Н.Я?)… Вы не хуже меня знаете обстановку. Я сказал народу, сказал конвенту… что, нравится мне это или нет, я – президент стотридцатимиллионного народа Соединенных Штатов и их владений… а обстановка в мире нынче такова, что совершенно очевидно – я не могу вести какие-либо политические кампании»24.
В стране дискутировался старый вопрос о помощи Англии. Президент решал его, как мы видели, практически и в строжайшей тайне. В середине июля в Англию прибыл личный представитель ФДР Донован. Были приняты величайшие предосторожности, чтобы никто не знал о его миссии, особенно американский посол в Лондоне Кеннеди. Донован обсуждал самые важные вопросы в англо-американских отношениях, он сносился с Вашингтоном через каналы Интеллидженс Сервис и ФБР. Он убедился на месте, что германские войска могут успешно вторгнуться на Британские острова.
Донован настоятельно рекомендовал Рузвельту усилить и ускорить помощь Англии: «Здесь проходит первая линия нашей обороны. Если англичане дойдут до того, что будут вести только партизанские действия против нацистских оккупантов, то американцам потребуется поколение, чтобы хотя бы создать плацдарм в Европе. А из того, что я узнал здесь о нацистских методах использования пятой колонны, нам в Америке к тому времени уже будет поздно спасаться». Рузвельт очень серьезно относился к нацистской угрозе в США, координируя свои усилия в борьбе против нее с английскими спецслужбами.
С лета 1940 года представители Интеллидженс Сервис и других спецслужб постепенно перебираются через океан и размещаются в Рокфеллер-сентр в Нью-Йорке. Во главе их, объединенных конспиративным названием «Британская служба координации безопасности», становится Стефенсон. «Я ваш главный тайный агент»25, – заверил Рузвельт Стефенсона. БСКБ ретиво взялась обучать американских коллег: под руководством Донована и за спиной официальных органов американской разведки и контрразведки – ФБР, Джи-2 и пр. – становилась на ноги личная секретная служба президента. Пока функции ее не определились, но цели, которых добивался ФДР, очевидны: не только и не столько разведка, сколько тайный инструмент политики. Не связанный никакими ограничениями, не дублирующий, а втайне стоящий выше государственного департамента и иных конституционных органов. Одна из основных задач – побуждать врага к действиям, в правильности которых он убежден, на деле несущих ему конечное поражение.
По сей день об этой стороне деятельности ФДР известно мало. Маскировка была многослойной, в том числе преданием гласности, казалось бы, очень деликатных аспектов американо-английских отношений. На них вслед за современниками сосредоточивали внимание историки. Как, например, на обмене американских эсминцев на базы в английских владениях.
15 июля правительство США дало первый ответ Лондону на обращение 15 мая о передаче 50 эсминцев, согласившись в принципе удовлетворить просьбу. Последовал негласный неприличный торг. ФДР понимал, что помощь Англии оказывать надо. «Если мы хотим держаться в стороне от этой войны, – заметил он Моргентау, – то чем больше мы будем поддерживать англичан, тем дольше мы не вступим в нее». Икес 2 августа сообщил президенту свое мнение: «Мы, американцы, похожи на домовладельца, отказывающегося дать взаймы или продать огнетушитель соседу, у которого дом охвачен пламенем, а ветер дует в нашу сторону». Икес упрощал проблему – в Вашингтоне уже сложилось мнение, что англичанам помочь необходимо, однако за приличное вознаграждение.
13 августа ФДР познакомил Черчилля с американскими условиями: 1) новое заверение Англии, что, «если английский флот не сможет удержаться в отечественных водах, корабли не будут переданы немцам или потоплены, а уйдут в другие части империи для продолжения ее обороны»; 2) сдача США в аренду на 99 лет баз в английских владениях в Западном полушарии: на Ньюфаундленде, Бермудских и Багамских островах, на островах Ямайка, Сент-Люсия, Тринидад и в Британской Гвиане. Черчилль попытался убедить ФДР не связывать передачу эсминцев с арендой баз. «Мы друзья, – аргументировал он, – а обмен эсминцев на базы внесет в сделку коммерческий душок». На это ФДР ответил, что конституция делает для него «совершенно невозможным» подарить эсминцы. 2 сентября сделка была оформлена на американских условиях. По-видимому, чтобы пристыдить Вашингтон, Черчилль отдал еще одну базу – на острове Антигуа.
В Соединенных Штатах, ставших после 2 сентября с точки зрения международного права «невоюющей стороной», соглашение не вызвало принципиальных возражений. Рузвельт в письме сенатору Уэлшу от 22 августа сообщил, что эсминцы постройки периода Первой мировой войны «находятся при последнем издыхании» и предназначались для продажи на слом по 4–5 тыс. долл. за штуку. За 250 тыс. долл. США получили восемь баз в Западном полушарии. «Я надеюсь, – заключил президент, – что вы не выступите против сделки, которая, с точки зрения США, является самой выгодной за всю вашу или мою жизнь». Голосов против не прозвучало, даже Уилки не превратил соглашение в объект предвыборной борьбы.
