Убедить не удалось – когда Макмиллан вновь зажег примус, пострадавшие стремглав выскочили из иглу.
Все инуиты узнали о происшествии и были не на шутку напуганы. Похоже, что только находчивость Макмиллана спасла коммандера от неминуемого краха. Сам Пири восхищается:
Видя беспокойство эскимосов, он [Макмиллан], без малейшего намека с моей стороны, всецело посвятил себя тому, чтобы занять и заинтересовать их играми и всевозможными спортивными «фокусами». Это был один из тех случаев, когда человеку представляется возможность молча показать, из какого теста он слеплен.
Белый помощник коммандера оказался чу́дным аниматором, однако Гудселл рассуждает: «Если бы исход [катастрофы] для вовлеченных в нее эскимосов стал фатальным, то нет никакого сомнения в том, что все остальные быстро бы нас оставили…»
Управлять полярным народом даже обожествленному коммандеру непросто. Жизнерадостность, любознательность, чувство удовлетворения от своего мастерства и, конечно, материальная заинтересованность заставляли инуитов с энтузиазмом помогать Пири, но страх, инстинкты привычной жизни, усиленные коллективным мышлением, легко подавляли все остальное. Доктор Кук в своей бесподобной книге «Мое обретение полюса» многие строчки посвятил своим храбрым спутникам Этукишуку и Авеле. Несмотря на бесстрашие, их тревога росла по мере удаления отряда от земли, и, чтобы успокоить юношей, Кук, показывая на далекие темные облака над очагами открытой воды, говорил, что это земля. Молодые люди верили, и им становилось спокойнее.
Казалось, Боруп и Марвин потеряли всякую надежду догнать Пири, но в ночь с 9 на 10 марта полынья закрылась, а 10-го утром они перехватили возвращающихся заболевших инуитов, которые передали им записку от Пири и объяснили, где на северной стороне вчерашней полыньи искать след. К счастью, он был всего в одной миле от лагеря.
Полынья, преградившая путь Пири, тоже закрылась, и 11 марта его отряды возобновили движение. Пири оставил Марвину записку:
4-й лагерь, 11 марта 1909 года.
Ждали здесь 6 дней. Больше ждать не можем. У нас не хватает топлива. Продвигайтесь как можно скорее и догоните нас. Буду оставлять записку на каждой стоянке. Когда приблизитесь к нам, вышлите вперед легкие сани с запиской, чтобы они нас нагнали.
Через 3–5 переходов намереваюсь отослать обратно доктора Гудселла с эскимосами. Он должен встретиться с вами и сообщить, где мы находимся.
Пересекаем полынью по курсу ост-зюйд-ост.
Боковых подвижек льда не было в течение 7 дней. Полынья только открылась и закрылась. Не останавливайтесь здесь лагерем. ПЕРЕЙДИТЕ ПОЛЫНЬЮ. Давайте собакам полный рацион и погоняйте.
Совершенно необходимо, чтобы вы догнали нас с топливом…
Пири
P. S. На тот случай, если вы прибудете слишком поздно и не сможете догнать нас, попросил капитана забрать из ваших мешков общий материал.
Книга Пири. Вечер 12 марта:
Мы надеялись, что Марвин и Боруп со столь необходимым нам запасом топлива пересекут Большую полынью прежде, чем снова поднимется ветер; достаточно было шести часов крепкого ветра, чтобы подвижки льда начисто стерли наш след, и искать нас тогда в обширной снежной пустыне было бы все равно что искать иголку в стоге сена, как говорится в пословице.
Большое сходство с тем, что происходило после пересечения Большой полыньи в 1906 году, – тогда Пири несколько раз картинно взывал к Марвину и Кларку, так и не сумевшим преодолеть водную преграду. Теперь впервые прозвучало признание: след может быть начисто стерт и искать его в «снежной пустыне» будет бесполезно.
Природа пощадила путешественников.
Книга Пири:
К вечеру 14 марта… к стоянке подошел Марвин во главе арьергардного отряда. От людей и собак валил пар, как от эскадры боевых кораблей… Много раз в прошлом я был рад видеть преданные глаза Марвина, но никогда еще это не доставляло мне такой радости, как сейчас.
В этот же день к земле был отправлен отряд доктора. Пири сопроводил расставание словами:
Доктор помогал мне, как только мог, однако его услуги в поле не оправдывались обстоятельствами… Его место, разумеется, было на корабле, где оставалась основная масса людей, на которых уже одно его присутствие могло подействовать благотворно, пусть даже в его услугах как медика и не возникнет особой необходимости. Вот почему я не считал себя вправе продолжать подвергать доктора опасностям переходов через полыньи по предательскому молодому льду.
Возвращение Гудселла было своевременным. В его книге читаем: «Мое чувство слабости и усталости сохранилось. К моему ужасу, я едва мог доесть пеммикан и осилил только четыре галеты – половину предписанного рациона. Меня охватила палящая жажда, и вода ее не утоляла. По-видимому, у меня была очень высокая температура, но было бесполезно пытаться измерить ее с помощью термометра при таком морозе. Врач, когда он частично или полностью нездоров, должен прописывать лекарства самому себе. Пири и каждый член экспедиции были в высшей степени выносливы, и никто из них не просил о сочувствии».
