От Большой полыньи к точке с координатами 85°12’ с. ш., 62° з. д.
Пири рассказывает:
[По ту сторону Большой полыньи] мои люди построили иглу, дали двойной рацион собакам, а я привел в порядок их грузы и положил то, что осталось, в приметный тайник на торосе на той старой льдине, где был разбит лагерь.
Хенсон в это время уже продвигался на север. 3 апреля задул западный ветер. Коммандер жалуется:
Лед был окутан светом, не дающим тени[132]… что практически не позволяло разглядеть следы Хенсона (выделено мной. – Д. Ш.). Я увидел, что наша льдина… была изолирована; широкая полоса молодого льда отделяла ее от остального льда.
Описание трудностей заканчивается словами:
Мы добрались до иглу Хенсона. Его записи говорят о том, какой тяжелый переход они совершили, как они устали и т. д., и т. п.
Книга Пири, 4 апреля:
Рассеянный свет оченьзатруднял движение по следам, почти уничтоженным ветром (выделено мной. – Д. Ш.).
Снова сплошные неприятности, и итог такой:
Это был переход, который мог всерьез лишить мужества обычный отряд, но мои маленькие смуглые дети льдов бодро везли свои сани через препятствия со сноровкой, приобретенной жизненным опытом и привычкой.
Книга Пири, 5 апреля:
Мы начали путь в 3:30 утра.При рассеянном свете идти по следам было очень нелегко (выделено мной. – Д. Ш.). Глаза все время напряжены, требуется постоянное внимание. И это крайне утомительно… я принял решение впредь избегать… передвижения при туманной погоде, если только нет острой необходимости.
Препятствий снова было сверх меры: глубокий снег, плавучий лед, полыньи, торосы. Пири пишет:
Я не был удивлен, когда в конце 6-часового перехода мы натолкнулись на лагерь Хенсона: «Слишком туманно, чтобы идти», и все в большей или меньшей степени беспокоятся из-за того, что находятся так далеко, тяжело идти и т. д.
Три главы в книге Пири посвящены ледовому переходу: «От мыса Шеридан до Большой полыньи» – 18 страниц, «От Большой полыньи до 87°06′ с. ш.» – 13 страниц и «От 87°06′ с. ш. к гренландскому побережью» – 12 страниц. Изредка Пири цитирует свой дневник: в первой из этих трех глав – девять раз, во второй – два раза и в третьей – ни разу. Известно, что рукописный оригинал дневника утерян. Но читаем у Херберта: «…Среди гранок и черновых рукописей Пири в Национальном архиве я случайно наткнулся на машинописный вариант [дневника]».
Британский исследователь цитирует дневник Пири, и эти выдержки для нас крайне ценны. Упрек в адрес Хенсона 5 апреля, завуалированный в книге, в дневниковых записях за тот же день звучит куда откровеннее:
Не был удивлен, когда в конце 6-часового перехода мы натолкнулись на лагерь Хенсона. Отряд пребывал в крайне дурном настроении: «Слишком туманно, чтобы идти». Его люди ныли, что находятся так далеко [от земли], а идти так тяжело и т. д., и он хныкал так же, как и они, хотя, конечно, никогда бы этого не признал… Во время движения он неудачно упал, и если вскоре ему не станет лучше, то мне придется сделать замену.
Красивые слова в пустоту – на кого же Пири заменит Хенсона?
Погода между тем портилась. Вечером пошел густой снег и ветер с запада усилился. При постройке иглу с громким шумом возникла трещина.
Книга Пири, 6 апреля:
Иглу Хенсона… было разрушено, его люди построили новое в центре льдины и перебрались туда. Сейчас под воздействием приливов, вызванных апрельским полнолунием, и ветра, вероятно, снова откроется «Река Гудзон»[133]. Однако Марвин и, как я надеялся, Кларк должны быть уже значительно ближе со своим провиантом…
Дневник, 6 апреля:
10-дневная заминка отряда Хенсона и 7-дневная – моего при отличной погоде были ужасной задержкой. Без нее мы были бы сегодня дальше Абруццкого. Пока же я на два градуса дальше того места, где был четыре года назад, когда начал с мыса Хекла. Сегодня месяц, как мы покинули землю, а задержка и медлительность Хенсона уменьшили наше продвижение до 5 миль в день.
Пири, с одной стороны, словно коллекционирует трудности: после Большой полыньи отряд оказался на старой льдине, окруженной молодым льдом; туман и белая мгла мешают идти, и глаза болят; след Хенсона, который совсем недалеко впереди, найти почти невозможно; подвижки льда разрушают снежные дома; ветер переходит в пургу; инуиты испуганы удаленностью земли и непредсказуемостью льдов.
