угие, «делать дела с победоносным Гитлером»27.
Уилки не шел с «изоляционистами». Он стремился доказать лишь один тезис: переизбрание Рузвельта вовлечет страну в войну – и даже указывал сроки, чаще всего по каким-то ораторским соображениям, – апрель 1941 года. Он предъявил ФДР и обвинения касательно его предвоенной политики. «Ведь именно он был крестным отцом этой несчастной конференции в Мюнхене», – кричал он на митингах. Уилки предупреждал, что, если ФДР будет переизбран, «вы будете иметь американское тоталитарное правительство задолго до истечения третьего срока». Голоса, отданные за Рузвельта, настаивал он, обернутся деревянными крестами для отцов, мужей, братьев и женихов. Республиканцы напрашивались на ответ – нельзя было идти на выборы «поджигателем войны» и «диктатором».
18 октября «великий белый отец» (так иногда зовут в США президента) сообщил, что в пяти речах перед выборами Он ответит на «злонамеренную фальсификацию фактов» республиканцами. Рузвельт предупредил, что не будет удаляться от столицы далее чем на 12 часов пути. Не очень далеко – секретная служба воспротивилась полетам. ФДР заявил, что вынужден принять участие в кампании, ибо его противники заявляют, «например, что президент Соединенных Штатов телефонировал Гитлеру и Муссолини и продал Чехословакию, что несчастные безработные в нашей стране будут загнаны в концентрационные лагеря, что правительство США не будет иметь страховых фондов к тому времени, когда рабочие состарятся и получат право на получение пенсий, или что переизбрание нынешней администрации принесет конец американской демократии в четыре года. Я думаю, что они знают, и я знаю, что все эти утверждения – ложь».
Вступление президента в кампанию было встречено с громадным энтузиазмом. Когда его поезд прибывал на ту или иную станцию, ему везде бывал обеспечен горячий прием. Шервуд отмечал, что «наибольшее воодушевление всегда проявляли рабочие и их семьи. Они выходили на железнодорожное полотно и бежали за поездом, восклицая: «Да благословит вас господь!»«. Уилки, напротив, в рабочих кварталах встречал град гнилых яблок, тухлых яиц, иногда камней. Не без участия активистов демократической партии широко распространилось мнение, что он происходил из немцев, а в его родном городе якобы развешаны плакаты «Нет, никогда солнце не будет светить негру».
Уилки пытался повернуть симпатии масс, понося ФДР за то, что он баллотируется в третий раз. Рузвельт только раз намеком коснулся этой проблемы, заявив в Кливленде, что через четыре года в стране «будет другой президент». Толпа начала скандировать: «Нет! Нет!» Речь транслировалась по радио, и ФДР сразу понял, что крики толпы будут истолкованы его противниками как намерение стать постоянным президентом. Он продолжил речь, приникнув губами к микрофону, чтобы заглушить вопли.
Рузвельт действительно только в пяти речах сумел дать отповедь многомесячной кампании республиканцев, использовал даже мельчайшие промахи своих противников. Внимание президента обратили на статью в «Нью-Йорк таймс», в которой А. Крок доброжелательно рекомендовал республиканской партии унять некоторых ее ревностных сторонников. Крок привел высказывание некоего судьи из Филадельфии: «Президента поддерживают лишь нищие, те, кто зарабатывает меньше 1200 долл. в год, хотя они и того не стоят, а также члены семьи Рузвельта». В 1940 году такой доход имела примерно половина населения страны.
Выступление филадельфийского судьи дало повод Рузвельту разразиться громовой речью в Бруклине. Рассказав о социальных завоеваниях «нового курса», он заключил: «Нищие», недостойные даже потребляемой ими соли, – вот в чем выражаются подлинные чувства республиканского руководства в нынешнем благословенном году!.. Это прямой, порочный, антипатриотический призыв к классовой ненависти, к классовому презрению! Друзья мои, это как раз и есть то, против чего я борюсь со всей энергией. Я борюсь за свободную Америку, за страну, где все мужчины и женщины пользуются равными правами на свободу и справедливость». Избиратели не могли не согласиться с президентом – быстро рассасывающаяся в связи с мобилизацией экономики безработица, увеличение заработной платы служили доказательством того, что политика правительства несет благосостояние многим миллионам семей. Горячность ФДР в восхвалении социальных достижений «нового курса» подогревалась соображениями весьма прагматическими. Военные врачи отвергали по состоянию здоровья почти половину молодых людей, призывавшихся даже по выборочной воинской повинности. США расплачивались за голодные годы кризиса и жизнь впроголодь вплоть до начала войны.
