Детство и юность
С 8 до 14 лет Сталин учился в Горийском духовном училище. Обучение в училище велось на русском языке, и Сталин, в семье которого говорили только по-грузински, прошел четырехлетний курс училища за шесть лет. В немногочисленных свидетельствах, которые сохранились от того времени, говорилось, что Сталин не отличался в училище большими способностями, но был очень упорен, скрытен и много читал. Это была в основном грузинская классика, а затем и русская классическая литература. Возможностей для получения других книг в маленьком грузинском городе и в духовном училище просто не было. На большой картине художника И. Тоидзе «Молодой Сталин» мы видим 13– или 14-летнего юношу, который держит в руках книгу Шота Руставели.
В Тифлисской духовной семинарии, куда Сталин поступил в 1894 году, круг его чтения значительно расширился. Основными были по-прежнему книги из русской и грузинской классики. Но было много и переводной литературы — из числа произведений наиболее популярных тогда европейских писателей. В конце XIX века российское книгоиздание находилось на подъеме, и хороших книг издавалось много. Все биографы Сталина отмечали большое влияние на него книги грузинского общественного деятеля и писателя Александра Казбеги «Отцеубийца». Читателям из Грузии была известна и необычная история Александра Казбеги. Богатый помещик и русский офицер, человек высокой культуры, А. Казбеги не только переводил на грузинский язык русских и европейских писателей, но и сам сочинял немало. Увлекшись идеями народовольцев, Казбеги раздал свою землю крестьянам и потом несколько лет был простым пастухом. Один из героев романа «Отцеубийца», борец за справедливость и независимость Грузии Коба, стал героем и для молодого Сталина. Имя «Коба» стало не только первой, но и наиболее прочной партийной кличкой молодого Сталина-Джугашвили. Александр Казбеги умер в Тифлисе в 1893 году и был почти забыт. Однако к 70-летию Сталина в 1948–1950 годах в Тбилиси одновременно вышли в свет пятитомное собрание сочинений А. Казбеги на грузинском языке и избранные произведения в двух томах на русском языке. Современный исследователь жизни и круга чтения Сталина профессор Борис Семенович Илизаров писал: «Восприняв основную идею русских народовольцев о примате „народа“ над обществом, личностью и государством, Казбеги повернул ее в свое национальное, грузинское русло. В его произведениях бушуют шекспировские страсти с отчетливым грузинским акцентом. В них много слепящих красок, высокопарных сердечных речей, грохота выстрелов и горных бурь, крови, любви, предательства, ненависти, благородства… Для Сталина это была родная и очень близкая по духу, цвету, запаху и вкусу среда, наивная среда „народного романа“. Она была и навек осталась основным позитивным пластом, заложенным в его еще юной личности после первичной и очень ломкой домашней и вторичной, негативной среды — семинарской»[661]. Сталин, по мнению Б. Илизарова, начинается с Кобы.
Архив Тифлисской семинарии сохранился, и он был довольно обстоятельно изучен. В «Журнале поведения» за 1896 год есть несколько записей о чтении семинаристом Джугашвили «запрещенных книг», в частности, романов Виктора Гюго «93-й год» и «Труженики моря». Сталин был наказан длительным карцером. В марте 1897 года инспектор Гермоген записывал в «Журнале поведения»: «Джугашвили уже 13-й раз замечен за чтением книг из „Дешевой библиотеки“ и у него отобрана книга „Литературное развитие народных рас“»[662]. В карцере за чтение книг Сталин пробыл немало дней и ночей.
В шестнадцать лет Сталин прочел и первые брошюры социал-демократического направления. Одной из первых таких книг был «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, с которой и начался марксизм как политическое и идеологическое течение. Для молодых российских социал-демократов их приобщение к марксизму происходило в конце XIX века через книги, совместное чтение и обсуждение которых было главным занятием первых социал-демократических марксистских кружков в России. Читали книги Маркса и Энгельса, Бакунина и Кропоткина, Плеханова и Каутского, Лафарга и Меринга. Позднее пришло время Ленина. Большой популярностью пользовалась книга Николая Чернышевского «Что делать?». Сталин был исключен из семинарии в 1899 году, и версий по этому поводу позднее высказывалось много. Ссылались, в частности, и на найденное в бумагах семинарии постановление: «О чтении воспитанником Иосифом Джугашвили запрещенных книг». Сам Сталин говорил, что его «вышибли» из семинарии за пропаганду марксизма.
До революции
В первые годы XX века активная работа Сталина в нелегальных социал-демократических группах и в рабочих организациях Тифлиса, Батума и Баку сопровождалась и интенсивным самообразованием. Сталин принадлежал к тому поколению российских революционеров, которые любили и умели читать книги. В Закавказье, как и во всех центрах революционного брожения в России, шла острая дискуссия между марксистами, народниками и анархистами, а также между теми группами социал-демократов, которые позднее образуют партии большевиков и меньшевиков. В это время Сталин прочитал «Что делать?» Ленина и другие его работы. В Грузии среди социал-демократов доминировали меньшевики, но Сталин оказался на стороне большевиков. Он много писал и печатался, но в грузинской печати и на грузинском языке. Эти работы Сталина, которые сам он называл работами «начинающего марксиста», были переведены на русский язык только в 1945–1946 гг. и составили содержание тт. 1 и 2 его Собрания сочинений. Статьи и очерки молодого Сталина показывают его немалые амбиции, но также его большую начитанность. Он достаточно хорошо знает не только современную ему социалистическую литературу, он знаком с популярными книгами по естествознанию, а также с философскими работами Авенариуса Дицгена, Маха. Он хорошо знает почти всю русскую классику: Л. Толстого, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Гоголя и Чехова, а также европейскую классику: Шекспира, Сервантеса, Доде, Шиллера, Гюго, Гейне, Бальзака.
В своей первой ссылке в селе Новая Уда Иркутской области Сталин пробыл всего несколько месяцев. По нескольку месяцев он провел тогда и в разных тюрьмах — в Батуме, Кутаиси, Баку. Режим в этих тюрьмах был суров, но чтение книг не запрещалось. Находившийся вместе со Сталиным в Баиловской тюрьме в Баку Семен Верещак писал еще в 1928 году в одной из эмигрантских газет, что у Джугашвили всегда в руках была книга, и он был самым знающим марксистом среди закавказских социал-демократов. «Марксизм был его стихией, в нем он был непобедим. На непросвещенных в политике молодых партийцев Коба производил сильное впечатление»[663].
Ссылки в Сольвычегодск Архангельской губернии и в Вологду были более продолжительными, и главным занятием Сталина, как и других социал-демократов, было чтение книг и их обсуждение в кружках по самообразованию. Сталин отличался тогда не только особым пристрастием к чтению. У него была очень хорошая память, и быстрота, с которой он читал книги и журналы, удивляла его товарищей. Сталин очень рано овладел навыками быстрочтения, хотя возможно, это был у него природный дар. Он мог читать и запоминать книги как бы отдельными страницами. Известно, что сходным даром обладал Ленин, а позднее Ю. Андропов. В Сольвычегодске Сталин прочел только что изданный курс по истории России Василия Ключевского. К нему в руки попали и другие новинки: роман А. Богданова «Красная звезда» и роман В. Ропшина (Б. Савинкова) «Конь Бледный». Роман А. Богданова был интересной социальной утопией. Действие происходит на Марсе, где марсиане борются за социализм и строят гуманное социалистическое общество. Роман Бориса Савинкова был посвящен судьбе террористов в России и имел у публики громкий успех. Автор сам был организатором и участником многих террористических актов, да и такой читатель, как Сталин, знал о политическом терроре не понаслышке.
В Сольвычегодск и Вологду приходили все главные российские газеты и журналы, и ссыльные часто собирались вместе для их обсуждения. Проводились здесь и своеобразные семинары, или политзанятия, главным образом по истории немецкой социал-демократии. В Вологде Сталин записался в городскую библиотеку, и его посещения этой библиотеки фиксировались даже губернским жандармским управлением. За Сталиным и в ссылке велось постоянное наблюдение. Согласно донесениям филеров, за три месяца и двадцать два дня пребывания в городе поднадзорный (по кличке «Кавказец») 17 раз посетил библиотеку. Своей вологодской знакомой Полине Онуфриевой Сталин подарил летом 1911 года книгу П. Когана «Очерки по истории западноевропейских литератур», которая вышла в свет в Москве в 1909 году. Есть много и других свидетельств того, что Сталин весьма основательно знакомился не только с литературой, но и с литературоведением[664]; ему было важно знать — как пишутся книги, как собирается и изучается материал к ним.
