. На ней было надето серое платье с высоким воротом, чепчик, как у старухи, с белыми газовыми лентами, она была в жемчугах и в пунцовой шали. Наша Императрица была декольтирована; на голову она надела перья и бриллианты, на шею бриллианты, она была в прекрасном атласном платье; очень красива и величественна, как и должна быть Императрица на торжествах. Она хотела оказать нам честь.
За Императрицей Елизаветой вошла Сильфида в голубом креповом платье, с бирюзой на шее и в волосах; у нее белокурые локоны. Она хороша, прелестна, высока, тонка; талия у нее как у лилии; она проскользнула точно фея, покачиваясь, как тростник. Императрица-Мать поцеловала ее и сказала: «Шарлотта![180] Я очень тронута и благодарю вас! Вы принарядились для моих деток».
Сильфида поцеловала ей руку. Вместе с ней вошел молодой офицер в красном мундире, очень высокий, очень бледный, очень худой. У него внушительная фигура. Это Великий Князь Николай с супругой; она – дочь красивой и несчастной королевы Луизы, у которой Бонапарт так жестоко раздавил розу (sic). Она спросила его: «Вы не отдадите Магдебург?» Он ответил: «Никогда!»
Мне кажется, что все победители и узурпаторы безжалостны; у них жестокое и злое сердце! Наш Государь очень добрый, он – ангел. Я уверена, что он отдал бы Магдебург! Он вернул на трон французского короля. Мы со Стефанией видели, что Великий Князь носил палатину за Великой Княгиней и все время смотрел на нее. Он, должно быть, очень ее любит.
Так как Александрина старше нас на год, то она все знает. Она говорит, что Императрица Елизавета испортила себе цвет лица тем, что, когда ей было очень жарко, она брала холодные ванны. Александрина еще говорит, что она прекрасно воспитана и что у нее трогательный вид, потому что она всегда грустная.
После этого вошел синьор Кавос вместе с синьорой Каталани; она довольно пожилая и очень смуглая. У нее громадные глаза и большой нос, совсем некрасива. На ней было белое платье с голубыми полосами, точно палатка, на голове – красный тюрбан, как на портрете m-me de Сталь, что у начальницы. Синьор Кавос нес за ней оранжевый шарф и ноты. Каталани сделала три реверанса и попросила Их Величеств выбрать ноты. Им-ператрица-Мать сказала ей: «Все, что вы ни пропоете, доставит нам удовольствие».
Первая ария была Сарджины, кавальере Сальери, со скрипкой и клавикордами. Мне она показалась скучной. После нее Каталани спела арию Цингарелли «Ombra adorata, aspetta» («Обожаемая тень, подожди» [ит.]) очень грациозную баркаролу. «О pescatore dell’onde» («Рыбак и волны» [ит.]) я нашла очень красивой. Под конец она спела тосканскую песню: «La placida campagna»[181] («Тихая местность» [ит.]), самую лучшую из всего, что она пела. Синьор Кавос сказал нам, что хотя у Каталани голос уже не свежий, но она поет со вкусом и мастерством. Голос Б.[182] красивее, но она только ученица. Синьора Каталани – примадонна. Перед тем как начинать петь, она всякий раз говорила: «Если Ваши Величества разрешите, я спою то-то». Потом она спросила, поем ли мы и может ли она прослушать нас. Мы вышли на средину зала, встали в два хора, как в церкви, и спросили, что нам спеть. Императрица сказала: «Мой любимый хор Бортнянского и Fugato Галуппи»[183].
М-me Каталани спросила, сколько лет Б., так как она дает тон; Каталани восхищалась ее голосом. Она также сказала: «Это необыкновенно, что они поют так верно без клавикордов и в четыре голоса. Сколько лет этой девице?» Maman Брейткопф ответила: «Шестнадцать с половиной лет, она в старшем классе».
Младшие (3-го и 4-го отделения, где были дети 6 и 7 лет) тоже одни пропели вечернюю молитву, и очень хорошо. Их поцеловали. Императрица была очень довольна, потому что мы отличились в Fugato, а оно очень трудно. Все наши учителя были приглашены, и аббат де Лош[184], и отец Наумов. Государь разговаривал с ними, спрашивал, любим ли мы физику, катехизис и священную историю. Все классные дамы были в голубых шелковых платьях (форма Екатерининского института). Француженки были приглашены также: мадам де Нагель с Капитолиной, Софи де Вальмон, Дальгейм, Розали де Мейлан, m-lle де Вальш, m-lle де ля Будри, г-н и г-жа де Парис[185]. Все восхищались голосами Давыдовых-Грамон[186].
Затем Императрица-Мать подозвала нас «неразлучных» (то есть Стефанию и меня) и Александрину Эйлер и представила нас Государю, Государыне, Великому Князю Николаю Павловичу и Великой Княгине. Государь спросил Стефанию:
– Есть у вас известия от вашей матушки?
Она ответила:
– Нет, maman ничего не пишет, но я видела Л. (опекун молодой Радзивилл), он сказал, что maman здорова и путешествует очень далеко[187].
Государь спросил ее:
– А вам хорошо здесь? С кем вы дружнее всех?