Летом 1940 года было намечено иметь к январю 1942 года армию в 2 млн. человек. Конгресс ассигновал около 5 млрд. долл. на эти цели. ФДР указал, что «мы должны иметь тотальную оборону», но «мы не пошлем наших солдат воевать в европейских войнах». Выполнение программы было невозможно без введения воинской повинности. Рузвельт на протяжении всей своей государственной деятельности рассматривал ее как величайшее благо для страны. Летом 1940 года в беседе с Розенманом он вернулся к излюбленной теме. «Сама по себе военная подготовка, – говорил он, – принесет ребятам очень много хорошего, даже если им никогда не придется использовать ее. При нынешней международной обстановке мы должны обеспечить каждому американцу военную подготовку в мирное время. Когда-нибудь, если мы не добьемся постоянного мира, я выступлю за это»26. Но публично помалкивал. Законопроект о введении выборочной воинской повинности внесли в конгресс сенатор – противник «нового курса» и конгрессмен-республиканец, а Уилки одобрил его; ФДР остался сторонним наблюдателем последовавших словесных битв в конгрессе.
«Изоляционисты» произнесли немало страшных слов, сенатор Уиллер даже заявил: «Введите воинскую повинность, и у нас больше не будет свободной страны – испуганный шепот заменит свободу речи, гражданин не сможет выразить свое несогласие с правительством. Тайные сборища в темных углах заменят свободу собраний, и все граждане будут закованы в цепи собственного изготовления. Принятие закона заткнет рот последней великой демократии и явится самой большой и дешевой победой Гитлера. На надгробном камне американской демократии он напишет: «Здесь покоится главная жертва войны нервов»«. Закон тем не менее был принят. В конце октября 1940 года состоялась первая жеребьевка – предстояло определить 800 тыс. рекрутов. В Нью-Йорке церемонию открыл ФДР будничной и подчеркнуто деловой речью. Президент употребил слово «сбор», а не «вербовка» или «воинская повинность». Он взывал к патриотическим чувствам, заложенным еще со школьной скамьи: к войне за независимость, к Лексингтону и к Конкорду. Тогда фермеры с мушкетами спешили на «сбор», теперь, напоминал ФДР, «вы будете в армии, впервые созданной для завоевания независимости и некоторых основных прав для всех».
Страна в последние полгода перед выборами была свидетельницей разгрома Франции и «битвы за Англию». Сомнений в том, что военная подготовка необходима, не возникло; спор, подогреваемый избирательной кампанией, касался другого – куда пойдут вооруженные Соединенные Штаты. Широко распространенную точку зрения выразил генерал X. Джонсон, к этому времени популярный радиокомментатор. Он уподоблял страну «беспомощному, беззубому, ревматическому льву, не имеющему когтей». Нечего и помышлять о войне, а необходимо вооружаться. В то же время «мы не должны снова оказаться дураками и послать хотя бы одного сына американской матери в жуликоватую Европу. Речь идет не об этом. Речь идет о том, как обжулить Европу, угрожающую нам. При наших силах и ресурсах мы можем создать такую оборону, которой никто не осмелится бросить вызов».
Поляризацию политических сил ознаменовало появление через два дня после американо-английского соглашения об обмене эсминцев на базы комитета «Америка прежде всего», объединившего «изоляционистов». В противовес ему был учрежден комитет «Защитим Америку оказанием помощи союзникам» под руководством Уильяма Аллена Уайта. Симпатии ФДР были на стороне комитета Уайта, которому он оказывал негласную поддержку. Удары, обрушенные на этот комитет, метили и в Белый дом. Ч. Кофлин, по-прежнему люто ненавидевший ФДР, не стеснялся в выражениях, отзываясь о комитете: «Эти люди, скрываясь подло и не по-американски за ханжой и бюрократом по имени Уильям Аллен Уайт, образуют самую опасную пятую колонну, какая когда-либо существовала на нейтральной земле. Они – квислинги Америки. Они – иуды среди апостольской общины нашей нации. Они – змеи в траве, защищенные влиянием золота, правительства и иностранцев». Уайт и его сторонники не оставались в долгу.
«Изоляционисты», сплотившиеся вокруг комитета «Америка прежде всего», доказывали, что помощь Англии подорвет обороноспособность США. Известный американский летчик Ч. Линдберг, первейший оратор комитета, всячески раздувал возможности люфтваффе. Он назвал речь ФДР, в которой была поставлена задача иметь 50 тыс. самолетов, «истерической болтовней». Комитет никогда не испытывал недостатка в средствах для массированной пропагандистской кампании. Г. Форд, Р. Янг, С. Мортон и ряд других мультимиллионеров финансировали его, а такие люди, как Дж Кеннеди и Дж Даллес, обеспечивали комитету респектабельность.
«Наиболее резким доводом изоляционистов, – писал Шервуд, – было глухо высказывавшееся обвинение в том, что страна находится перед лицом еврейского заговора, участники которого стремятся вовлечь нас в войну. В частности, Линдберг открыто заявлял об этом, указывая, что единственными лицами, благоприятно относящимися к американскому вмешательству в войну, являются члены семьи Рузвельтов, англичане и евреи. Совершенно очевидно, что еврейская община имела достаточно побудительных причин для антинацистских настроений, но в ее среде отнюдь не было единодушия в оппозиции по отношению к изоляционизму. Имелись евреи, главным образом в высших экономических слоях общества, поддерживавшие комитет «Америка прежде всего», потому, что их боязнь антисемитизма в Америке намного превосходила их отвращение к нацистскому варварству в Европе. Кроме того, имелись также евреи, готовые, как и любые др