устить такой судьбы для своего сыночка, поэтому на семейном совете они с сестрой придумали план, как отвадить беременную девушку. Собрав почти все свои сбережения, они заплатили другу Адама, который, к слову, тоже был влюблен в эту девицу, оболгать её, сказав, что она с ним была в том числе, и еще непонятно на самом деле, чей ребенок. Мария очень хорошо знала Адама и поэтому предсказала его действия по шагам. Он не стал разбираться, просто впал в депрессию, попросив того же друга передать своей бывшей возлюбленной, что видеть её не хочет. Одно не учла расчётливая Мария – что тонкая душевная организация Адама не выдержит такого предательства, и депрессия перешла в болезнь. Именно с того рокового момента пошло все прахом, все деньги уходили на лечение, иногда оно помогало, и казалось – всё, болезнь побеждена, но наступали срывы, и все начиналось сначала. Незаметно для Марии ушла и старшая сестра. Но потом случилось страшное – Адам подсел на наркотики. Так как она была очень близка с сыном, то заметила это быстро. Найдя самую лучшую и самую дорогую клинику, Мария положила Адама на лечение и начала поиск денег. В семье хранилась реликвия – веточка лаванды работы самого Карла Фаберже, из поколения в поколение перерывалась легенда, что камень у нее с Ведьминой горы и что хранит он человека и прибавляет его силы и талант. Именно наличию этой веточки в их семье приписывала она и огромный талант Адама. Но делать нечего, в ломбард с этим не пойдешь, на «Сотбис» не выставишь, надо искать ценителя, да с деньгами. Такой нашелся быстро, город Н тем и хорош, что все про всех знают. Старый знакомый Марии поднялся, стал банкиром, владел рынком, что тогда было сродни золоту, и имел маленькую картинную галерею для души.
Именно к нему и пошла старая учительница Мария Тарасовна Бруней со своим богатством. Тот выслушал её и, не поверив всему, что она сказала, вызвал экспертов. Каково же было его удивление, когда подлинность букетика лаванды подтвердилась. Видимо, от потрясения, что в его руки попало такое чудо, он, не торгуясь, отдал старой знакомой столько, сколько она просила.
Уже позже Мария поняла, что от горя и печали попросила слишком мало. Но этого хватило, чтоб вылечить мальчика и купить участок земли. Там она построила ему домик – сказочную мастерскую – и посадила сад, чтоб гений мог творить.
Но, как видно, беда не приходит одна, гений рисовал постоянно девочку лет пятнадцати, красивую, но очень грустную. Из одной картины в другую эта девочка переходила, не оставляя шансов на шедевр, и Мария поняла – все дело в веточке лаванды. Без нее сын потерял свою гениальность, и раз её невозможно выкупить, значит, её нужно украсть. Мария знала, где покупатель хранил веточку лаванды, именно там, в хранилище его банка, проходила сделка между ними, и ячейка номер 100 поглотила тогда её семейную реликвию. Навряд ли сейчас, в неспокойные девяностые, он поменял её место хранения, плюс ко всему сотая ячейка – это, скорее всего, талисман на удачу, так сказать, фетиш хозяина.
Мария Тарасовна Бруней была умным человеком и поставленных целей обычно добивалась. Не сомневалась она в этом и сейчас, хотя, возможно, на подготовку ограбления банковской ячейки понадобится чуть больше времени.
Таша проснулась от того, что все тело затекло и не могло двигаться, поэтому, неуклюже пододвинув Ирму, она на цыпочках вышла из дома. Утреннее солнце светило, но еще не грело, поэтому лавочка была даже прохладной. Уснуть всем удалось только под утро, злые от позднего выезда полицейские, постоянные вопросы о местонахождении друг друга, ставящие в тупик, подозрения и тихий шёпот Платона «этого не может быть». Ирма и Таша предложили убитому горем мужчине остаться у них, к тому же подействовал укол, поставленный все-таки вызванной скорой, и его начало клонить в сон. Дальше большой комнаты дотащить здорового Платона не смогли даже Клим с Марком, поэтому Таше с Ирмой пришлось тесниться в маленькой комнате на старенькой тахте.
На самом деле вчерашний вечер должен был кончиться плохо – слишком много было знаков и подножек, слишком много предупреждений, но такого никто не ожидал. Таша снова вспомнила бедную Жулю, лежавшую на земле, и дрожь как молния прошла по всему телу. Что ж такое происходит последнее время вокруг нее?! Людей убивают, на нее напали, квартиру обыскали, к слову, ничего не вынесли. Нет, конечно, у нее там и выносить было нечего, но все равно подозрительно. Таша не очень разбиралась в воровских законах, но даже по закону логики раз залез, значит, надо брать. С паршивой овцы хоть шерсти клок, как говорится в известной русской пословице, а их не дураки сочиняли. Да и у Таши можно было найти больше, чем клок шерсти. Одни духи, которые она купила сама себе в подарок на прошлый день рождения, стоят аж шесть тысяч рублей, ей до сих пор страшно вспоминать эту покупку. Оправдание было одно – она была подшофе после проставления на работе, получения долгожданной премии, когда ей наговорили кучу комплиментов, Таша на секунду вспомнила, что женщина, и поверила, что еще может нравиться мужчинам. Правда, утром это ощущение прошло вместе с парами шампанского, но духи, как подтверждение её глупости, так и остались стоять нетронутыми на туалетном столике, словно напоминание, что мечтать вредно. Вредно и накладно.