Стефания ответила:
– Да! Мне очень весело, а больше всех я люблю Сашетт.
Тогда Государь обратился ко мне:
– Это ваша подруга?
Я ответила:
– Да, мы всегда вместе.
Тогда он сказал мне:
– Я знал вашу бабушку, я обедал и ночевал у нее, когда ездил в Одессу; там я видел и ваших родителей. Ланжерон навешает вас?
Я ответила:
– Да, по воскресеньям.
Затем Государь спросил меня:
– Кто ваш крестный отец?
Я ответила:
– Герцог; он крестил и Шарля[188] вместе с королевой Каролиной. Моя крестная мать – Императрица Мария Феодоровна.
Государь сказал:
– Крестный отец ваш – я; Ришелье только замещал меня, так как меня не было в Одессе. Значит, у вас два крестных отца.
Это меня удивило; я не знала, что можно иметь двух крестных отцов. Затем Государь сказал мне:
– Ваши братья будут военными; ими довольны в Пажеском корпусе, они очень хорошо ведут себя.
Он спросил меня, люблю ли я Дальгейм[189]. Я ответила:
– Да, они очень добрые, и Вальмон также.
Затем Государь сказал Ал. Эйлер:
– Вы имеете честь происходить от великого ученого Эйлера. Вы любите математику?
Мы рассмеялись, потому что Государь угадал. Он спросил нас: чему мы смеемся? Я рассказала ему «по секрету», что мы зовем Александрину m-lle Raison, что она настоящая lady Sensée и что она занимается геометрией и решает в уме задачи, что она не ненавидит учителя арифметики и готовит уроки за подруг второго отделения; она такая ученая.
Александрина очень сконфузилась и вся покраснела. Государь сказал ей.
– Браво, m-lle Raison! Нечего краснеть, напротив, это очень хорошо. А кто же это lady Sensée?
Александрина была очень сконфужена и заговорила так тихо[190], что уже Стефания объяснила, что lady Sensée – ученица m-lle Bonne в «Le magasin des fées» («Лавка фей» [фр.]), молодая особа, не делающая никогда глупостей.
Императрица спросила Александрину, любит ли она музыку и какие книги она предпочитает. Александрина ответила:
– «Esther et Athalie» («Эсфирь и Аталия» [фр.]) и «Les petits émigrés» («Маленькие эмигранты» [фр.]).
Императрица сказала ей:
– Я очень восхищаюсь Расином.
Потом она спросила меня и Стефанию, какие книги нам нравятся. Мы ответили:
– «Les veillées du Château» («Вечера в Шато» [фр.]) и «Le magasin des fées» («Магазин феи» [фр.]).
Затем Императрица-Мать сказала синьоре Каталани:
– Вы доставили нам большое удовольствие, мы благодарим вас.
Синьора Каталани приложила руку к сердцу и ответила:
– Для меня, Ваши Величества, это большое счастье и честь.
Она говорит точно синьор Кавос[191].
Из дворца привезли ужин даже и для нас. Было мороженое, конфекты, и в нашей столовой зажгли большую люстру. Царская фамилия ужинала в большом салоне начальницы вместе с maman Брейткопф. В столовой начальницы ужинала свита, инспектриса, наши классные дамы, учительницы французского языка, учителя, синьора Каталани и синьор Кавос. Дежурные классные дамы и пепиньерки ужинали с нами, что нас очень забавляло[192].
Горничные передали нам, что лакеи Государыни прислуживали у начальницы и у инспектрисы и что стол был убран цветами, как во дворце.
После ужина Их Величества опять пришли в большую залу и разговаривали с большими. Сильфида говорила с нами и сказала, что приедет к нам на экзамен. Она спросила нас, любим ли мы цветы и птиц, потому что она сама очень любит и цветы, и птиц. Стефания сказала ей, что у m-me де Нагель есть говорящий попугай, а я сказала, что у швейцара есть очень хорошо поющие канарейки и что в саду у нас есть цветник.
Генерал Милорадович подошел поговорить с нами. Он сделал три ошибки во французском языке. Я поймала его. Он принял чванный вид, тряхнул эполетами и сказал: «Вы, милое дитя, большая шалунья». Стефания отлично представила нам его потихоньку, в дортуаре. Маленькие были очень довольны генералом Милорадовичем, потому что он показывал им свои часы с боем. Он сказал, что получил их в подарок от Государя. Мне кажется, что Милорадович очень добрый старик, только смешной своей важностью.
Великий Князь Николай Павлович не разговаривал с нами, он очень серьезный. Он говорил с отцом Наумовым, с аббатом де Лош и с учителем русского языка в старшем классе.
Когда они уходили, все мы, и маленькие и большие, закричали: «Благодарим Ваши Величества Государя, Императрицу, Великую Княгиню за честь, оказанную нам вашим приездом!» Их Величества обернулись и поклонились нам. Императрица-Мать сказала: «До свидания и благодарю вас, дети мои». Сильфида улыбнулась и грациозно поклонилась нам, а Великий Князь отвесил поклон. Он кажется очень серьезным; я думаю, он очень важный. Он сам надел палатину на плечи Великой Княгине. Мы решили, что Сильфида божественная и что мы ее обожаем