Когда Сталин осенью 1913 года приехал в Краков к Ленину, тот был приятно удивлен как общим уровнем образованности Кобы, так и его хорошей осведомленностью в тех проблемах и спорах, которые волновали и раскалывали тогда российскую социал-демократию. Многие подробности закавказских дискуссий по национальным проблемам Ленин узнал именно от Сталина. Поэтому просьба Ленина о написании для журнала «Просвещение» очерка по национальному вопросу была обращена к Сталину неслучайно. Сталин работал над этим очерком в Вене. Он не знал западных языков, и ему помогал 24-летний Николай Бухарин. Бухарин хорошо разбирался тогда в концепциях австро-марксизма, но в российских проблемах Сталин, несомненно, превосходил Бухарина.
В самой долгой и трудной Туруханской ссылке, где Сталин провел около четырех лет, чтение книг, журналов и газет также было его главным занятием. Ссыльные имели право выписывать книги и журналы почти в неограниченном количестве, и они переходили от одного поколения ссыльных к другому. Поэтому и в селе Монастырском Туруханского края, и в далекой Курейке книг было много. Но случались из-за них и конфликты. В 1913 году в селе Монастырском покончил жизнь самоубийством известный тогда профессиональный революционер и друг Ленина Иосиф Дубровинский («Иннокентий»). Он находился в ссылке уже четвертый год и был болен туберкулезом. Для побега, к которому он готовился, у Дубровинского уже не было сил, и он потерял надежду. От погибшего товарища осталась большая личная библиотека, которая по обычаям ссылки должна была перейти в общее пользование — как передвижка. Но Сталин, прибыв в ссылку, забрал всю библиотеку Дубровинского в свое полное владение, что вызвало протесты других ссыльных[665]. Конфликт, конечно, уладился, и обмен книгами между ссыльными возобновился. Так, например, Яков Свердлов давал Сталину прочесть большую монографию французского автора А. Олара «Политическая история Французской революции». Эта книга считалась тогда в России наиболее полным пособием по ее истории. А. Олара Сталин знал и раньше, но теперь было время перечитать книгу более внимательно.
У Свердлова было особенно много книг, и он попытался организовать в Туруханском крае систематическое изучение трудов Маркса и Энгельса, а также истории международного рабочего движения. Наибольшую трудность для всех представляло изучение «Капитала», который Сталин читал несколько раз, но на который он никогда не ссылался. Проще было с изучением работ Розы Люксембург, которые Сталин читал на немецком языке. Немецкие тексты Сталин читал в то время довольно свободно, но не владел навыками немецкой разговорной речи.
Много позднее Л. Троцкий писал о «творческом бесплодии» Сталина в годы Первой русской революции, а также в годы войны. По утверждению Троцкого, Сталин не использовал время своих ссылок для теоретической работы, как это делали другие большевики. Но эти упреки были несправедливы. Конечно, Сталин писал и печатался до революции много меньше, чем Троцкий и Бухарин. Но и теоретических амбиций у него в ту пору было много меньше. Однако как читатель и как знаток Маркса и Энгельса Сталин до революции ничем не уступал своим будущим соперникам. Работы же Ленина Сталин, пожалуй, знал даже лучше других российских социал-демократов.
Вернувшись в Петроград в марте 1917 года, Сталин с головой ушел в партийные дела. Для чтения каких-то больших книг, для самообразования или для занятий немецким языком у него теперь не было времени. Но читать Сталин не перестал. В 1917 году он жил по преимуществу в большой квартире семьи Аллилуевых. И здесь именно чтением рассказов и романов, поэм и стихотворений из русской классики, а также собственными рассказами молодой Сталин увлек Надежду Аллилуеву, которая уже через год стала его женой.
Положение дел с чтением книг не сразу изменилось и после победы Октябрьской революции.
Библиотека Сталина
До революции мало кто из профессиональных революционеров-большевиков мог позволить себе иметь личную библиотеку. Однако после революции и переезда Советского правительства в Москву почти все лидеры большевиков, получившие квартиры в Кремле, стали собирать не предметы роскоши или какую-то особую мебель, а книги. Огромные библиотеки были уже к концу 1922 года у Ленина и Троцкого, Бухарина и Зиновьева, у Молотова и Демьяна Бедного. Сталин получил квартиру в Кремле в 1918 году, но в годы Гражданской войны он большую часть времени проводил на разных фронтах — на юге, востоке, северо-западе и западе. Сталин и в эти годы читал много, но без особой системы; число книг в его квартире было невелико. Только в 1925 году Сталин решил обзавестись настоящей личной рабочей библиотекой. В мае 1925 года он поручил своему помощнику и секретарю И. Товстухе заняться этим делом и завести в штате Генсека должность библиотекаря. На вопрос Товстухи: «Какие книги должны быть в библиотеке?» — Сталин ответил письменно на листке из ученической тетради. Фотокопия этой большой записки была недавно опубликована в журнале «Новая и новейшая история» историком Б. Илизаровым. Вот основная часть этой записки: «Записка библиотекарю. Мой совет (и просьба):
1) Склассифицировать книги не по авторам, а по вопросам: а) философия; б) психология; в) социология; г) политэкономия; д) финансы; е) промышленность; ж) сельское хозяйство; з) кооперация; и) русская история; к) история других стран; л) дипломатия; м) внешняя и вн. торговля; н) военное дело; о) национальный вопрос; п) съезды и конференции; р) положение рабочих; с) положение крестьян; т) комсомол; у) история других революций в других странах; ф) о 1905 годе; х) о Февральской революции 1917 г.; ц) об Октябрьской революции 1917 г.; ч) о Ленине и ленинизме; ш) история РКП(б) и Интернационала; щ) о дискуссиях в РКП (статьи, брошюры); щ1) профсоюзы; щ2) беллетристика; щЗ) худ. критика; щ4) журналы политические; щ5) журналы естественнонаучные; щ6) словари всякие; щ7) мемуары.
2) Из этой классификации изъять книги (расположить отдельно):
а) Ленина, б) Маркса, в) Энгельса, г) Каутского, д) Плеханова, е) Троцкого, ж) Бухарина, з) Зиновьева, и) Каменева, к) Лафарга, л) Люксембург, м) Радека.
3) Все остальные склассифицировать по авторам, отложив в сторону: учебники всякие, мелкие журналы, антирелигиозную макулатуру и т. п. И. Сталин»[666].
Эта записка составлена, как мы видим, очень профессионально точно, хотя даже по фотокопии видно, что Сталин трудился над составлением своего поручения не больше 20–30 минут.
Комплектование библиотеки Сталина по этому плану началось уже летом 1925 года, и эта работа продолжалась несколько лет. Но и в 1930-е годы библиотека Сталина пополнялась сотнями книг ежегодно. В его библиотеке были все российские и советские энциклопедии, большое число словарей, особенно словарей русского языка и словарей иностранных слов, разного рода справочники. В библиотеке Сталина имелась практически вся российская литературная классика: и отдельные книги, и собрания сочинений. Особенно много было книг Пушкина и о Пушкине. Сталин получал все новые книги по интересовавшим его темам, которые издавались в СССР. Немало книг он получал и от авторов. По свидетельству Л. Спирина, к концу жизни Сталина общее число книг в его библиотеке превышало 20 тысяч, из которых на 5,5 тысячах книг имелся штамп: «Библиотека И. В. Сталина», а также порядковый номер[667].
Большая часть книг находилась под рукой — в кремлевском служебном кабинете Сталина. Значительная часть размещалась в больших шкафах в квартире Сталина в Кремле и в комнатах и в кабинете Сталина на его даче в Зубалове. Когда в 1935 году для Сталина была построена новая дача в Кунцеве, сюда перевезли и все его книги с прежней дачи. Уже после войны дом Сталина в Кунцеве был расширен, и здесь был построен специальный блок для библиотеки, на один этаж углубленный в землю. Книги хранились в определенной системе на длинных стеллажах из неструганных досок. Библиотекари Сталина менялись, и их судьба неизвестна. Не слишком большие собрания книг образовались и на южных дачах Сталина. Это были главным образом справочные издания, беллетристика, а также сигнальные экземпляры книг от разных издательств.
Небольшая библиотека имелась и на «дальней» даче Сталина, которая была построена в ста километрах от Москвы по Калужскому шоссе. Здесь имелся даже большой зал для совещаний на 250–300 человек, в котором все от пола до потолка было сработано из ценных пород дерева. Но Сталин никаких совещаний здесь не проводил и на этой далекой от Москвы даче почти не бывал. Он разрешил, однако, своей дочери Светлане провести в этом доме «медовый месяц» с ее первым мужем Григорием Морозовым. Сталин разрешил Морозову пользоваться в его отсутствие и его библиотекой в кремлевской квартире[668].
