В конце первого марша Пири, расположившись в иглу, построенном отрядом Хенсона, послал инуитов вперед на разведку.
Они вернулись с сообщением, что в том месте, где проследовал вчерашний отряд, произошли сильные сдвиги льда и след разорван.
Временами Пири цитирует свой дневник. Запись от 7 марта:
Пока мы двигались траверсом по ледяному полю, началось ярко выраженное торошение, и вокруг стали образовываться разводья и трещины. Иногда они возникали между санями, следующими друг за другом, и тогда требовалась быстрая, оперативная работа: все сани следовало собрать на фрагменте старой льдины, имевшем в поперечнике несколько сотен ярдов…
Из второго лагеря Марвин и Райан вернулись в первый, чтобы привезти оставленные грузы.
…Они рассказывали, что лед там все еще находится в движении. Они добрались до грузов как раз вовремя и успели их спасти, иначе они были бы затерты сильным торошением.
В этот же день:
Пока мы были в лагере, льдина с двумя моими иглу разломилась на две части, разрушив оба иглу. По-видимому, под большим, жестоким давлением лед постоянно скрипел и трещал.
В третьем лагере. 9 марта:
…Льдина, на которой были построены мои иглу, раскололась под страшным давлением, иглу сотрясались и дрожали, как при землетрясении, так что некоторые эскимосы в испуге выбежали наружу… Мы рано отправились в путь, несмотря на сильный северо-западный ветер и неприятный дрейф.
Пири в этот день встретил Бартлетта, который возвращался от первого склада, сделанного в конце шестого марша, за новыми грузами.
Он [Бартлетт] сказал, что лед везде в движении; льдину, на которую были помещены мои передовые грузы, вчера сместило на милю или больше на юго-восток, и след разорван на большом протяжении.
Сам Пири в этот же день обратил внимание, что его сносит на восток.
Странно в свете всех этих ежедневных тревожных сообщений о движении льда звучат слова Пири, записанные в дневник 10 марта:
Обстоятельстваслишком благоприятны. Я подавлен страхом встретить впереди открытую воду.
Что именно «слишком благоприятно»?
Пири погружает читателя в два параллельных мира. Один – явно придуманный и реализующийся только в словах мечтателя: «чертовски уверен в успехе» и «обстоятельства слишком благоприятны». Другой – реальный, и, слава богу, пока мы видим его. В построенном в уме, мифическом пространстве отряд ожидает большая вода, которая и в самом деле через две недели преградит путь. Но почему опытный полярник испытывает страх перед объективно существующим препятствием? Очень верно написал Херберт: «По полярному паку он [Пири] ехал позади армии своих людей с бешеным желанием достичь своей цели, но никогда не испытывал того чувства благоговения и свершения, которое доступно только первопроходцу, того трепета и приятного возбуждения, которые человек, идущий во главе, ощущает где-то под ложечкой, совершенно точно зная, что подвергает себя опасности».
Дневник Пири. 17 марта (одиннадцатый марш):
Чудесный день, чистый, как кристалл, и солнце сияет почти 12 часов. Земля отчетливо видна, но она не так далеко, как мне хотелось бы.
Несмотря на смещение льда, которое, как видел читатель, сопровождало отряды буквально все время, путь Хенсона от Пойнт-Мосс до первого склада и дальше – до точки, отмеченной как конец одиннадцатого марша, расположен скорее всего на прямой, имеющей направление (по мнению Пири и Хенсона) юг – север, то есть на меридиане, ибо, зафиксировав характерную точку на земле (позади себя), оглядываясь, всегда можно по компасу следить за курсом, корректируя его по выбранному месту; это элементарно, доступно каждому и, конечно, Мэтту Хенсону[124]. Внимательный читатель, впрочем, отметит, что Пири стартовал шестью днями позже Хенсона и за эти дни след головного отряда вполне мог сместиться. Не совсем так. Пири сообщает, что 15 марта он догнал Хенсона и отправил его дальше. Так что 17 марта Хенсон был впереди Пири всего на один марш. Поэтому, приблизительно (а все наши рассуждения приблизительны), путь Пири 6–17 марта отклоняется от прямой незначительно, и на схеме, которую мы построим, это отклонение не будет учитываться.
После четырнадцатого марша передовыми отрядами был сооружен второй склад. Пири подошел к нему 20 марта. Он пишет:
Несмотря на то что работа двигалась не так скоро, как мне хотелось бы, она шла настолько гладко, что я постоянно испытывал страх – не ждет ли нас впереди какое-либо непреодолимое препятствие. А еще я чувствовал, что может случиться и так, что 20 лет труда, разочарований и жертв приведут наконец к победе.
