Сергей Огольцов был арестован на следующий день после записки Берии. Лаврентия Цанаву арестовали 4 апреля 1953 года. При аресте им были предъявлены обвинения в организации убийства Михоэлса и Голубова-Потапова. Ф. Г. Шубняков был арестован раньше, в 1951 году, по делу Абакумова. Однако после ареста в конце июня 1953 года самого Берии Огольцов и Шубняков были реабилитированы и освобождены. Огольцов не получил никаких назначений и был зачислен в «резерв МВД». Шубняков был возвращен в контрразведку, но уже как заместитель начальника. При создании КГБ в 1954 году Шубняков стал заместителем начальника Второго Главного управления этого ведомства[376].
Новое руководство ЦК КПСС, после «ликвидации» уже самого Берии, не стало создавать «дела об убийстве Михоэлса и Голубова-Потапова». Цанава, однако, не был освобожден, так как в прошлом был близким другом Берии. Он под руководством Берии начинал работу еще в ЧК Грузии в 1921 году. Именно Берия назначил Цанаву наркомом внутренних дел Белоруссии в 1938 году. После расстрела Берии в декабре 1953 года Цанава, ожидая, очевидно, такой же участи, покончил в тюрьме жизнь самоубийством[377].
14 января 1948 года по радио было объявлено о трагической смерти в Минске народного артиста СССР Соломона Михайловича Михоэлса. В некрологе, опубликованном в газетах на следующий день, не было никаких сведений о причинах смерти. «Советский театр понес большую утрату… Умер Соломон Михайлович Михоэлс… Смерть вырвала из наших рядов…» Под некрологом, однако, не было подписей каких-либо известных государственных и партийных работников. Первой под некрологом стояла подпись Михаила Храпченко, председателя Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, затем шли подписи председателей творческих союзов и известных артистов.
Похороны погибшего артиста состоялись в Москве 16 января 1948 года. Открытый гроб с телом покойного был выставлен на сцене Еврейского театра. Гражданская панихида, на которой выступали известные деятели советской культуры и искусства, продолжалась несколько часов. На похоронах присутствовала жена Молотова Полина Жемчужина. Она была другом Михоэлса и частым посетителем Еврейского театра. Н. Крикун, театральный критик, принимавший участие в панихиде, впоследствии вспоминал: «…На похоронах Михоэлса, гроб с телом которого стоял на сцене, обращала на себя внимание изуродованная, в кровоподтеках голова…»[378] Однако все формальности похорон выдающегося человека были соблюдены. Государственный Еврейский театр в Москве был назван именем С. М. Михоэлса. В газетах публиковали соболезнования, приходившие от многих знаменитостей из разных стран. Эпизоды похорон были показаны и в так называемой «кинохронике». В 1948 году, когда в СССР большинство семей не имело телевизоров, в кинотеатрах страны перед началом основных фильмов показывали «кинохронику», 10–15 минут, об основных событиях в СССР и мире.
После торжественных похорон Михоэлс еще около года иногда упоминался в советской прессе как «великий артист». Государственный Еврейский театр имени С. М. Михоэлса продолжал свои постановки. В конце ноября 1948 года театр был закрыт. Это было связано с роспуском Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) и с арестом членов его руководства. Михоэлс как бывший председатель ЕАК был переквалифицирован в «буржуазного националиста». Именно Михоэлс был поставлен во главе «сионистского заговора» против руководства СССР.
В знаменитом «Сообщении ТАСС», опубликованном в «Правде» и в «Известиях» 13 января 1953 года, в котором сообщалось о раскрытии в СССР «террористической группы врачей, ставившей своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза», роль лидера этой группы была отведена профессору Мирону Семеновичу Вовси, главному врачу-терапевту Советской Армии и генерал-майору медицинской службы. Он, по «Сообщению ТАСС», получал директивы от организации «Джойнт», созданной американской разведкой, «через известного буржуазного националиста Михоэлса».
М. С. Вовси был двоюродным братом Михоэлса. «Михоэлс» — это псевдоним артиста, его настоящая фамилия была Вовси. Братья были друзьями. Они родились в небольшом белорусском городе Двинске (в настоящее время это латвийский город Даугавпилс). Почти все члены их семей не успели спастись от немецкой оккупации в 1941 году и были расстреляны фашистами.
По сценарию «дела врачей» Соломону Михоэлсу отвели роль представителя американской разведки и сионистских организаций, так как Михоэлс как председатель ЕАК совершил в 1943 году почти восьмимесячную поездку по многим городам США, агитируя за поддержку в США военных усилий СССР. В этой поездке Михоэлс приобрел в США много друзей.
Однако в январе 1948 года убийство Михоэлса не могло быть связано ни с «делом ЕАК», ни с «делом врачей». Этих «дел» не было даже в зародыше. К докладной записке Берии от 2 апреля 1953 года нельзя относиться как к документу, полно отражающему действительные обстоятельства преступления. Маловероятно, что Сталин дал Абакумову столь срочное задание, на подготовку которого отводилось лишь два-три дня.
