Советники Рузвельта пытались побудить его ввести нужные ограничения исполнительным приказом – на время войны президент получил все полномочия для этого. ФДР все же решил заставить действовать конгресс. 7 сентября 1942 г. он направил довольно резкое послание конгрессу, предупредив, что, если до 1 октября конгресс не вынесет решения, президент собственной властью проведет необходимые меры. Вечером 7 сентября ФДР в «беседе у камелька» разъяснил суть своих предложений.
Он рассказал печальный эпизод. Американский летчик, отправлявшийся бомбить японские авианосцы, сказал своим товарищам по эскадрилье: «Помните, наши соотечественники на родине рассчитывают на нас. Я попаду, даже если придется вместе с самолетом врезаться в полетную палубу вражеского авианосца». Летчик не вернулся на базу. «Он сказал, – продолжал ФДР, – что мы можем рассчитывать на него и его товарищей. Мы рассчитывали не напрасно. Однако имеют ли право эти ребята рассчитывать на нас? Что мы делаем здесь для победы? Ответ – мы не делаем достаточно… Войны не выигрываются солдатами, которые в первую очередь заботятся о собственной безопасности. И войны не выигрываются людьми, думающими прежде всего о своих удобствах и чековых книжках».
Конгресс вотировал меры по некоторому ограничению прибылей и цен на продукты сельского хозяйства. 3 октября Рузвельт назначил члена Верховного суда Дж Бирнса руководителем управления экономической стабилизации. Его ведомство расположилось в восточном крыле Белого дома. Фактически он стал правой рукой президента по внутренним делам. Работы у Гопкинса поубавилось. ФДР считал назначение Бирнса удачей – он был связан с демократами южных штатов и обеспечивал президенту их поддержку.
Снова и снова ФДР подчеркивал – война не время для реформ. Когда ему предложили ограничить расовую сегрегацию, ФДР счел это «преждевременным», разъяснив: «Мы должны сначала начать выигрывать войну… прежде чем заниматься широким планированием на будущее… Нужно не уходить от реальностей войны. Я не убежден, что мы можем одновременно быть реалистами в войне и планировщиками на будущее». Ф. Перкинс, готовившую речь о внесении изменений в социальное, обеспечение, Рузвельт просил помнить и выделить: «Это отнюдь не меры нового курса, как сочтут некоторые»28. Он не хотел дать даже повода помыслить, что правительство пойдет на какие-нибудь реформы, имеющие социальное звучание.
Хотя побед в войне не было, ФДР в предвидении очередных выборов в конгресс в речи 12 октября укреплял веру в военное командование. Он пытался доказать, что отказ от открытия второго фронта был разумным. «Я хочу сказать только одно о наших планах: они принимаются не чернильными стратегами, выражающими свои взгляды в печати и по радио. Один из величайших американских полководцев, Роберт Э. Ли, как-то заметил, что в войне в его дни все лучшие генералы, по-видимому, работали в газетах, а не в армии. Сказанное им, вероятно, верно для всех войн». Советники побудили ФДР исключить из речи следующее заявление: «Один кабинетный стратег или комментатор опаснее для дела победы демократической страны, чем десять „медных касок»«(так в США называют военщину). Они сочли, что осенью 1942 года это суждение принесет больше вреда, чем пользы.
Рузвельт делал все, чтобы не подорвать национальное «единство», всячески подавляя межпартийную борьбу. ФДР подал пример – в 1942 году происходили промежуточные выборы в конгресс. Он подчеркнуто не выступал с политическими речами. В сентябре президент выехал в двухнедельную поездку по стране, по условиям военного времени ее маршрут сохранялся в тайне. Он проехал почти 15 тыс. км, инспектировал военные объекты и ни разу не открыл рот по политическим вопросам! За неделю до выборов ФДР пишет американскому послу в Лондоне Вайнанту: «Когда придет время в следующий вторник, надеюсь, что страна забудет о политике на два года. То было бы, однако, почти невероятное чудо». Чуда, разумеется, не случилось. Республиканцы истосковались по власти и привилегиям.
3 ноября 1942 г. на выборах в конгресс демократов потеснили. ФДР отныне имел в конгрессе самое маленькое большинство за все время пребывания в Белом доме.
Война, хотя и носившая антифашистский характер, не ликвидировала социальных проблем США. Монополии наживались на войне, трудящиеся, разумеется, не несли тягот, сопоставимых с теми, которые выпали на долю народов Европы и Азии (в 1939–1945 гг. в США доход рабочих удвоился, фермеров – утроился), тем не менее они считали, что им не идет должная доля. Отсюда стачки. В 1940–1945 годах – более 23 тыс. с участием 11 млн. В разгар забастовки горняков 1 мая 1943 г. Рузвельт приказал войскам занять шахты. Конгресс принял закон Смита – Коннели, ограничивший право на забастовку во время войны. ФДР наложил на него вето, однако повторным голосованием 25 июня закон был принят. Влияние ФДР на внутренние дела было на ущербе. В каком смысле?
