1 ноября Пири прибыл в Вашингтон. События этого дня задокументированы. Коммандер заглянул в помещение Национального географического общества и вместе с Честером отправился к нему домой. Их ждали Ганнетт и Титтманн; Уиллис Мур и Гилберт Гросвенор тоже были приглашены как наблюдатели.
Пири показал собравшимся разрозненные страницы, вырванные, по его словам, из записных книжек. На листах были измерения высоты солнца и координаты. Затем компания переместилась на вокзал, где коммандер оставил сундук с приборами. Инструменты осмотрели, не вынимая. Был вечер, полумрак, увидеть что-либо было трудно. Вся процедура заняла 10 минут. В целом на исследовательскую работу члены комитета потратили 5 часов, из которых значительная часть времени ушла на экскурсию в багажное отделение вокзала[254]. Уже в полночь Пири уехал на поезде в Нью-Йорк, а трое его почитателей подготовили доклад, прозвучавший 4 ноября на совете директоров Национального географического общества:
«Коммандер Пири представил подкомитету оригинал своего дневника и записи наблюдений вместе со всеми своими инструментами и приборами, а также некоторые из самых важных результатов экспедиции. Все это было тщательно изучено подкомитетом, и члены подкомитета единогласно придерживаются мнения, что коммандер Пири 6 апреля 1909 года достиг Северного полюса.
Они также считают обоснованным заявить, что организация, планирование и руководство экспедицией, ее полный успех и ее научные результаты самым блестящим образом характеризуют коммандера Роберта Пири и делают его достойным самых высоких почестей, которые Национальное географическое общество может ему оказать.
Генри Ганнетт, К. М. Честер, О. Х. Титтманн».
Все присутствующие 15 членов совета единогласно одобрили сообщение, и тотчас была принята восторженная резолюция. В тот же день обо всем этом рассказала New York Times, и в том же номере Уиллис Мур поспешно заверил читателей, что дружеское отношение к Пири со стороны членов подкомитета не мешало им быть абсолютно объективными: «…каждый член комитета был убежден, что не было оставлено ни малейшей лазейки для ошибки. Комитет не только увидел несколько записных книжек, в которые коммандер кратко заносил свои наблюдения и заметки… ученые также тщательно осмотрели инструменты, с помощью которых он делал свои наблюдения».
Одна задача была решена. Легковесное, предвзятое заключение «карманного» комитета и грубое вранье Мура стали основанием для того, чтобы придать предположению «Пири был на Северном полюсе» статус факта.
Вопрос о возможном предшественнике на полюсе оставался открытым, и именно этим следовало заняться. Главным было оказать давление на датчан. Роберт Брайс приводит письмо уже известного читателям генерала Эштона генералу Хаббарду: «…Профессор Генри Ганнетт был очень обеспокоен, и я встретился по его просьбе с ним, адмиралом Честером и еще одним джентльменом. С профессором Ганнеттом – несколько раз, так как он очень интересовался моими подробными объяснениями».
Эштон посоветовал собеседникам послать в Копенгаген информацию об обмане Кука, совершенном при восхождении на Мак-Кинли.
New York Herald рассказала о любопытном событии, которое произошло на следующий день: «Члены Национального географического общества, возглавляемые мистером Генри Ганнеттом, предприняли вылазку в Государственный департамент… Им вменялся режим молчания, мало что говорилось громче шепота, и часто можно было слышать: “Тссс! Тихо!” Какой-то репортер, узнав одного из членов делегации, подошел к нему пожать руку и назвал по имени. Ученый сразу стал отрицать свою идентичность и выглядел раздраженным из-за того, что его узнали».
New York Times тоже упомянула об этом визите:
«Точно не известно, на какую именно поддержку в Государственном департаменте рассчитывали географы, хотя мельком упоминалось, что в первую очередь они надеялись по дипломатическим каналам получить данные Кука из Копенгагенского университета.
Можно утверждать, что Государственный департамент не зайдет так далеко. Департамент крайне негативно относится к перспективе быть втянутым во что-либо похожее на полемику по поводу того, кто же на самом деле открыл Северный полюс. Еще меньше он хочет, чтобы сложилось впечатление, что он протежирует одного исследователя в ущерб другому, и об этом Департамент уведомил Гросвенора…»
Уместно сказать, что уничтожение Кука было делом не государственным, а частным, и Общество, название которого украшало прилагательное «национальное», было частным, коммерческим предприятием. Государство потенциально защищало своего гражданина Фредерика Кука.
Получив отказ правительственного учреждения, «искатели правды» направили новую депешу в Данию, но тактика сменилась – теперь это было не требование, а нижайшая просьба: «Национальное географическое общество готово послать своих представителей в Копенгаген. Поскольку наш комитет получил доступ к исходным записям коммандера Пири, мы почтительно просим Копенгагенский университет оказать любезность и позволить членам комитета присутствовать при официальном изучении документов доктора Кука».
