Пока вы не снимете повязки с моих глаз и не позволите нам посмотреть события на месте американскими глазами, колеблюсь принять решение по некоторым частям находящейся у меня на рассмотрении советской заявки».
Стимсон пустился в воспоминания о том, как «прекрасно была принята американская военная миссия» – при Временном правительстве в 1917 году. Посол «на эту тираду Стимсона, высокомерную, враждебную по существу», ответил должным образом. Словесные препирательства, однако, мало помогали делу. Только когда в Вашингтоне убедились, что все сроки сокрушения СССР Германией прошли, а Красная Армия продолжала мужественную борьбу, дело материальной помощи советскому народу было наконец поставлено на практическую почву.
В конце сентября 1941 года в Москве состоялась тройственная конференция, определившая размеры взаимных поставок. Советский Союз расплачивался наличными за то небольшое количество военных материалов, которое поступало из Соединенных Штатов.
Рузвельт никак не мог отойти от формулы, согласованной летом. Тогда на заседании кабинета, записывал в дневнике Икес, «зашел разговор о золотых запасах, которые могут иметь русские. Мы, по-видимому, стремимся к тому, чтобы они передали нам все свое золото в погашение за поставки товаров, пока оно не будет исчерпано. С этого момента мы применим к России закон о ленд-лизе»66. Проводить бесконечно эту политику было опасно с точки зрения тех же американских интересов. Английский представитель на конференции в Москве Бивербрук предупреждал Гопкинса: «Если мы не поможем русским сейчас, они могут потерпеть поражение. Тогда Гитлер, освобожденный наконец от беспокойства относительно Востока, сосредоточит против нас все силы на Западе».
На повестку дня вставало распространение ленд-лиза на Советский Союз. В октябре поднялась шумиха вокруг этого вопроса в палате представителей. Очередная поправка к закону о ленд-лизе, запрещавшая предоставлять его Советскому Союзу, не прошла, ее отвергли 162 голосами против 21. Голосовавшие против были похвально откровенными. Конгрессмен Спенс: «Куда лучше пустить воевать американские доллары, чем американскую молодежь». Конгрессмен Госсет: «Разве не лучше дать денег России, чем отдавать кровь Гитлеру?»
7 ноября Рузвельт объявил: «Сегодня я выяснил, что оборона Советского Союза важна для обороны Соединенных Штатов». Шел 140-й день Великой Отечественной войны. До конца года Соединенные Штаты поддержали вооруженную борьбу советского народа поставками по ленд-лизу на сумму 545 тыс. долл. СССР в 1941 году получил ОД процента всех поставок по ленд-лизу. Кроме того, с июня 1941 года Соединенные Штаты продали СССР товаров на 41 млн. долл.
Президент вынашивал обширные планы помощи СССР. К величайшему изумлению своих советников, в конце 1941 года он огласил план: скупить всю шерсть в нейтральных странах. «Он мыслил так: а) возможно, русские все же удержат немцев; Ь) если так, неизбежна зимняя кампания; с) зима всегда тяжела для армии, вторгшейся в Россию; d) немцам потребуется много шерсти для зимней формы одежды; е) не дать им возможности получить ее»67. Ничего не известно о реализации хитроумно-великодушного плана.
XV
Военные заботы поглощали все больше и больше времени, а то немногое, что оставалось на личную жизнь, у ФДР заметно обесценилось. В конце июня после вечеринки, устроенной Рузвельтом для штата Белого дома, Мисси Лихэнд упала в обморок. Инсульт в 41 год! Левая половина тела парализована, язык не повиновался. Мисси с трудом произносила несколько односложных слов. Недуг приковал ее к постели.
Рузвельт, веривший в целебные свойства Уорм-Спрингса, поторопился отправить ее туда. Единственный результат – неудачная попытка к самоубийству Мисси. Президент вернул ее в Белый дом, где она заняла свое прежнее помещение на третьем этаже. К Мисси прикомандировали трех медсестер. Каждый вечер президент, собравшись с духом, вкатывался в кресле в комнату Мисси с широчайшей улыбкой. Инвалид пытался приободрить инвалида, произнося длинный монолог о текущих делах. Единственная реакция – пристальный взгляд страдающих глаз. «Ну, до завтра!» – самым бодрым тоном восклицал Рузвельт, когда запас новостей иссякал.
Мисси неадекватно воспринимала происходившее. С трудом она начала писать письма, в которых фигурировал некто, любивший ее, фантазия о жизни, которую она не могла вести. Пришлось отправить Мисси к родным в Нью-Йорк. Оттуда Рузвельту приходили письма от Мисси, малопонятные, но преданные. Ее лечили. Рузвельт знал, чего это стоит, и изменил свое завещание: по его смерти Элеонора унаследует половину состояния ФДР, другая половина – на лечение Мисси.