Существует немалое число признаков того, что «ликвидация» Михоэлса готовилась заблаговременно и что сама поездка в Минск по командировке Комитета по Сталинским премиям, решение о которой было принято 2 января 1948 года, была частью сценария.
Голубов-Потапов, сопровождавший Михоэлса в этой поездке, был, как сейчас известно, тайным осведомителем МГБ[379]. Он учился в Минске, и у него там было много друзей. Голубов-Потапов был ленинградский театроведом, по национальности евреем. По архивным материалам МГБ, изучавшимся Г. В. Костырченко, полковнику МГБ Ф. Г. Шубнякову «поручалось установление контактов с Голубовым в целях получения от него информации о настроениях и планах Михоэлса»[380].
Именно Голубов-Потапов уговорил Михоэлса выйти из гостиницы вечером 12 января для посещения его друга «инженера Сергеева». Опергруппа из МВД СССР, расследовавшая происшествие в Минске, пыталась найти этого «инженера Сергеева».
Для директивы о «ликвидации» Михоэлса у Сталина, очевидно, были какие-то другие причины. Судя по архивным материалам МГБ, которые приведены в книге Г. В. Костырченко, поводом для решения Сталина могла быть причастность Михоэлса к «делу Аллилуевых», по которому в 1947 году были арестованы почти все родственники самого Сталина по линии его покойной жены Надежды Аллилуевой[381].
В показаниях Цанавы, приведенных в записке Берии, утверждается, что по приезде в Минск Огольцов сказал им (то есть Цанаве и каким-то еще белорусским сотрудникам) о том, что ликвидация Михоэлса проводится «по решению Правительства и личному указанию И. В. Сталина». Такое заявление Огольцова совершенно исключено для профессионального работника государственной безопасности.
Докладная записка Лаврентия Берии Маленкову, приведенная здесь, не является, конечно, первичным документом, отражающим реальную картину. Она составлялась с определенными политическими целями. Для Берии в этот период было важно срочно отмежеваться от преступлений недавнего прошлого, в которых, и он, и Маленков, и другие члены Политбюро принимали непосредственное участие. Берия в своей «записке» привел только небольшой отрывок из «показаний» Огольцова.
В действительности Огольцов, занимавший в марте 1953 года пост заместителя министра внутренних дел, по требованию Берии представил ему докладную записку от 18 марта 1953 года с описанием обстоятельств подготовки и проведения спецоперации по ликвидации Михоэлса. «В ноябре-декабре 1947 года, — писал Огольцов, — Абакумов и я были вызваны в Кремль к товарищу Сталину И. В… насколько я помню, по вопросу следственной работы МГБ. Во время беседы, в связи с чем, сейчас вспомнить затрудняюсь, товарищем Сталиным была названа фамилия Михоэлса и в конце беседы было им дано указание Абакумову о необходимости проведения специального мероприятия в отношении Михоэлса и что для этой цели надо устроить „автомобильную катастрофу“»[382].
При этом Сталин характеризовал Михоэлса «как главного руководителя еврейского национального подполья, проводившего по заданию американцев активную вражескую работу против Советского Союза». Для Огольцова это «указание» Сталина было, возможно, неожиданным, однако вряд ли оно было неожиданным для Абакумова. Заявление Сталина о «еврейском подполье» могло быть лишь результатом прежних «разработок» в этом направлении по линии МГБ.
Такая позиция Сталина выглядит очень странной, так как именно в ноябре 1947 года СССР вместе с США обеспечивали на Генеральной Ассамблее ООН прохождение резолюции об образовании государства Израиль — эта политика не могла проводиться без личной инициативы Сталина. Борьба с «сионизмом» как линия внешней политики СССР возникла лишь в конце 1948 года, после победы Израиля в первой войне с арабскими странами. Г. В. Костырченко в своей обстоятельной книге по истории антисемитизма в СССР, опубликованной в 2001 году, приходит к заключению, что директива Сталина в отношении Михоэлса была связана не с наличием «еврейского подполья», а с конкретным уже возникшим к этому времени «делом Аллилуевых», родственников Сталина по линии его второй жены[383].
По свидетельству Огольцова, подготовка к «ликвидации» Михоэлса началась сразу и первоначально предполагалось осуществить ее в Москве. Но это оказалось очень трудным. «Именно это обстоятельство, — предполагает Костырченко в новой работе, — очевидно и навело Абакумова на мысль избрать местом проведения „спецоперации“ не шумную столицу, а малолюдную провинцию с еще не устоявшейся после военного лихолетья жизнью. Там при необходимости легче было списать внезапную гибель человека на какую-нибудь „случайность“. Вот почему еще не оправившемуся после нацистской оккупации Минску отнюдь не по воле святого рока, а в результате умысла людей с Лубянки и суждено было стать местом гибели Михоэлса»