать. Встретили ещё одного, дружка Вахтанга — эстонского документалиста Пэтта. Пошли в магазин за углом, купили вина, выпили в машине. Экзамен кончился, все выходят. Вахтанг говорит:
— Оль, иди, возьми Колю!
А я не вижу Колю, потому что ищу глазами Олега Ивановича! Смотрю, стоит Даль. В растерянности — никто к нему не подходит… Выскакиваю из машины и подлетаю к нему:
— Олег Иванович! С ума сойти! Вы всё-таки поступаете?! Ну, я надеюсь, что у вас всё будет в порядке!
И он так покраснел, смутился — просто поразительно.
Прошло дней десять. Ничего не известно. Списки никак не вывесят. Вахтанг решил, что я с Далем «вась-вась», а он-то уж наверняка знает.
А я, хоть и была молоденькая и хорошенькая, — просто не понимала, человек какого уровня со мною рядом. Может быть, Даль и относился ко мне с некоторой долей симпатии. Но я никогда и ни на что его не подвигала! Он спрашивал меня о том, что его интересовало. Я ему отвечала. Общение больше состояло из бесед о высоком. Всё-таки у меня какая-то культура уже была впитана во ВГИКе. Даль не со всеми общался, а со мной он разговаривал.
И вот, в последних числах октября мы собрались компанией. Сидим в Сокольниках в одном грузинском доме. Такая интернациональная документалистская компания: Вахтанг, Пэтт, Коля Дроздов, девочка-литовка, ещё ребята. И ещё там был Станислав Говорухин, ходил молча и всех презирал. И при этом пил нашу водку!
Приехал Дроздов с курсов — новостей нет…
А в то время, в семидесятые, поступать на ВРК — означало в какую-то недосягаемую сферу попасть! Лучшее мировое кино показывают только на Курсах: Феллини, Бунюэль, Коппола… вгиковцы этого лишены, если только не поедут подпольно в Госфильмофонд. А на Курсы никого постороннего не пускают. Показывали один раз фильм Бунюэля — так по спецпропускам. И это всё гудит, как пчелиный улей, — аж до самого ВГИКа разговоры доходят!
Так вот, сидим мы в Сокольниках. Вахтанг говорит мне:
— Позвони Далю: уж он-то знает — кто поступил, кто нет — наверняка!
— Я не в таких отношениях с Олегом Ивановичем, чтобы могла запросто позвонить ему и спросить: поступили ли вы с Колей Дроздовым или нет?
Все подхватывают вслед за Вахтангом:
— Да ладно, Оль, позвони!
— Да я не могу!
Буквально заставили. Звоню:
— Здравствуйте, Олег Иванович! Это ассистент с…
— Да, Оля.
— Олег Иванович, ну, как? Вы поступили?
— Да. Поступил.
Ребята-то думают, что он сейчас мне что-то расскажет! А я в растерянности говорю:
— Ну, я вас поздравляю… И я вам так завидую — вы такие фильмы посмотрите!
— Ну… надеюсь… Оля…
Кладу трубку и в полной тишине говорю:
— Он сказал, что он поступил.
Вахтанг аж взвился, подскочил:
— Как?! Откуда он знает?! Ничего официально не объявлено!!!
И вот тебе — русская суть. Все эти ребята — украинцы, эстонцы, литовцы, грузины — сказали:
— Вахтанг, успокойся! Он же — Даль. Он мог вообще не писать никаких работ!
И я добавила:
— То, что он пишет работы, — это его самодисциплина, внутреннее уважение к этому процессу. Это — характер Даля.
Теперь могу сформулировать ещё чётче: Олег Даль — это высочайший аристократизм духа и поведения.
Известный актёр Вадим Спиридонов, бывший моим большим другом (его нет уже полтора года, и теперь он недалеко от Олега Ивановича — там же, на Ваганькове), рассказывал мне про Даля:
— Шёл я как-то по «Мосфильму». Олег навстречу идет. И это был человек, к которому просто так не подойдёшь. Не попросишь сигарету. Не поздороваешься. Даже просто — не улыбнёшься. Шёл человек, и вокруг него было пространство, и в это пространство войти было очень непросто.
Вот это был Даль! И если он к кому-то обращался, кого-то воспринимал, то это уже можно было считать, простите, за честь. Может быть, это сейчас и звучит громко, но это был элемент доверия такой, в общем-то, уникальной личности, какой был Олег Иванович.
А Коля Дроздов тогда не поступил, так и оставшись сценаристом. Но у него хорошая судьба, и он — талантливый человек. Олег Иванович же пошёл учиться режиссуре…
15 февраля 1977 года
Прошло три с половиной месяца. И Даль как-то у меня «выпал». Я даже про него как-то немного подзабыла. У меня — очередная картина. Последний год учусь во ВГИКе, продолжая работать ассистентом режиссёра в ТО «Экран» на телевидении.
