Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! — страница 64 из 110

Дж Дэвис, в 1939 году американский посол в Бельгии, по-видимому, не постиг тактику Вашингтона. Он был человеком, которого хорошо знали в Москве. Подводя итоги своей деятельности на посту посла США в СССР, Дэвис в июне 1938 года докладывал правительству: «Нет никаких сомнений в искренности и дружественности Советского Союза в отношении правительства США, и в значительно большей степени, чем к любой другой стране. Мой опыт пребывания здесь указывает, что, когда вопросы обсуждались между двумя странами в духе терпимости, взаимопонимания и дружбы, всегда был быстрый и великодушный ответ Советского правительства, если нужно было прийти к разумному соглашению»50.

Дэвис счел, что все дело в личностях, и в апреле 1939 года предложил свои услуги: выехать в Москву, чтобы двинуть англо-франко-советские переговоры. «Ни Франция, ни Англия, – писал он Хэллу, – не могут установить личные контакты с самыми авторитетными советскими политическими деятелями. Я убежден, что мне удастся не только повидаться с ними, но они поверят в мою искренность и справедливость». Дэвис предупреждал: «Медлить нельзя». Президент отклонил инициативу Дэвиса.

Он не затруднился объяснением, ибо объяснять пришлось бы слишком многое. Уже в канун войны ФДР проводит внешнюю политику двояко: личные, неизменно тайные, акции президента и через государственный департамент – для всеобщего сведения. Рузвельт пристально следил за переговорами в Москве, получая информацию из первых рук – от работавшего на американцев ответственного сотрудника посольства Германии в СССР. К середине августа ФДР узнал, что Гитлер намеревается предложить СССР заключить пакт о ненападении. Вне всяких сомнений, это повергло ФДР в смятение, на глазах рвалась многослойная ткань интриг Запада. Он посчитал себя в силах круто повернуть развитие событий, поощрить СССР к немедленной схватке с Германией.

ФДР со специальным курьером направляет послание в Москву. Из записи беседы народного комиссара иностранных дел с послом США в СССР 16 августа 1939 г. отчетливо видны методы ФДР, почитавшего себя тонким дипломатом: «Штейнгардт просит т. Молотова держать в секрете то, что будет им сегодня сказано. Рузвельт, начинает Штейнгардт, желал, чтобы все сказанное им Уманскому было бы достаточно ясно понято. То, что он хочет сообщить т. Молотову, представляет собой изложение личных объективных мыслей Рузвельта о современном международном положении. Штейнгардт подчеркивает, что изложение этих мыслей не является официальным заявлением Рузвельта, и еще раз напоминает о конфиденциальности беседы. Штейнгардт говорит, что эти взгляды Рузвельта не являются попыткой дать совет и они независимы от политики любой другой страны. Рузвельт не в состоянии принять на себя ответственность или дать уверения относительно шагов, которые намерены предпринять Англия и Франция в связи с переговорами с СССР. После этого введения Штейнгардт переходит к изложению взглядов Рузвельта. В случае войны в Европе и на Дальнем Востоке и возможной победы держав «оси» положение СССР и США безусловно и немедленно изменилось бы. В случае победы стран «оси» положение СССР, вследствие его географической близости к Германии, изменилось бы быстрее, чем положение США. По этой причине Рузвельт чувствует, что если бы было достигнуто удовлетворительное соглашение против агрессии между любыми другими державами Европы, то оно оказало бы стабилизирующее действие в интересах всеобщего мира».

На это Штейнгардту для передачи Рузвельту было сказано: «Нас не интересуют декларативные заявления в переговорах, нас интересуют решения, которые имеют конкретный характер взаимных обязательств по противодействию возможной агрессии». Посла заверили, что Советское правительство проявит живейший интерес к заявлению Рузвельта. В заключение посол просил «не разглашать никаких посланий Рузвельта», которые он будет передавать в Москве51. Что ему и было обещано. Только посланий от ФДР больше не последовало.

Двойная игра Запада, стремившегося связать Советский Союз неравноправными обязательствами и втравить его в войну с Германией, была разгадана Советским правительством.

23 августа 1939 г. подписан договор о ненападении между Германией и СССР. ФДР получил телеграмму об этом на борту крейсера «Тускалусы» – президент ловил рыбу. Прочитав сообщение, Рузвельт нахмурился, но рыбачившие с ним не дождались комментариев от президента.

Пакт вывел Советский Союз из-под удара. Западная дипломатия потерпела провал, но правительства Чемберлена и Даладье попытались в последний момент договориться с Гитлером – организовать новый Мюнхен, на этот раз за счет Польши. Они обратились в Вашингтон за поддержкой: побудить Варшаву сдать позиции. Ну, конечно, горько усмехнулся Берли в кругу советников ФДР, американское обращение к полякам должно бы начинаться так: «Ввиду того что требуется ваше самоубийство, не откажите и т. д.» ФДР и не помышлял о таком ходе, но счел необходимым с прицелом на будущее (нельзя запятнать репутацию США!) направить 24 августа платонические призывы к Гитлеру и президенту Польши Мосцицкому воздержаться от применения силы. Лондону и Парижу одновременно было очень серьезно сказано, что США не считают больше необходимым способствовать умиротворению. Больше того, если Англия и Франция не объявят войну Германии в случае ее агрессии против Польши, они, в свою очередь, не смогут рассчитывать на американскую помощь. Как сказал после войны Кеннеди, «ни французы, ни англичане никогда бы не сделали Польшу причиной войны, если бы не постоянное подстрекательство Вашингтона… В телефонных разговорах летом 1939 года президент непрерывно предлагал (Кеннеди. – Н. Я .) подложить горячих углей под зад Чемберлену»52.