Ответ был разочаровывающим: «Университет не может принять предложенную помощь, считая само собой разумеющимся, что все данные и записи после нашего исследования будут предоставлены в распоряжение других научных организаций».
Корреспондент New York Times в Копенгагене сообщил, что датские ученые «приветствовали бы включение в качестве члена комиссии американского ученого с признанным авторитетом», но предложением Национального географического общества они были возмущены, ибо «Общество никогда не имело научного статуса».
В декабре датчане отклонили притязания доктора Кука, и, казалось бы, звезда Пири должна была загореться еще ярче. Но и в это счастливое время полярному герою потребовалась поддержка Хаббарда, его высокие связи. Защищать коммандера пришлось теперь от выпада адмирала Шлея, президента Арктического клуба Америки, предложившего второму претенденту предъявить свои оригинальные записи той же датской комиссии, которая изучала материалы доктора Кука. 24 декабря Пири жаловался патрону:
Я боюсь, что предложение Шлея по поводу отправки моих материалов в Копенгаген является злонамеренным…
Несомненно, мои данные будут доступны для любой уважаемой организации, но я возражаю против того, чтобы раздраженные, возмущенные или озлобленные приверженцы Кука принуждали меня к каким-либо действиям, которые только могут прийти им в голову; представляется совершенно неприемлемым, чтобы отчетные материалы американского исследователя посылались в иностранную организацию, даже если она об этом попросит…
Я предлагаю, если вы не против, чтобы мистер Рейк посредством New York Times и ее связей с лондонской Times немедленно дал инструкции какому-нибудь компетентному представителю в Копенгагене добыть от Копенгагенского университета заявление о том, что у них нет желания изучать какие-либо новые полярные материалы, и чтобы это заявление было распространено Associated Press…
Если представляется нецелесообразным или невозможным немедленно получить от Копенгагена официальное заявление на эту тему, то можно распространить неофициальное сообщение о том, что нет оснований полагать, будто у Копенгагена есть желание исследовать доказательства Пири; указанная неофициальная информация могла бы подготовить почву для последующей официальной.
Хаббард подтвердил свои мастерство и возможности, и уже на следующий день в рождественском номере New York Times, под заголовком «Датчане не хотят изучать материалы Пири», было напечатано: «Доктор Морис Эган, дипломатический представитель Соединенных Штатов в Дании, прибыл сегодня в Вашингтон… и сделал два заявления… Он сказал, что Копенгагенский университет принял заявление коммандера Пири относительно его достижения полюса, согласился с мнением Национального географического общества и не имеет никакого желания изучать его [Пири] доказательства».
8 февраля 1910 года группа знатных миллионеров наградила коммандера премией в 10 000 долларов. Губернатор штата Нью-Йорк Чарльз Хьюз на встрече провозгласил: «Мы хотим воздать почести человеку, который храбро одержал, казалось бы, невозможную победу. Обстоятельства задержали эту церемонию, но отчасти мы можем оправдать себя тем, что эти обстоятельства были нам неподвластны».
Хьюз прочел телеграмму президента Тафта: «Я искренне надеюсь… что Конгресс по достоинству оценит всю важность великого достижения коммандера Пири, в значительной степени возвысившего репутацию американской предприимчивости, стойкости, мужества и выносливости».
Бывший мэр Нью-Йорка и член Арктического клуба Пири Сет Лоу предложил направить в Конгресс от имени собрания петицию с просьбой принять на законодательном уровне постановление о признании достижения Пири Северного полюса, и зал, стоя и аплодируя, высказал согласие.
На следующий день Сенат США единогласно принял законопроект, констатирующий арктические заслуги коммандера Пири и отправляющий его в отставку в чине контр-адмирала с выплатой ежегодной пенсии порядка 6000 долларов. Все шло как по маслу, но неожиданно произошла осечка: документ встретил противодействие в палате представителей – для его рассмотрения комитет ВМС назначил специальный подкомитет. (В дальнейшем называем его комитетом Конгресса.) Этот комитет провел пять заседаний: 4 и 7 марта 1910 года и 7, 10 и 11 января 1911 года. В него вошли семь конгрессменов; короткие характеристики им дал Уорд.
«Председателем был Томас Батлер от Пенсильвании, разумно председательствовавший. Самым видным, активным и проницательным был Эрнест Робертс от Массачусетса. Хотя он часто настаивал на строгих суждениях, он никогда не выходил за рамки вежливости. Единственным своеобразным представителем был Роберт Брюс Мейкон от Арканзаса, который сказал сам о себе в справочнике “Кто есть Кто”: “Всегда жил в своем родном округе”. Он был настолько бестактным и агрессивным… что сделал самого себя мишенью для нападок газет; но его доводы никогда не были основаны просто на выдумка