Молодой Морозов был тогда поражен обилием и разнообразием книг, которые Сталин читал, о чем свидетельствовали многочисленные пометки, сделанные рукой Сталина. И действительно, библиотека Сталина не была простым хранилищем книг или украшением его кабинета. Большую часть своего собрания Сталин просматривал, а многое читал очень внимательно. Некоторые книги он читал по нескольку раз. Сталин читал книги, как правило, с карандашом, а чаще всего с несколькими цветными карандашами в руках и на столе. Он подчеркивал многие фразы и абзацы, делал пометки и надписи на полях. Еще Карл Маркс говорил: «Книги — мои рабы» и испещрял пометками и заметками поля каждой прочитанной им книги, загибая и закладывая нужные ему страницы. Сталин делал то же самое, и следы его чтения видны на страницах сотен книг.
Приоритеты Сталина-читателя в 1920-е годы
И в публикациях прошлых лет, и в современных очерках и книгах о Сталине можно встретить нередко крайне преувеличенные оценки уровня его образованности и интеллекта. Но многие авторы, наоборот, принижали этот уровень.
Среди технических работников и секретарей Политбюро ЦК РКП(б), с осени 1923 года и до осени 1925 года работал молодой член партии Борис Бажанов. Без объяснения причин он был переведен в конце 1925 года на другую, менее значимую работу. В январе 1928 года во время одной из своих командировок в Закавказье Бажанов бежал из страны через советско-иранскую границу. Выдавая себя за доверенное лицо Сталина, Бажанов уже в 1923 и 1929 годах написал несколько статей и очерков о Сталине, которые еще через несколько десятилетий он объединил в книгу воспоминаний. Эта книга была издана на многих языках, в том числе и на русском. Ее часто цитируют, хотя многое из того, что писал Бажанов, было основано на собственных фантазиях, а не на реальных фактах и наблюдениях. Характеризуя стиль и характер деятельности Сталина, к которому Бажанов якобы мог заходить «десятки раз в день», автор «Воспоминаний» утверждал, что Сталин ленив и работает мало. «При обсуждении разных проблем на Политбюро Сталин ничего дельного и толкового по обсуждаемым вопросам сказать не может… К искусству, литературе, музыке Сталин равнодушен… В секретариате Сталина мне разъясняют, что Сталин никаких бумаг не читает и никакими делами не интересуется. Сталин малокультурен, никогда ничего не читает, ничем не интересуется…»[669]
В менее примитивной форме, но сходный портрет Сталина пытался нарисовать в конце 1930-х годов и Лев Троцкий. Между тем нет никаких оснований преуменьшать интеллект и способности Сталина, а также его познания в разных областях. Сталин победил своих противников не только благодаря исключительной жестокости, воле и коварству, но и потому, что очень многие вещи он знал и понимал лучше них. В том числе и марксистскую догматику.
Несомненно, главным чтением Сталина были в 1920-е годы разного рода бумаги и документы, доносы и донесения, проекты решений ЦК и других органов власти, сводки и планы. Он регулярно получал от НКВД обширные и весьма откровенные обзоры о положении в стране. Многие из таких обзоров поступали и к другим членам Политбюро, но некоторые составлялись только в одном экземпляре — для Сталина. Чрезвычайно большое количество документов Сталин получал от Исполкома Коммунистического Интернационала. Любой документ, который Сталин должен был подписать, он прочитывал особенно внимательно, нередко исправляя или дополняя текст этого документа. Но он находил в течение почти каждого дня не менее двух-трех часов и для чтения книг, журналов и газет.
Сталин просматривал или читал по несколько книг в день. Он сам говорил некоторым из «посетителей» своего кабинета, показывая на свежую пачку книг на своем письменном столе: «Это моя дневная норма — страниц 500…»[670] В год набегало таким образом до тысячи книг. Невозможно поэтому в кратком очерке комментировать все читательские интересы Сталина. Но можно отметить и оценить некоторые из приоритетов Генсека как читателя.
Время с 1924 по 1929 годы было периодом самых острых внутрипартийных дискуссий, и Сталин готовился к полемике со своими оппонентами из «левой» и «правой» оппозиций очень серьезно. В его библиотеке были практически все книги и статьи Троцкого, Каменева, Зиновьева, Бухарина и Радека, которые издавались как до, так и после Октябрьской революции. Были здесь книги и брошюры и почти всех других активных участников партийных дискуссий: Сокольникова, Преображенского, Раковского, Пятакова, Сафарова, Рыкова. Соответственно, Сталин держал под рукой и внимательно читал все известные тогда сочинения Ленина. Первое издание Собрания сочинений В. И. Ленина, которое вышло в свет в 1920-е годы, Сталин прочитал несколько раз. Очень много пометок, сделанных рукой Сталина, имеется и на страницах второго Собрания сочинений В. И. Ленина… Хорошее знание работ Ленина много раз выручало Сталина в полемике — он почти всегда находил для ответа нужную цитату. Несколько раз читал Сталин и многие работы Маркса и Энгельса.
Правда, в «Капитал» Сталин заглядывал уже редко: пометки и закладки остались только в тексте нескольких разделов первого тома «Капитала». Не особенно успешными были и попытки Сталина овладеть основами немецкой классической философии по первоисточникам. Сталина раздражали и Кант, и Гегель: Генсек не любил слишком сложных и многосмысленных текстов. Но он все же внимательно прочел немало популярных изложений немецкой классической философии, включая Фихте и Шеллинга. Неприязнь к немецкой идеалистической философии Сталин сохранил на всю жизнь. Из этой неприязни и родилась известная, но малопонятная формула Сталина о гегелевской философии как «феодально-аристократической реакции на французскую революцию», озвученная А. Ждановым в 1947 году.
В 1920-е годы Сталин читал много книг по истории революций и революционных войн в других странах, по истории и экономике Китая, где в эти годы начала развертываться большая и мощная демократическая и крестьянско-пролетарская революция. Сталин читал и все новые работы по истории ВКП(б). По подсчетам Л. Спирина, книги по истории составляли почти половину библиотеки Сталина, из них три четверти так или иначе относились к истории ВКП(б). Но Сталин читал в эти годы немало книг и по истории войн и военного искусства. По свидетельству Ю. Шарапова, который в середине 1950-х годов был заведующим специальной библиотекой Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и в 1957 году принимал в ее фонды личную библиотеку Сталина, страницы изданных еще до революции книг о войнах ассирийцев, древних греков и древних римлян были полны закладок и пометок Сталина. Эта часть его библиотеки формировалась как раз в 1920-е годы.
Через секретарей и библиотекаря Сталин часто заказывал книги и журналы для временного пользования, и эти книги ему привозили пачками из главных государственных библиотек и из библиотеки ЦК ВКП(б). Некоторые из заказанных Сталиным книг приходилось долго разыскивать. Все книги, которые поступали к Сталину в библиотеку или для временного использования, фиксировались в секретариате Сталина, а время от времени на этот счет составлялись обширные списки и реестры. Отдельно составлялись списки книг, которые приходили к Сталину по почте от авторов или с курьерами из издательств. Некоторые из таких реестров сохранились, и комментарии к ним уже публиковались в российской левой печати. Так, например, историк Михаил Вылцан обнаружил в одном из архивов «Реестр на литературу, посылаемую на квартиру И. В. Сталину за апрель — декабрь 1926 года». Это огромный список из сотни названий. Преобладают в нем книги по истории и социологии, экономике, а также беллетристика. Но есть в этом реестре книги о душе и гипнозе, о нервных и венерических заболеваниях, о спорте и преступлениях, о возможности воскресения из мертвых и о праве государства на смертную казнь. Есть даже антисемитская фальшивка некоего Е. Брандта о ритуальных убийствах у евреев[671].
Специальных книг по точным наукам Сталин не читал и не выписывал. Но научно-популярных изданий выписывал и читал много. Одну из таких книг — «Завоевание природы» Б. Андреева — Сталин не только прочел, но и подарил своему сыну Якову к 20-летию с просьбой обязательно ее прочесть.
Известный израильский славист Михаил Вайскопф опубликовал в 2001 году 400-страничное критическое исследование литературного языка и стиля самого Сталина[672]. Эпиграфом к одной из глав своей книги автор в насмешку поставил слова М. И. Калинина из его беседы с начинающими писателями о том, что лучше всех знает русский язык Сталин. Здесь же приведены и слова Анри Барбюса, который назвал «настоящим литературным шедевром» доклад Сталина об итогах Первой пятилетки. М. Вайскопф оспаривает эти оценки и приводит много примеров стилистически не слишком грамотных фраз из выступлений и статей Сталина. Но Сталин не был писателем и не претендовал на литературную славу. Его выступления и статьи были достаточно четкими и понятными, хотя в них и можно найти немало разного рода погрешностей с точки зрения строгих норм литературной речи.