К тому же накануне отъезда Гудселл «…отморозил левую ступню и левое запястье там, где замерзшая рукавица из медвежьего меха не примыкала плотно к рукаву».
За Гудселлом к берегу последовал Макмиллан, которого уже несколько дней мучила отмороженная пятка.
Книга Пири:
Ночь [с 15 на 16 марта] была шумная – более шумной ночи мне не доводилось проводить в иглу, и сон наш был неглубок. Час проходил за часом, а лед все ворчал и жаловался, так что мы вовсе бы не удивились, если бы трещина прошла прямо поперек лагеря или даже посередине какого-нибудь иглу.
Пири снова, как и в 1906 году, нападал на беднягу Хенсона. 16 марта:
Я по опыту знал, что вчерашние подвижки льда и вновь образовавшиеся полыньи измотают отряд Хенсона и основной отряд догонит его. И в самом деле: следующий переход оказался еще короче. Часа через четыре мы застали Хенсона с людьми на стоянке: у них поломались сани и они делали из двух одни. Они сослались на поломку саней как на причину задержки[182].
Херберт, назвав эти слова «лишенными благородства», добавляет: «…Пири не имел понятия о том, насколько тяжело прокладывать путь через движущийся и ломающийся паковый лед впереди основного отряда; ни разу за всю карьеру ему так и не пришлось узнать этого на собственном опыте». Не правда ли – поразительно!
Рано утром 18-го коммандер отправил Марвина пробивать дорогу. За два марша он должен был «наверстать упущенное». В первый день
Марвин обеспечил переход не менее чем в 17 миль. След шел сначала по очень торосистому льду, а потом по более крупным и более ровным ледяным полям, между которыми было много молодого льда.
На следующий день снова:
Марвин… обеспечил нам переход миль в пятнадцать, а то и больше. След шел вначале по тяжелому слоеному льду, а затем по крупным ледяным полям с более ровной поверхностью. Однако при этом читатель должен учесть:на полярном льду мы называем ровной такую дорогу, которую в любом другом месте сочли бы весьма ухабистой (выделено мной. – Д. Ш.).
20 марта на юг повернул Боруп.
Книга Пири:
Мне было жаль, что обстоятельства потребовали отослать Борупа… Наш молодой силач был ценным членом экспедиции. Он вкладывал в работу душу и управлялся с тяжелыми санями и собаками не хуже любого эскимоса… Однако при всем своем рвении Боруп имел слишком мало опыта работы на предательском полярном льду, и я не хотел подвергать его дальнейшему риску. Кроме того, так же как и Макмиллан, он отморозил пятку.
Выходит, что и Гудселл, и Макмиллан, и Боруп поморозились. Следующим на юг уйдет Марвин, и у бедняги та же беда, о чем, волнуясь, сообщил Хенсон: «его ноги были очень сильно обморожены». Странно, что об этом ЧП ни слова не сказал начальник экспедиции.
22 марта в первый раз была определена широта места. Наблюдения и вычисления сделал Марвин – 85°46′ с. ш., а после уточнения – 85°48′. Пири посчитал, что средняя скорость фактических переходов за все прошедшее время – 11,5 мили в день, назвав это хорошим результатом.
25-го Марвин вторично определил широту: 86°38′ и утром следующего дня с Кудлукту и Харриганом ушел к берегу.
Книга Пири:
Ничто не омрачало нашего расставания…
«Остерегайся полыней, мой друг!» – таковы были последние слова, которые я ему сказал.
Итак, мы пожали друг другу руки в безлюдной белоснежной пустыне, и Марвин повернул на юг, навстречу своей смерти, а я – на север, к полюсу.
Через несколько дней Марвин погиб. В книге Пири рассказывает об обстоятельствах смерти молодого человека – он утонул, переправляясь через полынью по тонкому льду. Через 16 лет Кудлукту признался, что застрелил белого. Зададим себе вопрос: если бы убийца был изобличен в то время, когда Пири писал свою книгу, сохранилось бы в тексте его напутствие «Остерегайся полыней, мой друг!»? Вряд ли. Уж больно банально это звучит. Такие менторские наставления годятся для всякого, кто идет пешком, или на лыжах, или с собаками по дрейфующим льдам.
Остерегайся полыней, остерегайся подвижек льда, остерегайся пурги… Красное слово нужно Пири только для одного: даже оплакивая Марвина, он пытается воздать должное самому себе. В глазах читателя он хочет выглядеть пророком и заодно, подчеркивая, что смерть на дрейфующих льдах вполне естественна, как бы снимает с себя вину за гибель участника экспедиции.
В книге Пири рассказывает:
Прекрасно понимая, что случилось с Марвином, они [инуиты], тем не менее, со свойственным их расе ребяческим суеверием расположились поблизости от лагеря в надежде, что он вернется.