(В свете того, что Марвин не утонул, а был хладнокровно и расчетливо застрелен, нарисованная картина выглядит жутковатым гротеском. – Д. Ш.) Однако время шло, белый не возвращался, и тогда Кудлукту и Харригана охватил страх. Они окончательно осознали, что Марвин утонул, и испугались, что его дух будет преследовать их. Поэтому они сбросили с саней вещи, принадлежавшие Марвину, чтобы дух мог найти их, если вернется, а сами во весь опор помчались к суше…
Марвин, укрывшись за снежной стеной, проводит навигационные наблюдения
К счастью, сбрасывая на лед вещи Марвина, эскимосы не заметили небольшого брезентового свертка с его заметками. Среди них оказалась запись, – вероятно, последняя…
Бумага, уцелевшая самым удивительным образом, стала документом № 1 экспедиции.
Достоверна ли записка Марвина?
Вот ее полный текст: «25 марта 1909 года. Настоящим удостоверяется, что от этой точки я [сегодня] отправляюсь обратно с третьим вспомогательным отрядом[183]. Коммандер Пири продолжает путь на север с отрядом из девяти человек на семи санях со стандартным грузом и с 60 собаками. Люди и собаки в прекрасном состоянии. Капитан с четвертым и последним вспомогательным отрядом предполагает повернуть обратно через 5 переходов. 22 марта и сегодня, 25 марта, производил астрономические наблюдения и определил наше местоположение. Копии данных наблюдений и расчетов прилагаются. Результаты наблюдений в полдень 22 марта – 85°48′с. ш.; в полдень 25 марта – 86°38′ с. ш. Расстояние, пройденное за три перехода, составляет 50 минут широты, в среднем 16 2/3 морские мили за переход. Погода нам благоприятствует, дорога хорошая и с каждым днем улучшается. Росс Марвин».
Бумага написана 25 марта после астрономических наблюдений. Пири сообщает в книге:
Как увидит читатель, она [запись] была сделана в тот день, когда я в последний раз видел его живым, – в день, когда Марвин повернул на юг с крайнего северного пункта своего маршрута.
Значит, Марвин ушел из лагеря 25-го, после обеда. 25-го!
Но в той же книге написано другое:
Наутро, в пятницу 26 марта, хорошо выспавшись, я поднял людей в 5 часов…
В половине десятого утра Марвин, Кудлукту и Харриган на одних санях с 17 собаками выехали на юг.
26-го!
Хенсон называл третью дату – 27 марта. В его книге так: «27 марта. Я должен был начать движение в 6 часов утра, но перед тем, как стартовать, я подошел к иглу Марвина, чтобы попрощаться с ним. В своей тихой, искренней манере он советовал мне продолжать путь и выразил надежду на наш успех… и мы крепко пожали друг другу руки в знак нашего почетного братства… Мой добрый, хороший друг больше не увиделся с нами…»
На неразбериху с датами указал конгрессмен от Северной Дакоты Генри Хельгесен. Выступая 21 июля 1916 года в палате представителей с речью «Пири и Северный полюс», он привел таблицу:
Казалось бы, такой печальный и трагический день – в последний раз Пири и Хенсон видят своего дорогого полярного сотоварища, уходящего навстречу своей ужасающей смерти, – и вот на тебе, дата расставания точно не названа. Хельгесен пересказал четыре (!) истории смерти Марвина, изложенные Борупом, Хенсоном и Пири (в книге и журнале). Книжный и журнальный рассказы Пири не похожи друг на друга. Отличается от других и картина Хенсона, знавшего местный язык лучше, чем другие цивилизованные спутники коммандера. Видя все эти разночтения, досадуешь – неужели Пири не попытался узнать, какая же драма в действительности разыгралась на льду? Почему он не допросил потенциальных виновников – Кудлукту и Харригана точно так, как спустя несколько месяцев допросит Этукишука и Авелу, спутников Кука? Ответ прост: не хотел, не нуждался в истине.
Кроме досады по поводу неуважения к Марвину, возникают и принципиальные вопросы: когда Марвин произвел свои вторые астрономические наблюдения – 25 марта или 26-го? Сколько дней прошло между обсервациями – три или четыре? Понятно, что высокая скорость, которая так нужна коммандеру, во втором случае существенно снижается. Да и достоверна ли записка Марвина? Если наблюдения сделаны 26-го, то почему в ней указано 25-е? И верно ли, что «дорога хорошая и с каждым днем улучшается»?
Чтобы ответить на возникающие вопросы, сравним тексты Пири и Хенсона за 22–26 марта. Сделать это не совсем просто из-за того, что в эти дни начальник разделил своих людей на две группы: в одну – авангардную – вошли отряды Бартлетта и Хенсона, в другую – команды Пири и Марвина. Головная группа уходила рано утром, прокладывала путь, разбивала лагерь и строила иглу. Вторая начинала движение поздно вечером и, придя в лагерь Бартлетта – Хенсона утром следующего дня, занимала готовые иглу. Разрыв во времени затрудняет сравнение текстов Пири и Хенсона. Кстати, стоит сказать, что придуманная схема идеальна для коммандера. Он гонит собак по отменному следу, и снежные дома ждут его. Есть время обсудить со своим помощником Марвином все дела экспедиции, и, заканчивая каждый марш, Пири может дать текущие поручения Бартлетту и Хенсону.