Вайскопф заходит слишком далеко в своих оценках Сталина как читателя. Анализируя приводимые в речах и докладах Сталина цитаты из художественных произведений, М. Вайскопф соглашается с мнением А. Авторханова и Д. Волкогонова об очень ограниченном знакомстве Сталина с шедеврами мировой и отечественной литературы. Неоднократно ссылается М. Вайскопф и на «отлично информированного Б. Бажанова». Если верить автору книги «Писатель Сталин», то его герой хорошо знал только книги Гоголя и Салтыкова-Щедрина, рассказы молодого Чехова и басни Крылова, но почти не знал романов Достоевского, Тургенева, Л. Толстого, даже Горького. Однако нельзя судить о литературной эрудиции политика и оратора по приводимым им цитатам. Ясно, что сатирики и баснописцы будут всегда стоять в политической публицистике вне конкуренции. Сталин хорошо знал, например, Мопассана и Бальзака, но никогда их не цитировал.
Во второй половине 1920-х годов Сталин читал все главные сочинения советских литераторов, изданные в СССР. Он был внимательным читателем всех «толстых» литературно-общественных журналов: «Октября», «Нового мира», «Красной нови». Любил и журнал «Огонек», просматривал «Крокодил». Сталин получил и прочел отдельно изданные книги А. Фадеева и Д. Фурманова, Б. Пильняка и И. Бабеля, А. Серафимовича и А. Толстого, М. Шагинян и И. Эренбурга. Ему очень понравилась «Аэлита» А. Толстого и поэмы В. Маяковского «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!». В 1928–1929 г. Сталин прочел первые две книги «Тихого Дона» М. Шолохова и отнесся к этому роману одобрительно, проигнорировав критику Шолохова со стороны многих рапповцев. В 1920-е годы авторитет Сталина был уже очень велик, но не абсолютен, и он открыто не вмешивался в литературные дела. Его высказывания не были категоричны и обязательны к немедленному исполнению. Но он не скрывал и своих симпатий или, наоборот, антипатий.
В 1928–1930 гг. Сталин встречался в Кремле с А. Фадеевым и Л. Авербахом, А. Аросевым и А. Воронским. 28 ноября 1930 года состоялась первая встреча Сталина с Михаилом Шолоховым. Сообщения о каких-то встречах Сталина в середине 1920-х годов с Маяковским, Пастернаком и даже с Есениным подтверждения нигде не получили. На общей встрече Сталина с редакторами «толстых» журналов 19 ноября 1930 года были Ф. Панферов, Л. Фадеев и Л. Авербах. В феврале 1929 года по просьбе Лазаря Кагановича Сталин встретился с группой украинских писателей. Сталин говорил об общих проблемах национальной и языковой политики, но также давал оценки отдельным писателям. Он, например, назвал попутчиками и «липовыми коммунистами» Бориса Лавренева и Всеволода Иванова, но тут же отметил, что они приносят советской литературе больше пользы, чем десять или двадцать писателей-коммунистов, у которых «ни черта не выходит». «Безусловно чужим человеком» Сталин называл «этого самого всем известного Булгакова», добавив, однако, что и Булгаков «безусловно принес все-таки пользу». Как известно, пьесу М. Булгакова «Дни Турбиных» Сталин смотрел во МХАТе много раз. Но он не мог смотреть такие, например, пьесы из западной классики, как «Женитьба Фигаро», объявляя ее «пустяковой и бессодержательной вещью», «шутками дармоедов-дворян и их прислужников»[673]. Вообще к пьесам и к театру Сталин относился тогда более внимательно, чем к романам и журналам. Сталин выписывал в 1920-е годы и все главные мемуарные издания русской эмиграции, а из эмигрантских журналов — «Современные записки».
Из марксистских и партийно-политических журналов Сталин регулярно читал «Большевик», «Пролетарская революция», «Спутник агитатора», «Под знаменем марксизма». По ним Сталин внимательно следил за развернувшейся в конце 1920-х годов не слишком продуктивной дискуссией между двумя школами советских философов — группой «диалектиков», возглавляемой А. Дебориным, и группой «механистов», возглавляемой И. Степановым. Впрочем, вмешательство Сталина в эту дискуссию и его встреча с членами бюро партийной ячейки Института красной профессуры М. Митиным и П. Юдиным привела к крушению обоих враждующих групп и завела философию марксизма в нашей стране в такой тупик, из которого она так и не смогла выбраться.
«Единственный свободный читатель в стране»
Так называл Сталина российский историк Борис Илизаров, и с этой оценкой трудно не согласиться применительно к условиям и обстоятельствам культурной и политической жизни Советского Союза в 1930-е годы. Конечно, и 1920-е годы не были в нашей стране временем гласности и свободы печати. Однако это было все же время нэпа, и в стране имелись не только небольшие частные фабрики и мастерские, но и частные издательства и типографии. Шли дискуссии в философии, политической экономии, педагогике, литературе и литературоведении, искусстве. В ВКП(б) шла все более острая внутрипартийная борьба, и многие из партийных фракций выступали против диктата Сталина и за свободу дискуссий внутри партии. До 1927 года продолжало выходить в свет Собрание сочинений Л. Троцкого. Газеты и журналы публиковали статьи Зиновьева и Каменева, Бухарина и Рыкова. Система цензуры и спецхрана еще только создавалась.
В 1930-е годы все изменилось. Борьба с оппозициями закончилась в ВКП(б) уже к 1930 году, и у Сталина в партии больше не осталось серьезных оппонентов. Даже намеки на какую-то полемику по проблемам истории ВКП(б) были сурово подавлены после появления в печати грубого и почти угрожающего по тону и смыслу письма Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» «О некоторых вопросах истории большевизма». Везде вводилась жесткая централизация: в общественных науках, в литературе, в издательском деле. Расширилась и укрепилась политическая и идеологическая цензура. Вступала в свои права эпоха культа личности.
Изменился и стиль жизни и работы Сталина. Он и в 1920-е годы очень редко покидал Москву для каких-то деловых поездок по стране. Известно, что в 1928 году Сталин побывал в Сибири, здесь крайне ухудшилась ситуация с хлебозаготовками. В следующий раз Сталин вместе с К. Ворошиловым и Н. Ежовым в 1935 году проехал на небольшом теплоходе по Беломоро-Балтийскому каналу.
В Москве Сталин не посещал никаких предприятий, он сделал исключение лишь для построенной в Москве первой очереди метрополитена. Перед официальным открытием метро Сталин вместе с некоторыми членами Политбюро проехал ночью по всей линии и осмотрел станции.
В то же время Сталин стал еще больше читать — как документов, так и книг, включая «и все новинки советской литературы». Как справедливо отмечал в своей книге о сталинской культурной политике Леонид Максименков, Сталин как политик был прежде всего редактором подготовленного для утверждения текста. «Его решения вторичны по отношению к документу-первооснове. Он воспринимал российскую политическую культуру через письменный текст»[674].
Нередко Сталин приглашал к себе в кабинет или на дачу экспертов или просто знающих людей для доверительной беседы. Содержание почти всех таких бесед не разглашалось. Так, например, перед обсуждением на Политбюро проблем Магнитогорского комбината Сталин пригласил к себе по очереди нескольких рабочих и инженеров этого комбината и подробнейшим образом расспросил их о положении дел в каждом из цехов гигантского предприятия. Через несколько дней на самом заседании Политбюро Генсек несказанно удивлял руководство комбината чрезвычайно точными и очень конкретными вопросами. Этот нехитрый прием Сталин использовал и при встречах с некоторыми деятелями культуры, крупными хозяйственными и военными руководителями и политиками.
И в начале 1930-х годов Сталин продолжал читать все новинки советской художественной литературы и все «толстые» журналы. Он начал чаще встречаться с самими писателями. Встречи тщательно готовились и происходили обычно в доме М. Горького на Малой Никитской улице. Это был удобный большой особняк, который принадлежал до революции купцу Рябушинскому. Именно здесь в начале 1932 года Сталин и Горький встречались с Михаилом Шолоховым, чтобы решить судьбу третьей книги «Тихого Дона» и романа «Поднятая целина». Сталин одобрил публикацию этих двух книг, хотя у него и были некоторые сомнения. В то же время фактически запретил публикацию новых произведений Андрея Платонова и Михаила Булгакова. В октябре 1932 года Сталин дважды встречался в доме Горького с большими группами писателей. Кроме Горького, который председательствовал на этих встречах, в них приняли участие более 50 литераторов. Со Сталиным приезжали Молотов, Бухарин, Ворошилов, Постышев. На одной из встреч был Каганович. Эти встречи положили начало короткому периоду либерализации в области литературы. РАПП был уже ликвидирован, и шла подготовка к созданию единого Союза советских писателей. Сталин внимательно знакомился с материалами Первого съезда Союза советских писателей в 1934 году, но от участия в нем воздержался.