Дневник Икеса в этот период пестрит записями такого рода: члены правительства собрались вечером за картами и коктейлями в Овальном кабинете Белого дома. Принесли телеграммы. Прочитав одну из них, ФДР «поднял глаза и произнес: «Война будет объявлена в полдень завтра». Все были рады, этой перспективе не потому, что хотели войны как таковой, а потому, что, считая ее неизбежной в конечном счете, мы полагали, что для Англии и Франции будет лучше вступить в войну по возможности скорее»53 (запись 9 августа 1939 г.). И все же откуда такая кровожадность? Соотечественникам лучше знать друг друга. Послушаем профессора Ч. Тензила. Его вердикт: «По-видимому, есть только одно логическое объяснение стремлению Рузвельта к миру во время Мюнхена и его давлению, чтобы Англия, Франция и Польша выступили против Германии в 1939 году, что, как ему было известно, означало войну Это объяснение заключается в следующем: президент вовсе не хотел, чтобы в Европе началась война, которая могла бы закончиться так быстро, что Соединенные Штаты не успели бы вмешаться. В сентябре 1938 года против Гитлера могли бы выступить французская, английская, русская и чешская армии, которые разгромили бы его довольно быстро. К лету 1939 года обстановка коренным образом изменилась: Россия заключила договор с Германией, а чешская армия исчезла. Война, начавшаяся в 1939 году, могла бы бесконечно затянуться»54.

Тензил принадлежал к «ревизионистскому» направлению, сложившемуся в исторической науке США в конце 40-х годов. Сторонники его иной раз страдали праздномыслием. Р. Моли никогда не был историком этого направления, но и он писал: «Поощрив англичан и французов отказаться от умиротворения в расчете на нашу активную поддержку, мы способствовали развязыванию войны… И независимо от того, хотели мы или нет, мы тем самым игнорировали наши нерешенные внутренние проблемы»55. Антипатия автора к ФДР оказала ему дурную услугу: он правильно рассказал, как действовало правительство, но не сообразил, почему. Именно в интересах разрешения внутренних трудностей Вашингтон вел дело к развязыванию войны в Европе.

Прерванная партия. Мир – не шахматная доска

I

Вскоре после двух часов ночи 1 сентября 1939 г. настойчивый звонок телефона на столике у постели разбудил Рузвельта. Полусонный, он взял трубку. По закрытому каналу связи А-3 докладывал из Парижа американский посол Буллит.

– Слушаю, Билл.

– Тони Биддл только что дозвонился до меня из Варшавы. Немецкие дивизии глубоко вторглись в Польшу. Идут тяжелые бои. Тони сообщает, что над Варшавой германские самолеты. Затем связь прервалась…

– Прекрасно, Билл. Наконец свершилось. Да поможет нам бог.

Новый камердинер – негр Артур Преттимен, сменивший Макдаффи, застыл у постели. Он помог президенту надеть свитер и отправился за Хассеттом – секретарем Белого дома по связи с печатью. Тот прибежал босиком, в пижаме.

– Немедленно оповестите прессу, – распорядился президент. Он испытывал «странное знакомое чувство», как будто «возобновилась прерванная рутина». На память пришло морское министерство в 1917 году.

Телефонные разговоры с Хэллом, Уэллесом, морским и военным министрами. Ввести в действие планы, подготовленные на случай войны в Европе. В пять утра Франклин позвонил Элеоноре в Гайд-парк. Она ахнула в трубку: молнией пронеслась мысль – сыновья были маленькими в 1917 году, теперь их ждет мундир.

Ранним утром Буллит и Кеннеди сообщили, что Франция и Англия объявят войну Германии, если она не прекратит военных действий против Польши. Пошли сообщения: люфтваффе свирепо бомбят мирные польские города, гибнут женщины, дети, старики. Взволнованный ФДР направляет Англии, Франции, Италии, Германии и Польше послание: «Беспощадные бомбардировки с воздуха мирных жителей… глубоко потрясли совесть человечества… Я обращаюсь к каждому правительству, которое может принять участие в боевых действиях, публично подтвердить, что его вооруженные силы никогда и ни при каких обстоятельствах не подвергнут бомбардировке с воздуха мирное население… Требую немедленного ответа. Президент США Франклин Делано Рузвельт».

3 сентября Кеннеди прокаркал в трубку из Лондона: через два часа Англия объявит войну Германии, «конец миру, конец всему». Когда состояние войны между Англией, Францией и Германией стало фактом, ФДР флегматично высказался по радио. Он оповестил о намерениях правительства: «Пусть никто неумышленно или лживо не говорит о том, что Америка когд