Тогда был очень популярен режиссёр Леонид Пчёлкин, на лучших картинах которого я работала и который всю жизнь из меня «пил кровь». Но расставались надолго мы всегда по-хорошему, потому что он по-отечески хорошо ко мне относился: такое сочетание в человеке тоже бывает…
В этот день Пчёлкин подходит ко мне и говорит:
— Девочка моя, я уже без тебя жить не могу! У нас середина картины, всё рушится. Народу — навалом. Там и история, и современность. Выручай, Олечка!
И в середине съёмок, в полном их разгаре, я прихожу на пятисерийную картину «Не поле перейти…», которая выходит в свет под названием «Личное счастье». Ну, чем не повтор истории с «Омегой»?!
Прихожу в группу и сразу же узнаю, что снимается Олег Даль, потому что Пчёлкин мне говорит:
— Садись в машину, забери Даля и Печерникову!
— Откуда Даля-то брать?
— Из Театра на Малой Бронной.
— Как… на Малой Бронной?
— А вот так! Ты что, не знаешь, где ведущие артисты Союза работают?
— А как же… Высшие курсы?
Даже поперхнулась. Вот так новость! Правда, у меня тут были свои дела, свои крупные неприятности. Думаю: «Батюшки! Ну, всё… Когда же он успел-то?» Приезжаю к театру на Малую Бронную, сижу в машине: «К чёртовой матери, не выйду — и всё! Что же это такое?! Курсы — бросил…»
«Разочаровалась» в нём. Ведь где-то нутром понимала, что Даль, наверное, будет очень интересным режиссёром, хотя никогда крупных разговоров на эту тему с ним не было. Я уже всё-таки заканчивала институт и видела, что творится, кто прёт наверх в то время. Но я не осознавала, насколько Олегу было бы тяжело. Думала лишь о том, насколько он станет своеобразным, оригинальным режиссёром. Но это я сейчас могу сформулировать. А тогда просто обалдела: на Малой Бронной? У Эфроса? Которого я, кстати, ни тогда не любила, ни сейчас…
Выходит он из театра, подошёл к машине:
— О! Ольга! Поехали!
Садится назад. Я сижу впереди, рядом с шофёром. Поворачиваюсь и говорю:
— Что случилось? Почему вы — здесь?
— А что вы имеете в виду?
— Как, что? Как, что?!.. Почему вы в театре, а не на курсах?
— А чё?!..
И по тому, как он это сказал, как посмотрел на меня, поняла: ему эти Курсы — по фигу. Но в то время нельзя было прийти даже с именем Даля и получить на студии постановку. Надо было иметь эту вшивую бумажку.
Он был очень разочарован и Курсами, и педагогическим составом, хотя поступил в мастерскую Иосифа Хейфица. Не воспринял всё это никак:
— Мне… мне Табаков будет преподавать актёрское мастерство?!!
И я, так резко обернулась, что он даже отпрянул. Это был единственный раз, когда я посмела — видно, уж очень злая была! — обратиться к нему на «ты»:
— При чём тут Табаков?!! О чём ты говоришь?! Олег Иванович! Да вы вдумайтесь, о чём говорите: да кто бы вас заставил сдавать «актёрское мастерство»?!!
А через две недели в театре сдавали прогон «Месяца в деревне», и приглашённый Пчёлкин взял меня с собой.
Потрясающе! Потом Даль вышел после прогона к нам — весь разгорячённый. Мы в восторге — он играл лучше всех! С этого прогона мы его забрали на съёмку, и Пчёлкин всю дорогу пел ему дифирамбы. А Олег Иванович был прелестен, тих и доволен…
26 февраля 1981 года
Я тогда работала на студии Горького. А после ухода с телевидения год проработала во ВГИКе. Почему-то всё и все надоели мне в этот четверг, и я отправилась прошвырнуться во ВГИК около трёх часов дня. Перебежала через нашу стеклянную «дырку», спустилась вниз, встретила одного своего знакомого и остановилась с ним потрепаться.
Стоим, разговариваем. Поворачиваю голову и вдруг вижу: около раздевалки стоит Олег Даль! Я обалдела. Стоит и снимает куртку.
Я прямо на полуслове прекратила своё общение и подбежала к нему. Даль мне говорит:
— Что это вы здесь делаете?
— Вот это да! Я, между прочим, окончила ВГИК и работаю на студии Горького! Я — выпускница этого института. А вы-то что здесь делаете?
— Да так…
Снимает шарф, достаёт из кармана очень редкую книгу Гийома Аполлинера. Выглядит плохо, с сильно отросшей бородой.