После того как был наведен «порядок» в истории ВКП(б), Сталин пришел к мысли о необходимости создания новых версий и принципов в изучении и изложении истории СССР и России. Положение дел в этой области было действительно совершенно ненормальным. Существовало убеждение, что все, что происходило до 1917 года, — это лишь предыстория, что настоящая история человечества началась только с Октябрьской революции. Поэтому история России рассматривалась в первую очередь как история революционных движений — от С. Разина и Е. Пугачева до событий 1905 года, а в мировой истории главной была «ось» от Парижской коммуны до Великой Октябрьской социалистической революции. Историю начали заменять примитивной социологией и объединять с обществоведением. Появились мнения, что сам термин «русская история» в Советском Союзе неприемлем, что это «контрреволюционный лозунг».
Инициатива Сталина по созданию новых учебников истории СССР для начальной школы была шагом в правильном направлении. Был объявлен конкурс, в котором приняли участие многие известные историки. Сталин читал почти все макеты, представленные специальной комиссии. Особое внимание и одобрение Сталина получили два пробных издания — «Элементарный курс истории СССР для начальной школы в 2 частях» и «Элементарный курс истории СССР с краткими сведениями по всеобщей истории». Авторами первой книги была группа историков во главе с И. И. Минцем и М. В. Нечкиной. Авторами второй книги была группа историков под руководством проф. А. В. Шестакова.
История России в новых учебниках излагалась как героическая история становления великой державы. Особенно большое внимание уделялось таким фигурам русской истории, как Александр Невский, Минин и Пожарский, Иван Грозный, Петр Первый, Александр Суворов. Книга академика Михаила Покровского «Русская история в самом сжатом очерке», которая была в 1920-е годы главным учебником по истории России, была изъята из обращения. Сам М. Н. Покровский, которого считали основателем советской исторической школы, умер в 1932 году и был похоронен с большими почестями на Красной площади. Но теперь его стали обвинять в антимарксизме, антиленинизме и вульгарном социологизме. Евгений Громов не без основания писал, что любимым героем Сталина в русской истории был даже не Петр Великий, а Иван Грозный[675].
Многочисленные политические репрессии проводились в Советском Союзе уже с самого начала 1930-х годов. В 1935 году эти репрессии усилились, еще более возросло количество арестов в 1936 году, когда в Москве прошел первый из «открытых» судебных процессов — над группой Зиновьева и Каменева. Но в 1937 году Сталин обрушил на страну и партию страшный массовый террор, который продолжался до конца 1938 года. Были арестованы и погибли несколько миллионов человек, в том числе тысячи ученых всех отраслей знаний и около тысячи членов Союза писателей. Из всех библиотек изымались и уничтожились книги «врагов народа». Это были тысячи названий и миллионы экземпляров книг. Подлежали уничтожению книги, в которых имена «врагов народа» упоминались в позитивном контексте или с их предисловиями. Уничтожались собрания газет и журналов за 20 лет Советской власти.
В Советском Союзе не проводилось публичного сожжения книг на площадях, но в общей сложности у нас было уничтожено не меньше печатных изданий, чем инквизицией в Средние века или гитлеровцами в середине 1930-х годов в фашистской Германии. Книги «врагов» уничтожались и во всех частных коллекциях самими владельцами. Никто не решился бы тогда сохранять в своей домашней библиотеке Собрание сочинений Троцкого или сборники статей Зиновьева и Бухарина. Никто, кроме самого Сталина. В его библиотеке все книги Троцкого, Бухарина, Зиновьева и других продолжали стоять на полках. Показательный пример приводил на этот счет историк Б. Илизаров. Незадолго до своего ареста Л. Каменев опубликовал в серии «Жизнь замечательных людей» большую книгу о Н. Г. Чернышевском, над созданием которой он трудился много лет. Эту книгу мало кто успел прочесть. Почти сразу же после издания весь 40-тысячный тираж был уничтожен. Но Сталин затребовал к себе книгу Каменева, и ему доставили ее экземпляр, вероятнее всего авторский, из «Книгохранилища УСОГУГБ НКВД». С этим штампом книга и хранилась в библиотеке Сталина до его смерти. Как замечал по этому поводу Илизаров, «Сталин сумел добиться того, что в середине 1930-х годов единственным свободным читателем в стране стал он сам»[676].
Сталин продолжал очень внимательно следить и за книгами, журналами и газетами, которые издавались в русской эмиграции. Книги Троцкого и его журнал «Бюллетень оппозиции» присылались Сталину через резидентуры НКВД в посольствах только в одном экземпляре. Никто из членов Политбюро не имел права и не решился бы читать Троцкого. Но почти все другие эмигрантские издания Сталин даже рекомендовал читать членам Политбюро. Для этого в библиотеке ЦК существовал особый «спецхран». Сохранилось письмо, с которым в декабре 1935 года заведующий отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) Б. Таль, позднее расстрелянный, обратился к членам Политбюро: «Просьба сообщить, какие из нижеперечисленных белоэмигрантских изданий выписывать для Вас в 1936 году:
1. „Последние новости“.
2. „Возрождение“.
3. „Социалистический вестник“.
4. „Знамя России“.
5. „Бюллетень экономического кабинета Прокоповича“.
6. „Харбинское время“.
7. „Новое русское слово“.
8. „Современные записки“.
9. „Иллюстрированная Россия“».
Когда помощник принес к Сталину этот запрос, Генсек сразу сказал: «Все, все выписать!»[677]
Для Сталина и членов Политбюро была переведена и издана небольшим тиражом, но в очень хорошем полиграфическом оформлении книга Гитлера «Майн кампф». В библиотеке Сталина имелось и несколько книг по истории национал-социалистского движения, которые были написаны апологетами Гитлера. Перечитал Сталин и книгу «Государь» итальянского историка и политического мыслителя Никколо Макиавелли. Впервые эту знаменитую книгу эпохи Возрождения Сталин прочел еще в Туруханской ссылке. Какие-то уроки из нее Сталин, конечно же, усвоил. Но в целом в той науке, которую нередко называют «технологией власти», Сталин намного превзошел герцога Чезаре Борджиа, ставшего прототипом для книги Макиавелли. В СССР в 1934 году было начато издание Собрания сочинений Макиавелли. Однако дело закончилось выпуском только первого тома. Издательство «Академия», которое готовило это собрание сочинений, возглавлял Л. Каменев. После его ареста в издательстве было арестовано несколько сотрудников, и весь план изданий был пересмотрен.
Уничтожая одних авторов, Сталин приподнимал или даже позвеличивал некоторых других. Был окружен вниманием Алексей Толстой, роман которого «Петр Первый» создавался явно по заказу Сталина и в угоду ему. Сталин оградил от репрессий Михаила Шолохова и повелел создать ему наилучшие условия для дальнейшей работы. Проявлял внимание Сталин к Борису Пастернаку. Из ссылки был возвращен известный историк Евгений Тарле. Его книгу о Наполеоне Сталин прочитал с большим интересом и оградил от тенденциозной критики. Было очевидно, что Сталин испытывает очень большой интерес к личности Наполеона. Он следил еще за подготовкой книги Тарле к изданию и говорил заведующей редакцией ЖЗЛ, готовившей книгу, что будет ее первым читателем. Те резкие критические рецензии, которые появились в печати 10 июня 1937 года, были, как считают многие историки, инспирированы самим Сталиным, который с ними не согласился и, таким образом, предстал перед публикой и перед самим Тарле справедливым и объективным ценителем хорошей книги. К такому приему Сталин прибегал неоднократно.
