12 апреля во второй половине дня два инуита были посланы назад, чтобы
…встретить Марвина (если он к северу от Большой полыньи), а если нет, то привезти провиант, оставленный в маленьком тайнике на этой стороне полыньи.
Невозможно понять, блефует Пири или настолько наивен, что действительно предполагает, будто мини-склад, оставленный им на льдине-острове (см. запись Пири от 3 апреля), сохранился. Так или иначе:
Вскоре после полуночи мои два человека вернулись и доложили, что потеряли след за первым иглу к югу от нас; их остановили открытая вода и полностью разрушенный лед, простирающийся так далеко, насколько они могли увидеть с самой высокой точки.
Обратим внимание, что инуиты миновали одно иглу и уже затем, остановившись у открытой воды, потеряли след. К этому факту мы вернемся, рассказывая о пути Пири к берегу.
Сметенный со льда снег, как сказал бы математик, это «о» малое – величина, которой можно пренебречь, а вот трещинами и каналами пренебречь нельзя. След был потерян в нескольких милях от лагеря Пири, там – достаточно близко – плескалась вода, и до горизонта простирался разрушенный лед. Начальник тем не менее глубокомысленно убеждает читателя:
Как я и предположил после изучения вопроса накануне, шторм улучшил условия нашего путешествия. На старых льдинах, где он не вымел полностью весь снег, он получше спрессовал его, и участки неровного льда и гряды торосов были сейчас завалены снегом, вбитым так плотно, что он мог бы выдержать и мула.
4 апреля он нарисовал картину противоположную:
…всю ночь ветер дул с севера… На оставшейся части пути мы встретили мощные многолетние льдины… они прерывались старыми трещинами и поясами из ледяных глыб… Эти места выступали в качестве сетей, улавливающих снег, который выдувался с ровных мест. Он лежал мягкий и глубокий.
Так какой же снег после пурги: «мягкий и глубокий» или такой плотный, что может «выдержать и мула»?
Снова Пири противоречит сам себе, но опять-таки состояние снега после пурги может быть разным – зависит от того, насколько направление ветра в конкретном месте было постоянным, от конфигурации торосов и разломов. Но с точки зрения человека, движущегося по дрейфующим льдам на собаках, на снегоходе, на лыжах, принципиально другое. Поля после шторма двигаются быстрее. Возникают новые разрывы, воды становится больше, и за счет столкновения льдин образуются новые торосы, так что ледовые условия для путешественника не могут стать лучше.
12 апреля в полдень Пири определил координаты: 85°12′ с. ш. и долгота –
немного западнее нашего корабля у мыса Шеридан.
Херберт отмечает, что эти вычисления не занесены в дневник, и скептически высказывается по поводу долготы.
Перемещение отряда снова изобразим графически.
Схема 2. Путь Пири 30 марта – 12 апреля 1906 года
Д – место на северном берегу Большой полыньи, откуда Пири начал движение 3 апреля; Е – местоположение лагеря Пири вечером 5 апреля; Ж – точка обсервации 12 апреля
Широта точки Д та же, что и точки Г на схеме № 1 (см. с. 225) – 84°38′. Точка Д западнее Г на 2 мили, так как четыре дня (30–31 марта и 1–2 апреля) Пири, находясь то на южном, то на северном берегах полыньи, дрейфовал на запад.
Теперь о долготе точки Е. Во время трех маршей (3–5 апреля) генеральный дрейф был по-прежнему западный, но ветер все три дня дул навстречу движущимся полям, компенсируя их смещение на запад. Наше предположение: эти три дня Пири шел на север, то есть долгота точки Е – та же, что и долгота Д. С какой скоростью шли путешественники? Большой она не могла быть. Переправа через Большую полынью закончилась рано утром 2 апреля, и уже в 8 несчастный Хенсон был отправлен в дорогу. Трудностей хватало, и в записке, оставленной в иглу, он сетует на усталость. 4 апреля путешественники встретили полный набор препятствий. 5 апреля, как пишет Пири, шли 6 часов, которые много принести не могли. Вся картина напоминает сражение со льдами 6–17 марта, но дорогу для Пири теперь «трамбует» один Хенсон, а не вереница отрядов. Так что апрельская скорость не больше мартовской, то есть 3,7 мили в день. Считаем, что за три дня Пири одолел 11 миль. Широта точки Е – 84°49′.
Наконец, о точке Ж. Ее широта названа. Долгота – «немного западнее нашего корабля у мыса Шеридан». Пусть 62° з. д. Расстояние между меридианами точек Г и Ж, измеренное по 85-й параллели, – 63 мили. Расстояние между меридианами точек Д и Ж – 65 миль.
Итак, итоги шторма весьма внушительны: Пири сместился на 23 мили на север и на 65 миль на восток.
Почему возник снос на север? В записях Пири, сделанных в Штормовом лагере 13 апреля, упоминается южная составляющая воздушных потоков:
Ветер, который был немного южнее от чистого запада, отклонялся все южнее…
Так что дрейф временами был не восточный, а восточный-северо-восточный.
От точки с координатами 85°12 с. ш., 62° з. д. до точки на широте 86°30′
По словам Пири, он шел на север 7,5 дня. Не так много. Записи Пири об этих днях не ежедневные и не подробные. Хейс: «…текст становится путаным и невразумительным. Это необходимо упомянуть, ибо трудно разгадать, что хочет сказать Пири».
