[511]. Не исключено, что и другие партийные работники из близкого окружения Жданова могли иметь такие же подозрения.
Маленкова назначили секретарем ЦК ВКП(б) сразу после отъезда Жданова на отдых. В начале августа была проведена реорганизация аппарата ЦК, при которой прежние полномочия Жданова разделились между Маленковым и Сусловым.
У Маленкова поэтому не было необходимости в физической ликвидации Жданова. Это же относится и к Берии. Для них риск создания заговора против Жданова с участием группы врачей слишком велик. Надежды на выздоровление у Жданова не было.
«Дело врачей». Сценарий и исполнение
В октябре 1952 года основные заботы Сталина и всех членов Политбюро были, безусловно, связаны с проведением XIX съезда ВКП(б) — КПСС. Подготовка съезда шла уже давно, но важные решения об основных докладчиках были приняты лишь летом 1952 года. Сталин не был в состоянии подготовить и произнести традиционный многочасовой «Отчетный доклад». Как и ожидалось, эта миссия выпала на долю Маленкова. Это было наиболее очевидным свидетельством того, что именно Маленков является формальным преемником Сталина в ВКП(б). Доклад об изменениях в уставе партии предстояло сделать Хрущеву. Проект предложений Политбюро по переработке Программы партии был поручен Кагановичу. Последний доклад о новом пятилетнем плане развития экономики готовил Максим Сабуров, который в 1949 году сменил Вознесенского на посту Председателя Госплана СССР. Сабуров не имел большого политического влияния, он пока не входил даже в состав ЦК ВКП(б). Он был технократ и не примыкал ни к какому блоку, боровшемуся за власть. Сталин поэтому справедливо полагал, что Сабуров не создает для него никаких проблем.
В СССР уже с самого начала войны с Германией резко усилилась власть правительства и ослабло значение и влияние партийного аппарата. С мая 1941 года, когда Сталин был назначен Председателем Совета Народных Комиссаров СССР, именно этот пост, а не выборная должность Генерального секретаря, считался главным в стране. В партийных документах, требовавших подписи Сталина, он подписывался как «Секретарь ЦК», а не «Генеральный секретарь». Соответственно этому и борьба за власть в послевоенные годы происходила более явно в Совете Министров, а не в ЦК ВКП(б). Состав Совета Министров к тому же мог меняться в любое время, тогда как изменения состава ЦК ВКП(б) требовали решений съезда ВКП(б). К 1952 году произошла консолидация власти между Политбюро и Советом Министров, при которой основные члены Политбюро были также и заместителями Сталина в Совете Министров. К этому времени Булганин потерял свое приоритетное положение единственного «первого» заместителя. Этот же ранг, с правом председательствования на заседаниях Бюро Президиума Совета Министров, снова получили Берия и Маленков.
Маленков, усилив свою роль в правительстве, сумел одновременно ослабить позиции Хрущева в аппарате ЦК ВКП(б). Это было связано с некоторыми неудачными инициативами Хрущева по укрупнению колхозов и созданию «агрогородов», что могло бы потребовать огромных финансовых затрат. Предложенные Хрущевым реформы были подвергнуты открытой критике в «Правде», что, естественно, снижало его авторитет.
В 1951 году Маленков также осуществил реорганизацию идеологических отделов ЦК ВКП(б), уменьшив таким образом полномочия секретаря ЦК ВКП(б) Суслова. Крупное Управление агитации и пропаганды разделили на четыре самостоятельных отдела, отделив от Агитпропа, — отделы науки и высших учебных заведений, просвещения, литературы и искусства. На посту главного редактора «Правды» Суслов был заменен Леонидом Ильичевым, который до этого работал заместителем редактора. После этих изменений «Правда» потеряла свой статус. Суслов получал инструкции от Сталина, Ильичев — от Маленкова и от любого заведующего отделом ЦК ВКП(б).
XIX съезд ВКП(б), отделенный от XVIII съезда тринадцатью годами, давал возможность существенно обновить партийное руководство и усилить роль партии в стране. Он также позволял выдвинуть в руководящие органы партии новых людей. Сталин, как известно, очень умело воспользовался этой возможностью для радикальной реорганизации партийных органов. Партия переименовывалась в КПСС, и ее высший политический форум — Политбюро — сливался с организационным Оргбюро в общий Президиум ЦК КПСС. Неожиданным для ближайших соратников Сталина было, однако, то, что Сталин не стал, вопреки партийным традициям, обсуждать с ними возможный персональный состав Президиума ЦК КПСС, а предложил его неожиданно и достаточно драматично на организационном заседании вновь избранного ЦК КПСС 16 октября 1952 года. В состав нового Президиума ЦК КПСС вошли 25 членов и 11 кандидатов. Все прежние члены Политбюро, кроме больного Андреева и бывшего в опале Косыгина, вошли в состав нового Президиума. Хрущев следующим образом отразил в своих «Воспоминаниях» впечатление от этой реорганизации:
«Когда пленум завершился, мы все в президиуме обменялись взглядами. Что случилось? Кто составил этот список? Сталин сам не мог знать всех этих людей, которых он только что назначил. Он не мог составить такой список самостоятельно. Я признаюсь, что подумал, что это Маленков приготовил список нового Президиума, но не сказал нам об этом. Позднее я спросил его об этом. Но он тоже был удивлен. „Клянусь, что я абсолютно никакого отношения к этому не имею. Сталин даже не спрашивал моего совета или мнения о возможном составе Президиума“. Это заявление Маленкова делало проблему более загадочной. Я не мог представить, что Берия был к этому причастен, так как в новом Президиуме были люди, которых Берия никогда не мог бы рекомендовать Сталину. Молотов и Микоян также не могли иметь к этому отношения. Булганин тоже не знал ничего об этом списке.