В войну Соединенные Штаты, как ни парадоксально, вернулись к «нормальным временам». Безработица рассосалась – с 10 млн. в 1940 году до 800 тыс. безработных в 1943 году. Те, кто материально связывал себя с «новым курсом», получили, с их точки зрения, сами работу.
Скорбные странники, описанные Дж Стейнбеком в «Гроздьях гнева», обрели спокойствие где-нибудь на заводах, переведенных на военные рельсы, с полуторной оплатой сверхурочных работ. WPA изжила себя, конгресс, избранный в 1942 году, ликвидировав ее, констатировал лишь случившееся – ее смерть. В быстрой последовательности были аннулированы ССС и сходные чрезвычайные ведомства, оказывавшие прямую государственную помощь и раздававшие пособия. Конгрессмен Д. Табер Торжествующе воскликнул: агентства «нового курса» должны быть «уничтожены не на время войны, а навсегда!» ФДР наверняка не считал это ересью. На пресс-конференции в декабре 1943 года Ф. Рузвельт признал то, что, вероятно, уже замечалось за ним: он больше не считал нужным продолжать политику, сформулированную в «новом курсе»…
«Вопрос. Г-н президент… стало известно, что вам больше не нравится термин «новый курс». Не расскажете ли вы нам, в чем дело?
Президент. Да, я ожидал, что кто-нибудь все же спросит об этом… Как родился новый курс? Он возник, потому что некий больной по имени США страдал от серьезного внутреннего расстройства… Послали за доктором. Потребовалось много времени, несколько лет… прежде чем болезнь была излечена… Два года назад с тем же пациентом произошел несчастный случай, не внутреннее расстройство. Два года назад, 7 декабря, он попал в тяжелую переделку… И он стал предметом забот нового доктора. Старый доктор – Новый курс – не умеет лечить руки и ноги. Он хорошо знает терапию, но не знает хирургии. Поэтому он обратился к своему коллеге – доктору Выиграть войну, который и занялся лечением последствий несчастного случая…
Вопрос. …Собираетесь ли вы отложить новый курс до окончания войны и вновь обратиться к социальным проблемам или вы полагаете, что пациент выздоровел?
Президент. Программа 1933 года… была программой для разрешения проблем 1933 года. Со временем будет новая программа, независимо от того, кто окажется у власти. Мы больше не говорим в терминах программы 1933 года. Мы почти выполнили ее»29. Ежегодное послание о положении страны в январе 1944 года: «В то время как большинство продолжает свою работу без жалоб, шумное меньшинство требует особых привилегий для особых групп. Тунеядцы гнездятся в кулуарах конгресса и барах Вашингтона, представляя эти специальные группы, в отличие от основных интересов нации в целом. Они стали рассматривать войну прежде всего как средство обогащения за счет своих соседей – обогащения деньгами, политическими или социальными привилегиями»30.
Где выход? Рузвельт указал: «Индивидуальная свобода не может существовать без экономической обеспеченности и независимости. «Люди в нужде – не свободны». Голодные, безработные – вот материал, из которого возникают диктатуры. В наше время эти истины признаны самоочевидными. Мы приняли, так сказать, второй билль о правах, который устанавливает новую основу безопасности и процветания для всех, независимо от расы и вероисповедания». Он перечислил, что имелось в виду: право на работу, право на достаточную зарплату, право бизнесменов вести дела без господства монополий, право на образование и т. д. Дж Барнс назвал это послание «самой радикальной речью за всю его жизнь… Никогда раньше он не связывал столь явно старый политический билль о правах, принятый против правительства, с новым биллем экономических прав, которые нужно осуществить усилиями правительства»31.
Частично сказанное Рузвельтом нужно, безусловно, оценить как энергичное упражнение в политической риторике, настоятельно необходимое для здравия капитализма. ФДР, помнивший об уроках революционного подъема после первой мировой войны, ожидал, что вслед за антифашистской, освободительной войной последуют куда более серьезные потрясения в мире капитала. Он готовился к ним, стремясь ввести Соединенные Штаты в послевоенные годы сытыми и в той мере, в какой это возможно, довольными существующей системой правления. Пусть риторика, но заверения исходили с самого пика власти – от президента.;
Как все это обернется в будущем, тогда, естественно, точно «не представляли, но уже на исходе военных лет крупный капитал открыто возблагодарил ФДР за прозорливость в годы войны.
Председатель Торговой палаты США Э. Джонсон в нашумевшей книге «Америка безгранична» в 1944 году утверждал: «Война доказала нам то, что было всегда, но что не всегда было видно, – сфера согласия превосходит сферы конфликтов». Джонсон обругал «доктринерскую теорию свободного предпринимательства» и воспел Америку Рузвельта: «Слава за самые великие свершения в производстве в основном принадлежит американскому капитализму, инициативе, изобретательности и способности частного бизнеса»32. В годы войны не кто другой, как ФДР, поддержав всей мощью государства монополии, создавал им эту славу в США.
В мировой исторической перспективе последствия проделанного Рузвельтом были куда как серьезны. В США монополии становились «забытым врагом».