С другой стороны, он внушает нам, что в целом все элементарно, вполне посильно Хенсону, который, жалуясь на усталость и тяжесть дороги и «т. д. и т. п.», просто ленится. Что же касается «моих маленьких смуглых детей льдов», то они вообще словно рыба в воде. Так где, собственно, Марвин и Кларк? В их прибытии нет ничего особенного, они скоро появятся, и все пойдет своим чередом. Но своим чередом пойти ничего не может. И сейчас я имею в виду не то, что великий путешественник вместо того, чтобы идти на север, идет на запад. Я о том, что доктор Вольф, и Бартлетт, и Марвин, и, как мы знаем, Кларк и Райан ушли восвояси.
Начался шторм, закончившийся только 12 апреля. Семь дней Пири был прикован к месту, названному им «Штормовой лагерь».
Было бы удивительно, если бы «Гудзон» не был широко открыт сейчас, и я надеялся, что Марвин и Кларк успели перейти его со всем провиантом, и первый из них настолько близко, что сможет нагнать меня через 1–2 марша. Если «Гудзон» был открыт и они находились на его южной стороне, это требовало бы решительной смены моих планов, так как было уже слишком поздно по сезонным условиям, чтобы ждать, пока они догонят меня.
За все время ни намека на ту смертельную опасность, которая угрожала бы Кларку и Марвину, если бы они в самом деле «гуляли» по просторам полярного океана по северную сторону Большой полыньи, а не приближались к земле. Бравада Пири свидетельствует либо о провале интеллекта коммандера, либо о его стопроцентной уверенности – и Кларк, и Марвин спокойно идут к берегу. Стоит предположить, что в записках, отправленных на юг, содержался приказ всем возвращаться на землю. Такое распоряжение было бы естественно и актуально – зачем командиру иметь возле себя белых свидетелей? Иной возразит: Пири ждет не людей, а грузы. Да, это так. Но, заполучив грузы, что делать с теми, кто их доставил? Как отправить людей к берегам земли? Своих следов в этой очень динамичной части океана им не найти, и с большой вероятностью их ждет смерть.
Книга Пири, 9 апреля:
Я должен совершить рывок, располагая всем тем, что у меня есть в наличии. Мой шанс – высокая скорость, длинные марши и возможность вновь питаться собаками, пока я не вернусь на землю.
Это начало подготовки читателя к фантастической повести о рекорде, который установит коммандер.
Дневник Пири, 10 апреля:
Большую часть времени я провожу, планируя, что я буду делать, когда вернусь… а потом вновь сталкиваюсь с глухой стеной[134]; если я не добьюсь победы здесь, то все это провалится; все, что даст им [моим планам] жизнь, – это успех здесь. Тогда я снова пересматриваю, что буду делать в разных непредвиденных обстоятельствах, если только погода прояснится, но это не занимает много времени.Я знаю очень хорошо, что я должен делать в любом случае, который могу себе представить (выделено мной. – Д. Ш.). И всегда сквозь мрачную тень надвигающейся неудачи виден ровный свет многих дней на моем острове с его обитателями.
Что хочет сказать Пири фразой, которую мы выделили? Опыт в самом деле, даже при самых обескураживающих обстоятельствах, помогает найти решение. Но беда в том, что опыт Пири после трагической травмы ног в январе 1899 года скорее сузился, чем расширился, появилась потребность в помощниках. На «Рузвельте» их четверо, на льду – пять белых и многочисленные инуиты. Главнокомандующий все лучше управляет своими людьми, но этого на дороге к полюсу недостаточно.
Книга Пири, 11 апреля:
Еще один день, 6-й день нескончаемой бури… Ветер и дрейф продолжаются с нестихающим неистовством. Сегодня в течение трех часов я делал рывки вперед, а временами едва ли не ползал на четвереньках туда и сюда по нашей маленькой льдине…
Я делал это отчасти для тренировки, а отчасти потому, что не мог больше сидеть спокойно…
Этот образ живого существа за решеткой, разъяренного пленом, вселяет большую симпатию, но продолжение фразы возвращает нас к привычному самовосхвалению лучшего из лучших:
…и еще из-за желания достоверно убедиться, что, будь я более решительным, я бы все равно не стал продолжать движение [сейчас].
А вот и следующий шаг – коммандер пытается убедить нас, что природа готова помочь ему установить новый рекорд продвижения человека на север:
…последствия шторма не сделают дальнейшее путешествие… труднее; и не сотрут наш след от Большой полыньи сюда.
Пири предъявляет доказательство:
Весь новый снег и часть старого был сметен со льдин… а следы моих саней, собак и людей остались хорошо заметны…
Наши следы были гораздо более четкими, чем шесть дней назад.
Между тем 4 апреля он писал о следах, «почти уничтоженных ветром».
Собственно, может быть и так и сяк: зависит от ветра, температуры воздуха, поверхности льда. Но речь-то не о сохранении следов на льдине, а о сохранении самой льдины. Речь о разрывах льда и о торошении. Следующий эпизод, рассказанный коммандером, полностью сметает нарисованную им оптимистическую картину.