Некоторые люди в списке были малоизвестны в партии, и Сталин, без сомнения, не имел представления о том, кто они такие»[512].
В состав Президиума ЦК вошел Игнатьев. Был усилен и идеологический блок нового органа партии. В него вошли не только Суслов, но и Дмитрий Чесноков и Николай Михайлов, которых Хрущев, по-видимому, считал людьми «малоизвестными в партии». Они были крайними идеологическими консерваторами и антисемитами, но в своей деятельности ориентировались не на Маленкова или Хрущева, а, как и Суслов, только на Сталина.
Оперативное руководство партией возлагалось, однако, не на этот слишком большой Президиум, а на Бюро Президиума — орган, не предусмотренный новым Уставом КПСС. Список членов этого Бюро не сообщался в прессе, и его существование вообще не было известно общественности. Он не имел и не мог иметь такого же авторитета, как прежнее всем известное Политбюро. В состав Бюро Президиума ЦК КПСС вошли вместе со Сталиным девять человек: семь из прежнего Политбюро — Сталин, Маленков, Берия, Булганин, Хрущев, Ворошилов и Каганович и двое новых — Сабуров и Михаил Первухин. Хотя Молотов и Микоян были избраны в Президиум ЦК КПСС, Сталин уже не приглашал их к себе на дачу или в Кремль на узкие совещания. В целом можно заключить, что реорганизации в КПСС усилили позиции главным образом самого Сталина. Для решения текущих вопросов он приглашал к себе в Кремль или на дачу уже не «семерку», а «четверку»: Маленкова, Хрущева, Берию и Булганина.
После ряда неотложных дел Сталин 3 ноября 1952 года вызвал к себе в Кремль Игнатьева и его заместителей — Гоглидзе, Рясного и Рюмина. Из членов нового Бюро на этом совещании присутствовал лишь Маленков. Обсуждение накопившихся проблем государственной безопасности продлилось почти два часа[513]. Безусловно, что именно на этой встрече в Кремле Игнатьев получил санкцию Сталина и Маленкова на новые аресты, так как на следующий день были арестованы профессора Виноградов, Василенко, Вовси и Коган. Через десять дней, 13 ноября, Сталин снова вызвал к себе Игнатьева и его заместителей — Гоглидзе, Огольцова, Питовранова и Рясного. Рюмина среди них не было, так как в Кремле решалась и его собственная судьба. На этот раз решение принимала вся «четверка» — Маленков, Берия, Булганин и Хрущев[514]. 14 ноября Рюмин был уволен из МГБ и переведен инспектором в Министерство госконтроля. Всю следственную группу по «делу врачей» возглавил теперь Гоглидзе, который также стал первым заместителем Игнатьева.
О причинах падения Рюмина можно лишь строить разные предположения, никакими протоколами они не были зафиксированы. Костырченко, которому принадлежит самый полный анализ всех «еврейских» процессов в СССР, считает, что на увольнении Рюмина из МГБ настаивал Берия, недовольный его действиями в «грузино-мингрельском деле». Рюмин и его заместитель по следственной части МГБ В. Г. Цепков возглавляли особую группу МГБ и по этому делу.
Следствие в Грузии также шло с применением пыток и было к концу 1952 года намного ближе к завершению, чем «дело врачей». Оно включало большее число арестованных и явно готовилось не для суда, а для заочного приговора через Особое Совещание. В таких случаях следствие обычно шло по упрощенной схеме. Завершение «грузинского» процесса грозило именно Берии и Гоглидзе очень большими неприятностями. Поэтому в конце 1952 года им было исключительно важно затормозить следствие в Грузии и расширить «дело врачей» в Москве, чтобы переключить именно на него главное внимание Сталина. Еврейский же процесс в Москве при его развороте неизбежно получал международный резонанс, и это в первую очередь могло дискредитировать лишь самого Сталина.
Новые аресты врачей, проведенные в Москве в ноябре и в декабре 1952 года, означали и расширение сценария. Смерти Щербакова и Жданова было уже недостаточно для всех арестованных, многие из которых к их лечению не имели прямого отношения. В число подозрительных событий, подлежащих разработке, включили смерть Георгия Димитрова, бывшего председателя Коминтерна, лидера французских коммунистов Мориса Тореза и некоторых других коммунистических лидеров, которые в то или иное время лечились в Кремлевской больнице. Посколь