Был возвеличен поэт Владимир Маяковский, покончивший с собой в 1930 году. Настоящий культ был создан в 1936–1937 годах вокруг имени Александра Пушкина. 11 февраля 1937 года на торжественном заседании в Большом театре, посвященном 100-летию со дня гибели Пушкина, присутствовал и сам Сталин. Славист Михаил Вайскопф, о котором уже шла речь выше, писал в своем исследовании речей и статей Сталина: «Никакого влечения к Пушкину, о котором иногда вспоминали верноподданные, я у Сталина не обнаружил»[678]. И здесь автора подводит его странная претензия судить о литературных симпатиях политика по его речам. Сотрудница библиотеки Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС E. М. Золотухина, которая знакомилась с дачей Сталина в Кунцеве еще осенью 1953 года — было намерение сделать эту дачу музеем, — была поражена обилием у Сталина книг о Пушкине. И не в помещении библиотеки, а в жилых комнатах. «Личный интерес Сталина, — свидетельствовала Золотухина, — прослеживался в подборе многочисленных книг о Пушкине, — всех издававшихся в советский период и отдельных старых изданий — в ряде книг имелись бумажки из букинистических магазинов»[679]. Несомненно, что в возвеличении Пушкина у Сталина был и политический интерес. Как справедливо замечал Е. Громов: «В случае с Пушкиным кремлевский правитель проявил незаурядное политическое и идеологическое чутье. Для русского народа Пушкин — не просто гениальный писатель, он его живая и проникновенная любовь, можно сказать, символ нации. Славя его, Сталин идеологически укреплял режим, завоевывая симпатии русского народа и его интеллигенции»[680].
Сталин изучал все книги о Ленине, а также все комментарии к новым изданиям сочинений самого Ленина. Очень внимательно читал Сталин статьи и очерки Н. К. Крупской. Сталин лично позвонил ей в 1924 году и поздравил с выходом ее книги «О Ленине». Однако уже через год эта книга была изъята из библиотек без объяснения причин. Со Сталиным согласовывались все статьи для Большой советской энциклопедии, в которых речь шла об известных деятелях ВКП(б). Когда возник вопрос — что писать в БСЭ о Троцком, то Сталин после некоторых раздумий дал указание вообще не упоминать в энциклопедии имя Троцкого. Здесь сохранилось лишь понятие «троцкизм» и появилась статья о «троцкистско-зиновьевском объединенном террористическом центре», а также статья о «право-троцкистском блоке». Конечно, с еще большим вниманием Сталин читал все статьи и книги о себе самом.
Во второй половине 1930-х годов очень много времени Сталин отводил на чтение протоколов допросов, обвинительных заключений и иных материалов следствия. Нередко он сам вносил сюда изменения и исправления. Еще в 1935 году Сталин прочел большую, в 230 машинописных страниц, рукопись председателя КПК Николая Ежова «От фракционности к открытой контрреволюции». Вздорная и лживая концепция этой книги скоро пригодилась Сталину и Ежову, который был назначен на пост наркома внутренних дел СССР. Такой же полностью фальсифицированной работой была и книга Лаврентия Берии по истории большевистских организаций в Закавказье, которая вышла в свет также в 1935 году.
Сталин внимательно читал один за другим все последовательно создававшиеся макеты нового учебника по истории ВКП(б). И не только читал, но редактировал, вписывая в текст все главные формулировки, оценки, перечеркивая одни строки и целые абзацы и вписывая другие. Такому сравнительно краткому и просто изложенному курсу истории ВКП(б) Сталин придавал особое значение, почти как новой Библии для нового вероучения. После массовых репрессий 1937 года новые кадры должны были изучать историю партии по новому учебному пособию, не мучаясь сомнениями.
В самом конце 1930-х годов в круге чтения Сталина стали занимать все больше места книги по дипломатии и военному делу. Он внимательно прочел первый том «Истории дипломатии», и также новую книгу Е. Тарле о Талейране.
Зимой 1940/41 года издательство художественной литературы предприняло издание нового перевода «Витязя в тигровой шкуре». Сталин хорошо знал все прежние переводы этой книги и теперь не только прочел новый перевод, но и внес в него несколько поправок.
В годы войны
В первые месяцы войны Сталин не читал ничего, кроме военных донесений и документов. Существенно изменился и весь распорядок жизни и работы Генсека, ставшего теперь Председателем Совета Министров СССР и Верховным Главнокомандующим. Значительная часть его огромной библиотеки была отправлена осенью 1941 года в «эвакуацию» в г. Куйбышев. Даже дача Сталина в Кунцеве на некоторое время была заминирована. Только к весне 1942 года Сталин вернулся к прежнему распорядку работы. Он возобновил чтение книг и журналов, хотя состав книг, которые он читал в своей библиотеке или требовал доставить ему из других библиотек, существенно изменился. Сталин внимательно просмотрел и частично прочел книги немецких авторов К. Клаузевица, Г. Леера и Э. Людендорфа, изданные уже давно. Он прочел «Военные поучения» X. Мольтке, изданные в Москве в 1938 году, а также книгу французского маршала Ф. Фоша «О ведении войны», изданную в 1937 году. Перечитал Сталин и работы советского военного мыслителя А. Свечина, который был репрессирован и погиб еще в 1937 году. Сталин попросил своих секретарей прислать ему книгу Н. А. Левицкого «Полководческое искусство Наполеона», изданную в 1938 году, а также первый том избранных сочинений самого Наполеона, вышедший в свет в 1941 году. Сталин распорядился издать массовым тиражом небольшую книгу Александра Суворова «Наука побеждать». Сталину передали по его просьбе и книгу Б. Шапошникова «Мозг армии» — о работе Генерального штаба. Эта книга была издана еще в 1927 году, но Маршал Шапошников работал рядом в Ставке, и Сталин относился к нему с уважением.
Советские планы будущей войны не предусматривали отступления Красной Армии в глубь страны. Речь шла лишь об обороне, о сражениях в приграничных округах, на линиях укреплений и о наступлении. «Не отдадим ни одной пяди своей земли» и «Будем воевать на территории противника» — таковы были установки Сталина. Теперь надо было все это пересматривать. Неудивительно, что Сталин решил внимательно перечитать не только книги о полководческом искусстве Суворова, но и М. И. Кутузова. Внимательно и с карандашам в руках Сталин прочитал работу М. Братина «Полководец Кутузов», изданную лишь в 1941 году. Сталин также выписал для себя и прочел книгу С. Борисова о Кутузове и К. Осипова о Суворове. Обе они вышли в свет в 1938 году.
Сталин лично работал над проектами новых уставов для Советской армии, и в этой связи он изучил многие варианты самых различных уставов. Сталин прочел несколько книг французских и немецких авторов об артиллерии и авиации, а также о танковых войсках. Регулярно просматривал Сталин советский журнал «Военная мысль».
Уже в конце 1942 года Сталин начал читать и некоторые художественные произведения. Он читал стихи и поэмы К. Симонова и А. Твардовского, публицистику И. Эренбурга и Б. Горбатова. Сталин прочитал и одобрил пьесы А. Толстого «Иван Грозный» и А. Довженко «Ночь перед боем». Особое внимание Сталин уделил пьесе А. Корнейчука «Фронт». Такого рода пьеса была нужна Сталину, чтобы как-то объяснить народу причину тяжелых поражений Красной Армии в 1941 и 1942 годах. Сталин затребовал к себе пьесу еще тогда, когда она была в черновике, и ее текст был быстро перепечатан машинистками Кремля. Сталин лично внес в этот текст несколько поправок. Он дважды принимал Корнейчука в своем кремлевском кабинете — 24 июля и 20 августа 1942 года. По прямому указанию Сталина, пьеса «Фронт» была опубликована в четырех номерах газеты «Правда» — с 24 по 27 августа 1942 года. Осенью 1942 года пьесу «Фронт» включили в свой репертуар несколько десятков театров по всей стране. А пьесы Л. Леонова «Метель», В. Катаева «Домик», киносценарий А. Довженко «Украина в огне» в 1943 году Сталин запретил к постановке.
Еще в конце 1939 года в СССР было принято решение о ежегодном присуждении Сталинских премий за достижения в науке, искусстве и литературе. Эти премии присуждались и в годы войны. Почти во всех случаях книги, выдвигаемые на присуждение Сталинских премий, просматривал, а чаще всего и читал сам Сталин.
Главный критик и главный цензор страны
После войны Сталин стал читать и работать меньше, и о большой пачке книг за день или за ночь уже не могло быть и речи. Сократился и поток документов, которые ежедневно ложились на стол Сталина. Вскоре после Потсдамской конференции Сталин уехал на юг для отдыха и лечения — впервые с 1936 года. Он провел в Сочи и Крыму несколько месяцев. Под многими постановлениями Совета Министров СССР ставилась подпись Сталина. Но это была не личная подпись, а факсимиле. В 1920—1930-е годы это было бы невозможного, сейчас Сталин разрешил пользоваться его факсимиле нескольким своим заместителям.
Сталин, конечно, получал сводки основных новостей, следил за газетами и журналами, но он также выписывал для себя все новинки художественной литературы и все новые книги по общественно-политической тематике. Еще в рукописи Сталин прочел с карандашом в руках книгу своего заместителя по Совету Министров, члена ГКО и председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны»[681]. Сталин лично сделал в рукописи несколько вставок и поправок. Книга вышла в свет в 1947 году и получила Сталинскую премию первой степени. Это не помешало Сталину через два года санкционировать не только арест, но и расстрел Вознесенского.