Ночью поднялся сильный западный ветер, продолжавшийся весь следующий день, и поля быстро изменили конфигурацию. Льдина, по выражению Пири, «громыхала». Стены снежного дома дали трещину. В этом лагере Пири провел два дня. Он рассказывает:
Хотя я постоянно с этим борюсь, я не могу не предаваться мыслям об успехе при нынешних обстоятельствах, когда с таким трудом пробиваюсь вперед. Нетерпение мое растет, так что останавливаться в иглу мне не хочется, а только идти и идти вперед. Ночью я плохо сплю, дожидаясь того момента, когда собаки достаточно отдохнут, чтобы продолжить путь. Затем я думаю, что будет, если некое непреодолимое препятствие – открытая вода, совершенно непроходимый лед или ужасный снегопад – выведет меня из игры теперь, когда все выглядит так обнадеживающе? Разорвет ли это мне сердце или просто повергнет меня в безразличие? И тогда я понимаю – какое это имеет значение? Самое большее через два месяца страданиям настанет конец, так или иначе я узнаю, что произойдет, и чем бы все ни обернулось, еще до того, как с деревьев опадет листва, я снова вернусь на остров Игл и буду бродить по знакомым местам вместе с Джо и детьми, слушая пение птиц… (существует ли все это в реальности на этой замерзшей планете?).
Американский писатель Райт подмечает: «Такие рассуждения Пири могли бы послужить интересным объектом исследования для психиатра. И даже если сделать скидку на некоторую рисовку, отрывки из его воспоминаний показывают, какую странную, можно сказать шизофреническую, задачу поставил перед собой Пири. Стремление пройти как можно дальше на север и вечный страх, что ему что-нибудь помешает, боролись с сильным желанием поскорее вернуться домой, на остров Игл»[125].
После шторма коммандер усмотрел «явные изменения в состоянии льда».
Где-то в двух милях от лагеря только что образовавшаяся полоса воды шириной в сотню ярдов или больше заставила нас поволноваться… В двух местах из-за ужасного давления образовались разводья… Лед с северной стороны всюду был смещен на восток.
Однако погода была чудесной, и четыре дня – 23, 24, 25 и 26 марта – Пири шел быстро.
Десять лет тому назад я бы сказал, что протяженность каждого марша была 15 миль, теперь же, я надеюсь, мы проходили по меньшей мере 12 миль.
(Запомним: за 4 дня 48 миль!)
Дневник Пири, 26 марта:
Прекрасный день и блестящий марш. Самая лучшая скорость, и затем удар – то, чего я все время боялся. Я слишком много мечтал в последние несколько дней, и это могло иметь только один результат – мои надежды на быстрый успех подорваны.
Вечером 26-го выяснилось, что все три отряда, находящиеся в авангарде, собрались вместе около
широкого открытого разводья, простирающегося на запад и восток.
Пири отмечает:
Северный лед медленно двигался на запад (выделено мной. – Д. Ш.).
27 марта полынья расширилась. Пири передал Бартлетту, что
если он не сможет переправиться, то ему нужно возвращаться…
Первая часть предложения написана для публики, так как понятно, что перебраться через полынью Бартлетт не в силах. Начальник продолжает:
Я хотел бы отправить его и Кларка с их людьми назад за дополнительным провиантом.
И обосновывает свое решение:
Я не имел возможности кормить все эти упряжки и людей здесь во время ожидания, которое могло продлиться несколько дней.
Капитан и Кларк ушли утром с семью санями… Вечером полынья все еще продолжала расширяться илед медленно двигался на запад (выделено мной. – Д. Ш.).
Любопытно было бы узнать, что делали Бартлетт и Кларк, повернув назад. Судя по записям Пири следующих дней, Бартлетт был послан за провиантом на берег, а Кларк – ко второму складу. До земли порядка 100 миль[126], до второго склада более 48 (расстояние, пройденное Пири за его последние четыре марша). Неужто можно ожидать их скорого возвращения с «дополнительным провиантом»? Кларку потребуется минимум 8–9 дней, Бартлетту – существенно больше. Книга Пири не рассказывает, пытался ли капитан «Рузвельта» выполнить задание коммандера или почему он не смог его выполнить, но известно, что Бартлетт благополучно достиг Земли Гранта. Также известно, что матрос Кларк подошел к Большой полынье через два дня после того, как Пири пересек ее. Разводье снова открылось, и Кларк повернул к земле. Он не достиг Пойнт-Мосс, не выбрался на мыс Хекла и не прибыл на мыс Шеридан. Проделав длиннейший путь, чудом избежав голодной смерти, он очутился в Гренландии.
Большая полынья, 84°38´ с. ш.
Но, дорогой читатель, стоит поразмышлять, что было бы с Кларком, если бы он все-таки перешел Большую полынью. Ее ширина, по словам Пири, достигала 2 ми