я скажу тебе, что каждое слово этого последнего анализа… было написано Ростами… Мы с Эрнстом вместе вычитали корректуру речи от 13 января, но примерно на середине работы с корректурой речи от 12 февраля у Эрнста начался приступ ужасной головной боли, и Майлз [Пойндекстер] пришел на помощь и помог закончить работу».
2 августа 1916 года Хельгесен внес законопроект, отзывающий акт 1911 года, который закреплял за Пири адмиральскую пенсию и титул человека, побывавшего на Северном полюсе.
29 сентября New York Times сообщила:
«Мене Уоллес, эскимос… вчера был встречен Э. Ростом… пригласившим его от имени конгрессмена [Хельгесена] приехать в Вашингтон и сообщить информацию, полученную, по его словам, от туземцев Гренландии, касательно сравнительной ценности заявлений адмирала Пири и доктора Кука об открытии Северного полюса.
Ожидается, что Уоллес поедет в Вашингтон в начале следующей недели».
Но полюсные страсти сходили на нет. Побывав в Индии, на Борнео, в Японии, проехав через всю Россию и вернувшись домой после грандиозного путешествия, Кук оказался в сложном финансовом положении. Возможно, именно поэтому союз с Ростами распался, и пионер Мак-Кинли и Северного полюса ушел со сцены, отправившись в штат Вайоминг, где занялся поисками нефти.
Не получив подтверждения приглашения прибыть в Вашингтон, Миник сам написал Хельгесену. Ответ гласил, что конгрессмен находится в родном штате и не вернется до начала декабря. Письмо не было обнадеживающим: «…У меня нет никаких сомнений в том, что конгрессмен будет в известной мере заинтересован встретиться с Вами и выслушать Ваш рассказ или любое заявление, которое Вы, возможно, хотите сделать. Но вместе с тем в обстоятельствах дела нет ничего, что гарантировало бы дальнейшие контакты с мистером Хельгесеном и его интерес к Вашей личной версии полемики Пири – Кук. И я хочу заверить Вас, что, насколько это имеет отношение к нашему ведомству, Вы совершенно свободно можете распорядиться любой имеющейся у Вас информацией, исходя из Ваших собственных интересов…»
Миник умер в Штатах в 1918 году[336], и драгоценные сведения остались неразглашенными.
Александер по-прежнему нервничал и в декабре 1916 года делился страхами с работодателем: «Наше бездействие в течение столь длительного периода времени позволило им так повернуть дело, что мы вынуждены занять оборонительную позицию… Я иногда чувствую себя заваленным массой материалов, способных впечатлить поверхностных, а некоторые – и думающих, людей, и даже ученых, имена которых включены в “приложения к речи” Хельгесена. Поскольку я детально разобрался в его “замечаниях”, я был более чем удивлен их количеством – и по большей части это вещи, которые рано или поздно должны были обнаружиться».
В начале марта 1917 года он снова теребил Пири: «В настоящее время ситуация уже не требует от нас борьбы с претензиями Кука; позиции кардинальным образом переменились, и теперь это дело превратилось в практически Ваше дело, связанное с достижением Вами Северного полюса… Многочисленные доводы Хельгесена… (и я говорю это не только как Ваш советник, но и как Ваш искренний друг), если на них не ответить, точно поразят будущих историков. А сейчас, пока все у нас в руках, время подготовить ответы, и если в Ваших дневниках и записях есть ошибки, мы должны объяснить, как это произошло, и определить в свете фактов желательную степень гласности, а не оставлять вопрос на обсуждение будущих, возможно недружественных, историков».
Умные рассуждения, но адмирал не хотел этим заниматься. Да, собственно, что он мог сделать? В письме Фессу он высказал свое, так сказать, официальное отношение к разносу, учиненному Хельгесеном:
Вначале я попробовал прочесть материал, размещенный мистером Хельгесеном в Congressional Record… но из-за подтасовки цитат и искажений я с отвращением его выбросил.
Попытка прочитать огромное количество материалов, обработанных таким образом, не говоря уже об обсуждении, будет пустой тратой времени.
Конечно, это хорошая мина при плохой игре. Брайс возвращает нас к истине:
«…он все же прочел “замечания” Хельгесена, причем весьма внимательно. Он даже делал пометки на полях своего экземпляра. Судя по их содержанию, он был в ярости. Он хотел, чтобы генерала Грили вывели из совета директоров Национального географического общества, а Эдвина Свифта Балча[337] исключили из Американского географического общества. Он был уверен, что именно они, и главным образом Грили, снабдили Хельгесена материалами.
Его кипящий гнев выплеснулся в причудливых записках, адресованных его врагам или написанных просто для себя».
Две такие записки цитирует Уимс. Первая:
…Вы [Хельгесен] под протекцией Конгресса сделали заявления с иммунитетом, показывающие, что Вы – либо лжец, либо несведущий в данном вопросе, либо и то и другое вместе. В связи с Вашим официальным обращением к министру ВМС о том, что я не дошел до Северного полюса, Вам предъявлено обвинение, и я гарантирую, что Вас ждет военный трибунал, перед которым Вы сможете подтвердить свои обвинения в надлежащем порядке под присягой и где появится возможность выявить мотивы Вашей кампании, Ваши источники информации и источник финансирования, вдохновляющий Вашу деятельность.