По свидетельству Дмитрия Шепилова, еще через год при рассмотрении вопроса о присуждении сталинских премий новым лауреатам Сталин заявил: «Здесь вносится предложение дать премию профессору Лященко за его книгу „История народного хозяйства“. Я согласен. Его книга куда богаче и интереснее, чем книга этого… как его…» (Сталин несколько раз щелкнул большим и средним пальцами.) Возгласы: «Вознесенского». «Да, да, Вознесенского».
Более внимателен был Сталин к работам известного советского экономиста Евгения Варги. Сталин читал его работы 1930-х годов, отдельные аналитические записки и доклады начала 1940-х годов. Прочел Сталин и книгу Е. С. Варги «Изменения в экономике капитализма в итоге Второй мировой войны», которая вышла в свет осенью 1946 года. Эта книга вызвала весьма неодобрительную и опасную для автора дискуссию. Варга написал письмо Сталину, но Сталин передал это письмо А. А. Жданову и не стал открыто вмешиваться в дискуссию[682].
Еще до Отечественной войны было начато издание многотомной «Истории философии». Первый том вышел в свет в 1940 году, второй том появился в продаже осенью 1941 года. Общее руководство этим изданием осуществлялось заведующим одного из отделов ЦК ВКП(б) Георгием Александровым. В первом томе речь шла главным образом об античной философии, во втором — о философии XV–XVIII веков.
В 1943 году вышел в свет третий том, который был почти полностью посвящен немецкой классической философии первой половины XIX века. Вскоре после окончания войны вышла в свет книга Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии». Я учился в послевоенные годы на философском факультете ЛГУ, и для нас все эти книги были тогда главными учебными пособиями. Сталин прочел или просмотрел эти книги в 1946 году и похвалил их. И книга Г. Александрова, и «История философии» получили Сталинские премии, что было бы невозможно без одобрения самого Сталина. Неожиданно третий том «Истории философии» был забракован. Нам, студентам, велели не пользоваться этой книгой как учебником. С 16 по 25 июня в Москве была проведена поспешная дискуссия по книге Г. Александрова. Главный доклад на этой дискуссии был сделан Ждановым. Однако не только преподавателям, но и студентам философского факультета сообщили в неофициальном порядке, что основные тезисы доклада Жданова одобрил лично Сталин. Речь шла в первую очередь о том, что как Александров, так и авторы третьего тома «Истории философии» преувеличивают значение Канта и Гегеля в становлении марксизма. Вся история философии должна рассматриваться как борьба прогрессивных идей материализма с реакционными идеями идеализма. После дискуссии в Москве стал издаваться журнал «Вопросы философии», который Сталин внимательно читал.
Еще раньше — в 1946 году в августе было опубликовано разгромное постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», которое оказалось началом новой послевоенной волны разоблачений и преследований, захватившей и области кино, театра, музыки, театральной критики, а затем и многие отрасли науки. Инициатива и здесь принадлежала Сталину, который, возобновив чтение всех советских литературных журналов, с раздражением и гневом прочел некоторые новые произведения Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. Постановлению ЦК предшествовало заседание Оргбюро ЦК ВКП(б), на котором председательствовал Жданов, но присутствовал и бросал реплики Сталин. Высшие руководители партии в присутствии группы писателей и редакторов журналов более часа обсуждали небольшой рассказ М. Зощенко об обезьянке. «Это пустейшая штука, не дающая ничего ни уму, ни сердцу, — сказал здесь Сталин, прервав покаяния редактора журнала „Звезда“ В. Саянова. — Это рассказ с похмелья. Балаганная штука»[683]. Ахматову Сталин обвинил в «безыдейности», «упадочничестве», в «тоске по прошлому». И Ахматову, и Зощенко исключили из Союза писателей, перестали публиковать, даже лишили продовольственных карточек. Михаил Зощенко был вынужден подрабатывать в сапожной артели. Этот выдающийся и популярнейший писатель провел остаток жизни в нищете и одиночестве. Он умер в 1956 году в Сестрорецке, и его родные не получили разрешения на похороны в Ленинграде. Ахматова была восстановлена в Союзе писателей в начале 1950-х годов и дожила до мирового признания в начале 1960-х годов. Об ее отношениях со Сталиным опубликовано несколько очерков[684].
Художественная литература занимала в общественно-политической жизни страны в послевоенные годы очень важное место, и мы, студенты философского факультета, получали на этот счет нередко прямые рекомендации, причем со ссылкой на мнение Сталина. Так, например, нам говорили, что повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» и роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы» получили Сталинские премии по предложению самого Сталина. Конечно же, и мы должны были прочесть теперь эти книги. По книге «Далеко от Москвы» была даже поставлена опера; эта книга переводилась на многие языки как образцовое произведение социалистического реализма. Нам было известно, что Сталин хвалил книги Ванды Василевской и Веры Пановой. Именно Сталин настоял на присуждении Александру Твардовскому Сталинской премии первой степени за «Василия Теркина», хотя в этой «Книге про бойца» не было никаких похвал в адрес самого Сталина и в адрес партии. В предложениях Комитета по премиям Твардовскому намечалось дать премию лишь второй степени, а некоторые члены Комитета возражали против любой премии за «Теркина». Отмечал Сталин и книги Ильи Эренбурга. Еще весной 1941 года Сталин поддержал издание романа И. Эренбурга «Падение Парижа». После войны был опубликован еще один большой роман этого писателя «Буря». Комитет по премиям намечал и в данном случае только премию второй степени. По свидетельству И. Эренбурга, А. Фадеев заявлял, что в романе «Буря» есть серьезные ошибки, в частности, то, что один из главных героев влюбляется во француженку. Но Сталин с недовольством спросил: «Почему вторая премия? А мне эта француженка нравится. Хорошая девушка! И потом, так в жизни бывает». Эренбург получил премию первой степени. Но он был крайне удивлен, когда через несколько месяцев узнал, что Сталин лично одобрил закон, который запрещал браки между гражданами СССР и иностранцами, даже если речь шла о гражданах социалистических стран.
В своих высказываниях и на пленарных заседаниях Комитета по Сталинским премиям, и на других совещаниях по культуре Сталин в 1946–1953 гг. не обошел вниманием почти ни одно из появившихся в те годы художественных произведений. О многих эпизодах, которые происходили на заседаниях Комитета по Сталинским премиям и на заседаниях Политбюро, принимавшего по этим премиям окончательное решение, можно прочесть и в книге Дмитрия Шепилова «Непримкнувший», и особенно в книге Константина Симонова «Глазами человека моего поколения». Сталину нравилось почти все, что писал Симонов, и еще во время войны Симонову были присуждены две Сталинские премии — за пьесы «Парень из нашего города» и «Русские люди». В 1946 году Сталинская премия была присуждена Симонову за повесть «Дни и ночи», и это была инициатива самого Сталина, так как повесть на премию никто не представлял.
Сталин приходил на заседания Комитета с пачкой книг и журналов и удивлял всех присутствующих прекрасным знанием всех обсуждавшихся произведений. Даже через 30 лет после этих заседаний Симонов писал: «Скажу в скобках, что по всем вопросам литературы, даже самым незначительным, Сталин проявлял совершенно потрясшую меня осведомленность»[685]. Академик П. Ф. Юдин, который так же как Симонов, Шепилов, Фадеев, был членом Комитета по Сталинским премиям, как-то спросил с удивлением: «Товарищ Сталин, когда вы успеваете прочитать столько литературы?» Сталин усмехнулся и ответил: «У меня есть контрольная цифра на каждый день: прочитывать ежедневно художественной и иной литературы примерно 300 страниц»[686]. До войны, как я писал выше, Сталин говорил о 500 страницах в день.
Сталин был щедр на премии «своим» советским писателям, так же, как был щедр и на репрессии против писателей, которых он считал «чуждыми». Премии получили Степан Злобин за роман «Степан Разин», Константин Седых за роман «Даурия», Василий Ян за романы «Чингисхан» и «Батый», Вилис Лацис за роман «К новому берегу», Эммануил Казакевич за роман «Весна на Одере» и повесть «Звезда», Сергей Бородин за роман «Дмитрий Донской», Александр Степанов за роман «Порт-Артур». Этот список можно продолжить на 2–3 страницы. За роман «Молодая гвардия» Сталинскую премию получил Александр Фадеев. Еще одну премию за пьесу «Русский вопрос» получил Константин Симонов. Сталин лично давал советы Симонову по поводу фабулы и концовки этой пьесы.
