Хенсон, отметив широту последнего лагеря как 85°46′ (85°48′), конечно, ошибся. Эта широта была определена Марвином накануне, в полдень 22 марта, новая широта (последнего лагеря) – 86°03′, но для нас сейчас важно не значение широты, а то, что за целый день отряды не продвинулись на север. С уверенностью отметим, что это мнение не одного Хенсона, а Хенсона и Бартлетта, поскольку они не могли не обсуждать северные мили – самое актуальное, что было в их походной жизни.
Сани «Пири». Длина: 12,5 фута, ширина 2 фута, высота 7 дюймов. Полозья стальные, шириной 2 дюйма. Подпись из книги Р. Пири
24 марта, рано утром, Пири и Марвин пришли в тот же лагерь, что и Бартлетт с Хенсоном накануне. Стало быть, северных миль не прибавилось. Посмотрим, что об этом «нулевом» дне расскажет сам коммандер.
Дорога в этот переход (в ночь с 23 на 24 марта. – Д. Ш.) была довольно трудная. Часть пути мы шли по небольшим старым ледяным полям, которые из сезона в сезон дробила стихия ветров и течений. Эти более или менее ровные поля были окружены тяжелыми торосистыми грядами, через которые нам приходилось перебираться. Зачастую погонщики были вынуждены своими руками перетаскивать тяжело груженные сани через препятствия. И если у какого-либо читателя сложилось впечатление, будто мы знай посиживали себе на санях, проделывая сотни миль по гладкому, словно каток, льду, то ему следовало бы увидеть, как мы поднимали и волочили на себе 500-фунтовые сани, помогая собакам…
В этот 15-мильный переход мы побили норвежский рекорд (86°13′6′′)… Когда головные сани моего отряда достигли места стоянки, Бартлетт и Хенсон все еще находились там, однако не успел я… войти в лагерь, они уже снова отправились прокладывать след.
Перед узким проходом через торосистый лед. Подпись из книги Р. Пири
Поскольку две пары, Пири – Марвин и Бартлетт – Хенсон, шли из одного общего лагеря в другой общий лагерь, расстояния, которые они прошли, могли различаться (за счет дрейфа льда) лишь незначительно. Не на 15 миль! Так что некто ошибся или приврал. По Хенсону, в копилку попало 0 миль, по Пири – 15.
24 марта. «Коммандер Пири прибыл в лагерь вскоре после 6 утра, и, выслушав несколько кратких его указаний, мы отправились в путь. Переход был не столь тяжелым, как в предыдущий день, но небо было затянуто облаками, и большие наносы определенно доставляли трудности собакам. В течение первых 6 часов мы шли по торосистому рваному льду, покрытому глубоким мягким снегом; в оставшуюся часть дня состояние льда было лучше. Мы встретили сравнительно ровный лед с несколькими торосами и местами, покрытыми глубоким снегом. Мы встали лагерем в 8 часов вечера около массивной гряды торосов, такой же длинной, как городская улица, и такой же высокой, как дома на улице».
Следующий переход (в ночь с 24 на 25 марта. – Д. Ш.) оказался очень удачным. Бартлетт… воспользовавшись хорошим состоянием льда, отмахал целых 20 миль, несмотря на то что часть времени пришлось идти при слепящей пурге… В течение этого перехода мы пересекли несколько полыней, затянутых предательским молодым льдом, который был припорошен недавно выпавшим снегом…
25 марта в 10 часов 30 минут утра я достиг лагеря, где, согласно моему распоряжению… нас ждали Бартлетт и Хенсон… Я поднял их на ноги, и мы энергично принялись чинить сани, перераспределять грузы…
Пока шла работа, Марвин… вторично измерил высоту солнца…
По книге Пири, 25 марта, около 4 часов дня, головной отряд Бартлетта ушел из лагеря. На следующий день, после завтрака, Хенсон поспешил за Бартлеттом, а в 8:30 Марвин, Кудлукту и Харриган взяли курс на юг. Прозвучали слова: «Остерегайся полыней, мой друг!»
Хенсона, согласно его записям, поздно вечером 24 марта мы оставили около гряды торосов, которая по длине напоминала улицу.
25 марта. «Встали в 4:30 утра и увидели, что на нас обрушился затяжной снегопад. Мы позавтракали и спустя 15 минут были опять за работой, прокладывая путь… В течение часа мы вырубали проход через них [гряду торосов] и вернулись в иглу за санями. Мы увидели, что основная колонна дошла до лагеря, и после обмена приветствиями коммандер Пири отозвал меня в сторону и дал указания… Он планировал, что на следующий день я должен остаться в иглу, чтобы отобрать лучших собак и перераспределить груз, поскольку Марвин повернет назад с четвертым вспомогательным отрядом. Мое сердце перестало бешено стучать, я вздохнул с облегчением, и тревога улетучилась. Была еще не моя очередь, и я должен был продолжать путь… Пока я не услышал слов коммандера, я боялся, что буду следующим после Борупа. Вместе с тем я не представлял себе, как Марвин сможет идти дальше, так как его ноги были очень сильно обморожены.