Почему-то мысли о духах унесли её обратно во вчерашний вечер, но уже не к бедной Жуле, а в беседку, где застал её Клим за поиском ключа от мастерской. В этот вечер все как сдурели – интересовались этим старым забытым домом. Её, как пещеру Али-Бабы, не открывали двадцать лет. Да что там, Таша вообще туда не входила ни разу, узнав, что бабушка просила не трогать последнее место творения её любимого сыночка, просто повесила на двери замок побольше, и они дружно забыли про старую избушку. Она стояла в саду больше для антуража, как домик Бабы-яги на детской площадке. Красивое, но ненужное строение. В детстве Таша всегда думала: зачем он? Потом поняла – для красоты. Вот и мастерская стояла просто для красоты.
Сначала Таша поискала ключ в доме, но, естественно, не найдя его – прошло как минимум двадцать лет, – решила для очистки совести посмотреть в старом комоде, что стоит в беседке тоже, возможно, лет двадцать. В душе она была уверена, что и там ничего не найдет, но для очистки совести надо было попытаться. «Вообще удивительно, что за столь долгое время странное строение не рухнуло и не осыпалось от старости», – думала Таша. В душе она надеялась, что внутри всё съели мыши, включая картины бездарного человека, который был её биологическим отцом.
– Вот вы где! – как-то чересчур по-хозяйски закричал Клим на неё, забегая в беседку. Помня, как весь вечер этот хам себя отвратительно вел, Таша сделала высокомерное лицо и ответила:
– Вы перепутали, платья у нас одинаковые, шляпы тоже похожи, но душа у нас разная. Стерва, которая покорила ваше сердце, где-то гуляет.
– Не говорите глупостей, – сказал Клим и ледяным тоном продолжил: – Значит, так, сидите здесь и никуда не уходите. Джульетту убили. Поэтому очень вас прошу: никаких темных тропинок с сегодняшнего дня, гуляете только в обнимку с родными. Неспокойно у вас в городе, а вы мне нужна живая. Какие-то неправильные чувства вы вызываете, видимо, я пошёл не тем путем. Ненависть я с вами прошел двадцать три года назад, а любви не было, и вот перекос в психике. Возможно, придется пройти еще и любовь, – философски добавил Клим. – А если вас убьют, боюсь, мне не справиться с детской травмой.
– Всё у нас из детства, – ошеломленная услышанным, сказала Таша.
– Абсолютно, – согласился Клим. Поблизости послышались сирены полицейских.
– А где я вам в детстве дорогу перешла? – поинтересовалась Таша, намеренно не пуская в голову информацию о том, что случилось с Джульеттой.
– Юрку вы отвергли, а я с ним за компанию вас ненавидел.
– Ну, за компанию, тогда понятно. – Махнула головой Таша, словно ответ её полностью удовлетворил.
Информация не умещалась в голове Таши, и она просто стояла и повторяла про себя сказанные Климом слова, не в силах в них поверить.
Из воспоминаний вчерашнего вечера её выдернул сонный голос Ирмы:
– Таша, ты что вскочила с утра пораньше, не спится? Видела? Все мужчины нас покинули: и Платон, и Марк испарились ни свет ни заря. Арсений вообще вчера еще ушел. – Казалось, именно последний факт её расстроил больше всего.
– Страшно, Ирма, словно за нами неприятности ходят, – призналась подруге Таша.
– Не переживай, все наладится, вон, тебя уже на работу восстанавливают, это добрый знак. А Джульетту твою кто угодно мог ударить по голове камнем, у нас и забора-то толком нет. Хотя охрана поселка вчера сказала полицейским, что на камерах только гости, никто чужой не заходил к нам на участок через калитку.
– Вот именно, – поддакнула Таша, не очень поддерживая разговор.
– Но ведь они не знают о наших дырках в заборах, – тут же сама себе парировала Ирма, – а с той стороны никаких камер и в помине нет.
– Мама, похоже, нас ограбили, – из сада послышался удивленный голос Леси, и надежда на то, что неприятности закончились, рухнула окончательно.
Клим проснулся от уже знакомого скрежета Дусы, тот сидел на подоконнике, по которому только начинали скользить первые лучи солнца, и требовал орехов. Рядом, словно соревновался с сусликом своими звуками, на кожаном диване спал Максим. Арсений же, напротив, как младенец, тихонечко посапывал в кресле. Вчера, когда уехала полиция, они втроем собрались здесь, у отца в кабинете, чтоб систематизировать всю информацию. А её было много, ох как много. Клим хотел позвать в их компанию еще Даймонда, но после того как с него были сняты показания, он, не прощаясь, помчался к жене и троим пацанам, срочно требовавшим его внимания. На самом деле Клим в душе ему очень сильно завидовал, скорее всего, в свои сорок ему уже никогда не выпадет счастье стать отцом.