Херберт таинственно сообщает, что в найденной им машинописной версии дневника выше записи «40-й день. Суббота. 14 апреля 1906 года» есть слова: «First day of “dark”» – «Первый день “темноты”». Исследователь продолжает: Только оригинал может разрешить вопрос – были ли эти слова добавлены позднее или нет. В этом примечании нет астрономического смысла. Так что же он имел в виду? Эта запись не появляется в опубликованном отчете… В самом деле, все путешествие начиная с этого момента становится загадочным. Его переходы намного превышают все, что он когда-либо делал до этого, но логика в записях отсутствует».
Херберту, видимо, нравятся слова “First day of dark” (dark без кавычек), и в книге “The Noose of Laurels…”, в 12-й главе, посвященной броску Пири к самой северной точке, исследователь использует их как подзаголовок. По-видимому, смысл такой: темное дело.
Сравним дневниковые записи Пири за 14–20 апреля, найденные Хербертом, и события тех же дней в книге Пири, более 110 лет уже убеждающей читателей, что в 1906 году коммандер «обошел» великолепных итальянцев из экспедиции герцога Абруццкого.
12 апреля, сразу после обсервации, в 2 часа дня, Пири послал Хенсона вперед прокладывать дорогу, а через 2 часа два инуита ушли на юг, чтобы установить контакт с Марвином или принести имущество из мини-склада. Пири рассуждает:
Очевидно, что больше я не могу нисколько рассчитывать на мои отряды поддержки, и что бы теперь ни предстояло сделать, это будет сделано с теми людьми, и тем снаряжением, и тем провиантом, которые есть в моем распоряжении. К сожалению, мой отряд был больше, чем нужно (нас восемь человек), а запасов гораздо меньше, чем я мог бы желать. Я дал своим людям ужин и вновь лег вздремнуть, пока у них оставалось несколько часов для сна. Мне не о чем было думать или беспокоиться. Я уже знал, что я должен делать в данной ситуации.
Через день в 9 утра[135] Пири выступил из Штормового лагеря по тропе, проложенной Хенсоном. Собаки были в весьма скверном состоянии. Через три дня коммандер образно сообщит:
Здесь мы убили шесть измученных собак и скормили их остальным, чтобы сохранить наш маленький запас пеммикана. Жуткая худоба этих собак, которая стала видна, когда с них сняли шкуру, вызвала у моих людей временную панику, поскольку они сказали, что все животные могут выйти из строя в любой момент и что здесь надо повернуть обратно…
Херберт: «…машинописная копия его дневника сообщает, что они шли только девять часов “почти по 3 мили в час”».
Стало быть, прошли почти 27 миль. Пусть 27. Это очень большое расстояние, но в книге Пири его увеличивает:
Первый марш в течение 10 часов, когда я шел впереди с компасом… дал нам 30 миль…
Видимо, чтобы казаться более убедительным, он добавляет:
…мои эскимосы сказали – 40 миль.
По сравнению с дневником возросли и скорость, и время в пути. 23–26 марта, когда собаки еще не превратились в скелеты, Пири ликовал по поводу 12 миль в день. Теперь он идет в 2,5 раза быстрее. Географ Хейс настроен скептически: «Поразительно, что как только Пири покинул своих белых компаньонов, скорость его передвижения вдруг увеличилась почти в 10 раз по сравнению с предшествующей средней скоростью; и что все препятствия полярного пака, которые, как он сам учил нас, были практически непреодолимыми, мигом исчезли…
Нас просят поверить в то, что эти восемь человек могли продвигаться за один час почти так же далеко, как недавно они продвигались в течение целого дня, и что они могли удерживать такой темп 10 часов».
Автор книги присоединяется к Хейсу. Невозможно поверить, что по льдам океана с изнуренными собаками можно идти 10 часов со скоростью 3 мили (5,4 километра) в час.
Любопытно, как Пири определяет пройденное расстояние. Ведь нет никаких приборов – только опыт и интуиция. Но опыт он приобрел на неподвижном покрове Гренландии. Интуиция же заинтересованного человека плюс ссылка на инуитов, которые всегда из вежливости скажут то, что от них хотят услышать, – сумма малоубедительная.
На пространстве между Пойнт-Мосс и Большой полыньей Пири столкнулся с западным дрейфом, затем во время шторма льды понесли его на восток, но белые обманчивые поля могут двигаться и в меридиональном направлении. Сотни раз в своих экспедициях я с тревогой ждал, когда штурман Хмелевский огласит расстояние, на которое за рабочий день – 8–10 ходовых часов, иногда 11–12 – мы переместились на север. Из-за дрейфа, бывало, это расстояние увеличивалось, а бывало – уменьшалось. «Вверх по эскалатору, который движется вниз», – слова, набившие оскомину. Можно с досады сжимать кулаки и лить слезы, когда узнаешь, что встречный дрейф съел твои заработанные по́том счастливые километры, а можно, наоборот, будучи угрюмым, удрученным сплошными неудачами, встрепенуться и засмеяться, когда штурманы пропоют, что дрейф наконец преподнес подарок – хотя бы 3–4 попутных километра.