Уилки поддержали крайне правые и крайне левые элементы, хотя руководствовались различными и даже противоположными мотивами. Среди них был и руководитель КПП Дж Льюис, который никак не мог простить президенту неблагодарности после выборов 1936 года. Он поклялся, что покинет свой пост (и действительно покинул) в случае переизбрания Рузвельта. ФДР позабавило странное сочетание политических сил, стоявших за спиной Уилки. Он отплатил республиканцам их же монетой – разве не они много лет обвиняли Рузвельта в «социалистических» и «коммунистических» симпатиях? В бруклинской речи он окрестил аморфную коалицию «нечестивым союзом», разъяснив: «Мы знаем, что нет общей почвы, на которой они могли бы объединиться, если не считать их одинаковых стремлений к власти и их недовольства нормальными демократическими порядками, не позволяющими добиться сразу диктаторских целей, к чему стремится каждая группировка… Их задача заключается в том, чтобы помешать демократии стать сильной и целеустремленной. Но теперь у нас есть сила и целеустремленность, и мы намерены сохранить их»28.
Да, он располагал «силой» весьма значительной и далекой от евангелия «демократии», которое тогда страстно проповедовал. На протяжении всей кампании 1940 года маячила угроза со стороны Дж Кеннеди, который, хотя и находился в Англии, мог в любой момент бросить свой вес на политическую арену. О его намерениях ФДР отлично знал: посол был под неусыпным наблюдением английских спецслужб. На Кеннеди составили обширное досье, которое к исходу избирательной кампании представили Рузвельту. Посол похвалялся «бросить 25 млн. голосов католиков в пользу Уилки и вышвырнуть Рузвельта». За пять дней до выборов он намеревался опубликовать статью с обвинениями в адрес администрации Рузвельта и т. д. Помимо того, в досье была масса высказываний Кеннеди пронацистского толка.
Стефенсон рассказывал, как ФДР знакомился с досье: «Я сидел и смотрел на ФДР через его стол, заваленный бумагами. У него была манера, читая документ, покачивать лист из стороны в сторону. По мелким признакам вы могли заключить, что он сердится. Он все резче раскачивал бумагу, затем спокойно сложил ее, очень медленно порвал на мелкие клочки и бросил в корзину. Он продиктовал телеграмму Кеннеди: «Торговля спиртным в Бостоне отлична, девочки в Голливуде как нельзя привлекательны. Прибыть к субботе»«. Кеннеди, как известно, нажил состояние на торговле алкоголем и в Голливуде.
27 октября Кеннеди прилетел в США и позвонил Рузвельту из Нью-Йорка. Присутствовавший при разговоре в кабинете ФДР Л. Джонсон рассказывал, что президент необычайно любезно поговорил с послом, повесил трубку и провел пальцем по шее, как бы перерезав глотку. Кеннеди встретился с президентом, а через два дня знавшие его с величайшим удивлением прочитали заявление посла в газетах. Оказывается, он всегда стоял горой за Рузвельта и никогда не поносил Англию! Чудо из чудес! К нему – сухой комментарий Стефенсона: «Если бы Кеннеди был отозван раньше, он бы вел кампанию против ФДР со значительными шансами на успех. Мы задержали его в Лондоне, с тем чтобы он не смог нанести вреда в США»29. На этом не только дипломатическая, но и политическая карьера Кеннеди закончилась.
В заключение кампании Рузвельт еще раз вернулся к достижениям «нового курса», который является «вашим творением, американский народ». Он твердо заверил: никогда американцы не будут воевать в европейской войне. «Я даю вам, отцы и матери, еще одно заверение, – сказал он в Бостоне 30 октября, – я уже говорил это раньше и буду повторять вновь и вновь: ваши сыновья никогда не будут посланы для участия в иностранных войнах». Аналогичные посулы расточал и Уилки.
Вечером накануне выборов ФДР выступил с кратким обращением к народу. Он завершил его простой молитвой, которую запомнил с Гротона: «Осчастливь нашу страну достойным рвением, здравыми понятиями и хорошим поведением. Спаси нас от насилия разногласий и смуты, от гордости и высокомерия и от всего дурного». Республиканская партия передала по радио зловещее обращение к матерям Америки: «Если ваш сын будет умирать где-то на поле боя в Европе… и взывать в свой последний час: «Мама! Мама!» – не осуждайте Франклина Рузвельта за то, что он послал вашего сына на войну. Осуждайте себя, потому что вы возвратили Франклина Рузвельта в Белый дом!»
5 ноября 50 млн. американцев пошли на избирательные участки. С раннего утра Рузвельт уселся за обеденным столом в Гайд-парке. Перед ним лежали большие листы бумаги и остро отточенные карандаши – он сам подсчитывал результаты голосования, передававшиеся по радио. Сначала итоги были благоприятными, к полудню картина изменилась – кое-где лидировал Уилки. Охранник Рузвельта Майкл Рейли увидел, как крупный пот выступил на лбу президента. Внезапно Рузвельт резко бросил:
– Майкл, я не хочу никого здесь видеть.
– Включая вашу семью, господин президент?
– Я сказал – никого!
Рейли вышел из столовой, плотно притворив за собой двери. Он шепнул толпившимся в соседней комнате: президент утратил спокойствие. Дом притих. Но вскоре стал нарастать шум – приходили сообщения, что штат за штатом были за Рузвельта. Двери столовой распахнулись. Президент, без пиджака, в расстегнутой рубашке, солнечно улыбался: «Я всегда буду тем же Франклином Рузвельтом, которого вы всегда знали!».
Он получил 27 243 466 голосов, Уилки – 22 304 755.