21 марта. «В 9 часов вечера мы поставили лагерь, капитан был в пути 15 часов, я – 13, и мы подсчитали, что, к нашей чести, мы прошли добрых 14 миль».
В следующий переход, 22 марта, мы прошли не меньше 15 миль. Сначала наш путь был очень извилист и пролегал через тяжелый торосистый лед, от которого доставалось и людям, и собакам, и саням, но потом мы пошли по прямой, через большие и ровные ледяные поля. Закончив переход, мы узнали, что Бартлетт с одним из своих эскимосов уже снова вышел в путь, но отряд Хенсона был еще в иглу.
Пири говорит о пути, пройденном в ночь с 21 на 22 марта. То есть Пири и Марвин пришли поутру в лагерь Бартлетта и Хенсона, поставленный накануне, и через несколько часов Марвин проведет здесь свои первые астрономические наблюдения.
«22 марта было лучшим днем из всех, что у нас были, необыкновенно ясным и тихим… Поля льда и снега сверкали и искрились, и солнце сияло все 24 часа. Было 6 утра, когда в наш лагерь прибыл эскимосский курьер коммандера Эгингва[186] с запиской, содержащей приказ и ободряющие слова, и мы с капитаном тотчас покинули лагерь.
На север тянулось ровное, чуть сугробистое снежное пространство, поблескивающее в лучах солнца… Мы были искренне рады и в душе молились, чтобы такие условия продолжались бесконечно. Без инцидентов и происшествий мы шли 15 часов, проходя милю за милей неуклонно на север, и в 9 вечера остановились. Только тут мы осознали, насколько были измучены и утомлены. Нам потребовалось более полутора часов, чтобы построить иглу. Мы с трудом нашли подходящий снег для их строительства, и было ужасно холодно. Мы приготовили ужин из пеммикана и чая, накормили собак и легли спать».
В этот день в полдень в предшествующем лагере Марвин произвел астрономические наблюдения, и затем отряды Пири и Марвина прошли путь, только что описанный Хенсоном. Пири ничего не говорит об искрящейся под солнцем равнине. Его рассказ совсем о другом.
Следующий переход (в ночь с 22 на 23 марта. – Д. Ш.) совершался при температуре -30°… В 5 милях от лагеря нам пришлось здорово поработать, перетаскивая четверо из пяти саней через открывшуюся полынью. Переправа последних саней задержала нас на несколько часов, так как пришлось вырубать… ледяной плот и перевозить на нем, как на пароме, упряжку с санями и погонщиком. Импровизированный паром мы вырубили на нашей стороне и при помощи веревок, протянутых через полынью, перегоняли на тот берег…
В конце следующего перехода, примерно в 15 миль, мы пересекли 86-ю параллель и, достигнув стоянки Бартлетта, застали Хенсона и его отряд в иглу.
Можно предположить, что задача Пири – запутать читателя. В двух абзацах, идущих один за другим, есть обязывающие слова: «следующий переход». Так что – следующий за следующим. Но ничего подобного. Речь идет об одном и том же марше, в ночь с 22-го на 23-е, первом марше после астрономических наблюдений, когда было пройдено 15 миль. Лагерь разбит приблизительно на широте 86°03′.
Переправа на льдине
23 марта: «Наши скованные сном глаза открылись из-за возбуждения, вызванного прибытием Марвина и его отряда. Он сообщил о таком же удачном переходе, который был и у нас вчера днем, а также сказал, что провел наблюдение высоты солнца и вычислил широту 85°46′ с. ш.[187] Мы передали иглу Марвину и его эскимосам, которые должны были ждать прибытия коммандера, и с капитаном Бартлеттом собрали наши отряды в путь.
Условия никогда не бывают одинаковыми; даже двух дней одинаковых не бывает, и наш переход в этот день никак не был похож на вчерашний рай. На небольшом расстоянии от иглу мы встретили высокие торосы из старого льда. Чтобы проложить путь через эти массы льда, мы были вынуждены постоянно использовать киркомотыги. Мы все время двигались вперед-назад. Сначала мы разведывали местность, затем прорубали лед, прокладывая тропу, потом возвращались и, впрягшись с собаками, помогали им тянуть сани, по-прежнему тяжело нагруженные. Эти действия повторялись практически весь день 23 марта, за исключением последнего часа, когда мы сделали зигзаг на восток, где лед оказался не таким грозным… Здесь мы поставили лагерь. Широта была 85°46′ с. ш.
Маршрут от земли к Северному полюсу не был прямым и не шел строго на север, так как мы выбирали пути наименьшего сопротивления и часто обнаруживали, что идем прямо на восток или на запад, чтобы обойти торосы, плавающие горы и полыньи».