Послушные приказам коммандера, капитан, я и наши эскимосы покинули лагерь с нагруженными санями, с трудом пошли по только что проложенному маршруту и натолкнулись на неровный лед, который простирался на расстояние в 5 миль и задержал нас на несколько часов… Остальную часть дневного перехода мы проделали по ровному, неразбитому, молодому льду, и пройденное расстояние было солидным».
26 марта: «Коммандер и его отряд дошли до иглу в 10:45 утра. Капитан Бартлетт начал движение в 6:00 утра… Я немедленно принялся выполнять задачу, поставленную передо мной коммандером…
В 12 часов дня профессор Марвин сделал свое последнее наблюдение и после подсчетов сказал мне, что получил 86°38′ с. ш.
Я был занят работой по перекладке груза до 7 часов вечера. В процессе я наткнулся на свою Библию, которой так долго пренебрегал, и вечером, перед тем как лечь спать, я прочитал 23-й псалом и 5-ю главу от Матфея».
На следующее утро Хенсон трогательно попрощался с Марвином – «мы крепко пожали друг другу руки в знак нашего почетного братства».
Какой же вывод? Либо мы верим Пири, либо – приведенным записям Хенсона[188]. Если считать, что последние правдивы, то, скорее всего, Марвин написал записку под диктовку коммандера, назвав вместо 26 марта 25-е и сообщив об улучшении с каждым днем дороги, что, конечно, очень желательно, но точно не соответствует действительности.
Не оскорбительно ли по отношению к памяти Марвина такое предположение? На этот вопрос у автора нет ответа; нам не известно, при каких обстоятельствах была написана бумага, столь удачно и столь выгодно для Пири сохранившаяся после смерти профессора. Мы знаем следующее: Марвин – дисциплинированный личный секретарь Пири; Марвин и Пири последние дни (22–25 марта или 22–26 марта) были вместе; Марвина застрелил инуит Кудлукту.
Так или иначе, теперь к северу идут три отряда: Пири, Бартлетта и Хенсона. Повествование Хенсона, если так можно сказать, опережает прозу Пири на сутки, однако в ближайшие дни отряды, подойдя к открытой воде, соединятся и вместе будут ждать, когда берега разводья сойдутся. Движение возобновится 30 марта. Пири расплывчато скажет, что это произошло утром. Хенсон точно зафиксирует: «около 5 часов после полудня». Люди теперь будут шагать вместе – сдвиг времени исчезнет. Так что потерянный день должен вернуться на отрезке 26–30 марта. Проследим события этих дней.
Первые три четверти марша после того, как Марвин повернул назад,26 марта[189], след, к счастью, пролегал по прямой, через большие, ровные, покрытые снегом ледяные поля различной высоты, окруженные старым слоеным льдом с торосами средней величины, а последнюю четверть почти сплошь по молодому льду в среднем около фута толщиной, развороченному и наслоенному. Идти по такой неровной поверхности в неверном свете было особенно тяжело. Если бы не было следа, проложенного Бартлеттом, идти было бы еще труднее…
По нашему общему мнению, за последний переходмы прошли 15 миль.
Следующий день,27 марта, выдался ослепительно солнечный…
Температура… упала с 30° до 40° ниже нуля, дул резкий северо-восточный ветер… Мы радуемся сильному холоду на полярном льду, поскольку повышение температуры и легкий снег всегда означают открытую воду, опасность, задержки. Разумеется, такие мелкие неприятности, как отмороженные и кровоточащие щеки и носы, мы рассматриваем как издержки большой игры.
Последнее предложение мгновенно вызывает дорогие для автора воспоминания. Март 1979 года. Мы – участники полярной экспедиции «Комсомольской правды» – на острове Котельный: маршрутная группа – лыжники, семь человек, и базовая – радисты, пятеро. На Котельном мы обустраиваем лагерь, разворачиваем антенное поле, устанавливаем и налаживаем принимающую и передающую радиоаппаратуру.
На лыжном маршруте к Северному полюсу[190] радиосвязь будет двухступенчатой: палатка – Котельный и Котельный – весь мир. Радист маршрутной группы Мельников располагал одной крошечной радиостанцией весом 2,2 килограмма, а на Котельном сосредоточена современная связная техника весом, думаю, пару тонн.
Но не только будущая радиосвязь наша забота на Котельном. Мы готовим рационы, проверяем одежду, навигационные приборы, лыжи и прочее. Все работают не покладая рук в большом зале, но у меня есть своя небольшая комната, я участвую в общей работе, руковожу и одновременно готовлю свои будущие репортажи в газету «Комсомольская правда».
Просматриваю книги полярных классиков и выписываю цитаты – возможно, пригодятся. Первый классик – Роберт Пири. «Полынья – неизвестная величина полярного уравнения»; «Мы радуемся сильному холоду на полярном льду»; «Такие мелкие неприятности, как отмороженные и кровоточащие щеки и носы, мы рассматриваем как издержки большой игры». И т. д.