После смерти матери Рузвельта Элеонора попыталась было изменить обстановку в Гайд-парке, сделав ее уютной на свой вкус. Он запретил, пусть дом будет музеем. Элеонора не без вызова жила в Гайд-парке в маленьком коттедже. В Белом доме помощники президента избегали обедов с ним, когда за столом вместо скупой на слова и мягкой Мисси говорила Элеонора. Она не была наделена большим чувством юмора и долбила об обнаруженных несправедливостях с большой серьезностью и очень многословно. Даже дочь Анна как-то заметила: «Мама, ты что, не видишь, что портишь папе аппетит». ФДР нашел выход – на третьем этаже Белого дома ему устроили персональную кухню, откуда и подавали еду. Тем самым он избегал кулинарных шедевров несравненной Несбитт, а она была в фаворе у Элеоноры. После этой реформы президент без труда зазывал к своему столу собеседников.
И личная жизнь не терпит пустоты. Заметно участились встречи Рузвельта с Люси Рутерферд. Компетентный исследователь жизни ФДР рассуждал в 70-х годах: «Секретность этих встреч, обусловленная супругой и войной, родила домыслы, великое любопытство. Для Анны большинство посещений Люси не было секретом. Теперь, спустя много лет, она говорит о них с готовностью, заинтересованностью дочери, выросшей в атмосфере истории, с уважением к истине и истории, с осознанием, что несколько искаженная правда нанесла бы ущерб ее отцу. Она знала, тогда, вероятно, только она одна, что жизнеспособность отца угасала, он был одинок и в последние дни жизни возвращался к милым друзьям и дорогим воспоминаниям».
Анна немало беседовала в те времена с Люси, которая объясняла привязанность Рузвельта к ней главным образом тем, что он мог выговориться в ее обществе. Люси всегда была отменной слушательницей. «Все это было слишком поздно в его жизни»68, – рассуждала Анна спустя десятилетия…
Да, бесцветной стала личная жизнь постаревшего Рузвельта. Нехватку эмоций, однако, с лихвой компенсировали грозные события в мире. Он пытался властвовать над ними.
XVI
На исходе осени 1941 года положение на советско-германском фронте серьезно осложнилось: гитлеровцы продвигались на ближних подступах к Москве, осаждали Ленинград, все еще наступали на юге. Рузвельт торопил с оказанием помощи Советскому Союзу Он предложил ускорить отправку истребителей в СССР, послав авианосец в Персидский залив. Очень «значительная» помощь, умещавшаяся на авианосце! Морское министерство запротестовало, настаивая на перевозке истребителей на торговых судах. ФДР налагает резолюцию: «Гопкинсу. Хорошо. Но скажите им от меня: поскорее, поскорее, поскорее!»
Критическое, как представлялось в Вашингтоне, положение СССР в войне с Германией, несомненно, тревожило Рузвельта, но в то же время оно вселяло в него уверенность, что Соединенным Штатам удастся избежать вооруженного столкновения с Японией. Как сказал Рузвельт английскому послу Галифаксу, развитие нацистско-советского конфликта, а не «позиция США» довлеют над направлением японской политики. Смешно утверждать, что президент строил политику США только на основе «чуда» – японских дешифрованных телеграммах. Однако в совокупности с другими источниками, прежде всего профессиональными заключениями командования американских вооруженных сил, материалы «чуда», по-видимому, считал ФДР, давали возможность Вашингтону предвидеть будущее.
Ход мысли Рузвельта, по всей вероятности, сводился к следующему. Японские милитаристы все еще колебались, в каком направлении нанести удар. Они приняли решение о том, что поход против СССР следует отложить до тех пор, когда Германия добьется внушительных успехов в войне против СССР. Глубокой осенью 1941 года положение Советского Союза представлялось очень трудным. Если так, тогда нападение Японии на Советский Союз неизбежно. В Вашингтоне знали и о том, что Германия торопила своих японских союзников встать под знамена «крестового похода» против коммунизма. Оставалось найти ту соломинку, которая сломает спину верблюда – окончательно убедит японских милитаристов в преимуществах похода на север. Те же рассуждения годом-полутора ранее определили помощь США Англии.
Тут случился неуместный набег военных на деликатную область политики. В разведывательном управлении штаба армий США располагали примерно той же информацией по стратегическим вопросам, что и в Белом доме. Руководители управления с глубокой тревогой следили за положением на основном театре боевых действий второй мировой войны – советско-германском фронте. Разумеется, их мало заботила судьба СССР сама по себе, но они не могли не видеть, что Красная Армия защищает и США. Все, что могло осложнить положение сражавшегося Советского Союза, неизбежно представляло угрозу и для Соединенных Штатов.
Исходя из этих не бог весть каких сложных соображений, руководители разведывательного управления сочли, что следует предостеречь Японию против нападения на СССР. 2 октября они доложили президенту: «Управление считает, что ни встреча лидеров (Рузвельта с Коноэ. – Н. Я.), ни экономические уступки в настоящее время не принесут ощутимой выгоды США, если Япония до этой встречи не даст твердого обязательства порвать с державами оси. Непосредственная цель США – любым путем ослабить Гитлера. Японская гарантия не нападать на Сибирь освободит Россию психологически и в военном отношении даст ей возможность оказывать более сильное сопротивление Гитлеру. Имея в виду указанное, обязательным предварительным условием предлагаемого совещания должен быть окончательный разрыв Японии с осью и гарантия, искренно