Вторая:
Конгрессмен Х[ельгесен], во-первых, преднамеренный абсолютный… лжец. Во-вторых – рупор и марионетка в руках пресловутого лобби, использующего Конгресс в качестве пресс-агента в целях водевильного предприятия.
Но самую изощренную брань Пири приберег для генерала Адольфа Грили:
Г [Грили] – солдафон, Г – профан, Г – трусливый слабак, Г – каннибал, сохранивший свою никчемную жизнь, питаясь плотью людей, которые лучше его, Г – убийца, чья несостоятельность довела его людей до голодной смерти, тогда как он вернулся, чтобы получить признание как великий арктический исследователь, критик и авторитетный специалист. Грили, чей арктический опыт и достижения – это ужас и позор.
От услуг Александера Пири отказался 18 марта 1917 года. Чем закончились бы новые слушания, которых требовал Хельгесен, неизвестно. Вполне возможно, что прегрешения Пири были бы рассмотрены более тщательно, но 10 апреля 1917 года Хельгесен скончался, и его законопроект был снят с повестки дня.
Глава 27. Прощание
Враги Пири исчезали: доктор Кук (как выяснилось, большой специалист по геологии) искал нефть в южных штатах; Миник, не сумев открыть свои тайны, ушел из жизни; Хельгесен тоже умер. Грили? Но генерала Грили нельзя назвать врагом Пири. Объектом ненависти адмирала он стал только потому, что был не менее прославлен, чем сам Пири, и, кроме того, независим. Когда в апреле 1918 года в New York Times появилось сообщение о тяжелой болезни Пири, «которая, по словам врачей адмирала, будет неуклонно отнимать у него физические силы и приведет к смерти», одним из первых, кто пришел навестить Пири, был Грили, оставивший визитную карточку со словами: «С наилучшими пожеланиями выздоровления адмиралу». Случилось это 3 мая 1918 года.
Что знал и что умел Пири? Получив образование инженера-строителя и успешно поработав по специальности в Никарагуа и во Флориде, он отбыл в Арктику и стал профессиональным… Какое существительное подобрать? Не исследователем, не ученым, не путешественником, не спортсменом. Таких, как Пири, больше не встретишь. Он стал добытчиком открытий и рекордов, организатором походов за славой.
За блистательным пересечением Северной Гренландии последовали неудачи и трагедии, но на-гора неизменно выдавались всамделишные или придуманные результаты: канал Пири, северный предел Гренландии, рекорд продвижения человека на север в Западном полушарии, самый дальний рекорд на Севере, Земля Крокера, Северный полюс.
На борьбу с Куком и пререкания с Конгрессом ушли силы и годы, получение наград по всему миру тоже было делом не быстрым, да и не легким, но чем Пири мог заняться теперь, когда все это осталось позади?
Дом Пири на его любимом острове Игл – «убежище», как он его называл. Фото Уолли Херберта. Подпись из книги У. Херберта
Много раз в своих книгах он говорил о любви к северной природе и об обаянии высоких широт, но невозможно представить себе, чтобы контр-адмирал с некой миссией вернулся на Север. В пространствах белой геометрии его ожидали воспоминания не только счастливые, но и позорные, самые что ни на есть унизительные. Кто же захочет таких свиданий? Только трофеи и музейные экспонаты в его доме на его острове связывали Пири с Арктикой.
Два слова стоит сказать о судьбе других завоевателей полюсов.
Нансен спасал от голода людей в России. Но это всего лишь эпизод. Великий норвежец сделал для землян так много, что, кажется, в одну жизнь это просто не может вместиться.
Герцог Абруццкий не только путешественник и известнейший альпинист. Он – военнослужащий, и во время Первой мировой войны командовал Адриатическим флотом. И еще прославился своими сельскохозяйственными и социальными проектами в Африке, в Сомали, где и похоронен.
Амундсен – арктический и антарктический первопроходец, стал первым гражданским летчиком Норвегии. 3 августа 1914 года он направил норвежскому правительству незатейливое письмо: «Настоящим позволю себе предложить норвежской армии – в дар и без каких-либо условий – свой аэроплан (“Морис Фарман” 1914 года выпуска). Одновременно был бы крайне признателен, если бы меня определили в военно-воздушные силы в качестве пилота и присвоили воинское звание – рядовой».
Речь о Первой мировой войне. Но полярник Амундсен приобрел «Морис Фарман» не для того, чтобы сделать роскошный подарок правительству, – с помощью самолета он хотел исследовать просторы Северного Ледовитого океана. Известны его необыкновенные, захватывающие дух арктические полеты – в мае 1925 года на самолетах N25 и в мае 1926 года на дирижабле «Норвегия»