Сталину нравилось удивлять присутствующих на заседании своей осведомленностью. Однажды он спросил членов Политбюро и Комитета по премиям: «Кто читал пьесу „Вороний камень“, авторы Груздев и Четвериков?» Все молчали, так как никто этой пьесы не читал. «Она была напечатана в сорок четвертом году в журнале „Звезда“, — сказал Сталин. — Я думаю, что это хорошая пьеса. В свое время на нее не обратили внимания, но я думаю, следует дать премию товарищам Груздеву и Четверикову за эту хорошую пьесу. Какие будут еще мнения?» Выяснилось, однако, что Четвериков находится в заключении. Сталин помолчал, повертел в руках журнал «Звезда», но не стал настаивать на своем предложении[687]. Были случаи, когда Сталин критически оценивал тот или иной роман, но все же предлагал дать за него премию, отмечая: «Это очень актуальная книга», «Это революционная вещь», «Это нужная тема». С такими оговорками получил премию Константин Федин за роман «Необыкновенное лето», в котором восхвалялся сам Сталин. Чрезмерное пристрастие проявил Сталин и к роману Семена Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды», который даже в то время оценивался как образец «лакировочной литературы». Но иногда сам Сталин снимал с обсуждения то или иное произведение, не слишком заботясь о мотивировках. Однажды Сталин обратился к министру высшего образования С. В. Кафтанову: «Вы как считаете, какая премия выше: Нобелевская или Сталинская?» «Конечно, Сталинская», — поспешил ответить Кафтанов. «Тогда, — сказал Сталин, — надо представлять на премию обоснованно. Мы ведь здесь не милостыню раздаем, мы оцениваем по заслугам»[688].
Сталину присылали на отзыв не только художественные книги или тексты пьес. В январе 1946 года академик Петр Капица прислал Сталину рукопись книги историка техники Л. И. Гумилевского «Русские инженеры», которая была написана при поддержке и по инициативе Капицы. В письме Сталину Капица отмечал: «Из этой книги ясно: 1. Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас. 2. Мы сами почти не умели их развивать. 3. Часто причина неиспользования новаторства была в том, что мы обычно недооценивали свое и переоценивали иностранное. Сейчас нам надо усиленным образом поднимать нашу собственную технику… Успешно мы можем делать это только тогда, когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других, и на него можно смело положиться»[689]. Сталин не только с интересом прочел книгу Л. И. Гумилевского, но и распорядился немедленно издать ее.
Еще в 1930-е годы Сталин читал книги по психологии, и еще до войны он прочел учебник Г. И. Челпанова об основах психологии. После войны Сталин не только выписывал для себя новые книги об этой науке, но и велел включить популярные курсы логики и психологии в школьные программы.
Психология и логика считались в те годы частью философии, и идеологи марксизма-ленинизма были уверены, что эти науки должны находиться под их пристальным вниманием. Отдельной частью философии считалась и диалектика природы, или философия естествознания. Отсюда было недалеко и до прямого вмешательства в естественные науки, даже в медицину и физиологию. Так, например, в 1947 году Сталин пришел на одно из заседаний Политбюро с книгой Н. Г. Клюевой и Г. И. Роскина «Биотерапия злокачественных опухолей». В книге было много пометок и закладок самого Сталина, и, положив эту книгу на стол, Сталин сказал: «Бесценный труд!» Потом добавил, что по методу Роскина и Клюевой надо лечить не только неизлечимых смертников, но и обычных больных. На этом заседании присутствовали авторы книги, которые обсуждали здесь с Ждановым и Берией свои еще только начатые экспериментальные исследования. Все это дело кончилось несколькими скандалами, арестом ряда видных медиков, «судом чести» над авторами книги. Окончательная судьба и книги, и экспериментов Клюевой и Роскина решалась уже без Сталина специальной комиссией, которую возглавлял К. Ворошилов[690].
В 1948 году Сталин просмотрел или прочел несколько книг по биологии, в том числе книгу Т. Д. Лысенко «Агробиология». Как известно, именно поддержка Сталина помогла Трофиму Лысенко и его «соратникам» устроить настоящий погром в биологических и сельскохозяйственных науках в СССР. Десятки известных ученых были арестованы, сотни остались без работы. Сталин прочел и одобрил книгу старой большевички Ольги Борисовны Лепешинской «У истоков жизни» — о «живом веществе» и «самозарождении» клеток. Эта книга появилась на свет еще в 1945 году, а затем несколько раз переиздавалась, в том числе и для школьников. Именно Сталин настоял на присуждении О. Лепешинской Сталинской премии первой степени, она была принята в действительные члены Академии медицинских наук. На Лепешинскую в 1949–1950 годы обрушился поток безудержного восхваления — в печати, на радио, на телевидении, даже в театре. Профессорам медицинских вузов было предписано чуть ли в каждой лекции упоминать об «учении» Лепешинской. 80-летие Лепешинской было отмечено торжественным собранием ученых в Колонном зале Дома Союзов в Москве. Когда Лепешинская появилась в президиуме этого собрания, более тысячи ученых встали и устроили ей овацию. Некоторые из оппонентов Лепешинской были арестованы, другие были вынуждены публично каяться.
В 1950 году Сталин в течение нескольких месяцев читал книги по языкознанию. Он прочел или просмотрел десятки книг разных авторов и разных направлений в этой новой для него науке. Сталин принял, как известно, участие в публичной дискуссии по языкознанию, которую он сам организовал и которая кончилась после выступления в печати Сталина с его «трудами» по языкознанию.
В 1951–1952 годах Сталин прочел и просмотрел много книг, статей и рукописей по политической экономии: шла подготовка к созданию и изданию советских учебников по политэкономии капитализма и социализма. Обходиться в этой области только трудами Маркса, Энгельса и Ленина было уже невозможно — мир слишком сильно изменился по сравнению с концом XIX и началом XX веков. Первые макеты таких учебников были подготовлены еще в 1938 году, но Сталин был ими недоволен. Работа возобновилась в 1947 году, но шла медленно и с большими перерывами. Она была ускорена после встречи авторского коллектива со Сталиным 22 февраля 1950 года. Через год — в апреле 1951 года — на стол Сталина лег новый большой макет учебника политической экономии. Обо всем этом подробно писал в своей книге Дмитрий Шепилов. Дело кончилось тогда, как известно, не учебником, а публикацией работы самого Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». В библиотеке Сталина, как уже я писал выше, было больше всего книг по истории. Второе место занимали книги по политэкономии и экономическим проблемам.
Сталин несколько раз прочел книгу А. Сегала «Краткий курс политической экономии» и книгу А. А. Богданова «Краткий курс экономической науки». В своей библиотеке Сталин имел даже самое первое издание книги А. Богданова, которое вышло в свет в 1897 году.
В послевоенный период Сталин продолжал читать книги по истории, в том числе по истории Грузии, по истории дипломатии, по истории войн и военного искусства, даже по античной истории. Он прочел несколько книг и брошюр по истории Китая, а также переводы главных статей и выступлений Мао Цзэдуна. В Советском Союзе велась подготовка к изданию избранных сочинений китайского лидера. Как известно, первый том Сочинений Мао Цзэдуна вышел в свет в 1952 году, остальные три тома были изданы уже после смерти Сталина.
Сталин продолжал и в начале 1950-х годов выписывать из библиотек для временного пользования десятки книг. Но если раньше он возвращал полученные книги через несколько дней или недель, то теперь он задерживал библиотечные книги на многие месяцы или даже на годы. Путая часто собственные и библиотечные книги, Сталин и на книгах из библиотек делал разные пометки и надписи, подчеркивая многие абзацы цветными карандашами. Только через несколько лет после смерти Сталина в Библиотеку им. Ленина были возвращены около ста книг, которые брались из нее по абонементу для Сталина в 1949–1952 годах. Здесь было много книг по истории — от Геродота до Карамзина и С. М. Соловьева. Но были здесь также мемуары Бисмарка, книга А. Богданова «Краткий курс экономической науки» и книга Г. Леонадзе «Сталин. Детство и отрочество», изданная в Тбилиси на грузинском языке. На шестидесяти двух библиотечных книгах имелись пометки Сталина. Эти книги было решено отправить в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, возместив их ГБЛ аналогичными экземплярами из библиотеки института[691].
Едва ли не самыми важными для Сталина книгами, которые он читал в послевоенные годы, были его собственные сочинения прежних лет. В 1946 году было принято постановление ЦК КПСС об издании Собрания сочинений Сталина в шестнадцати томах. Этот важнейший для автора проект включал перевод и издание на русском языке тех работ молодого Сталина, которые выходили и свет в начале века только в грузинских газетах и журналах. Готовились к изданию и работы Сталина за 1907–1913 годы, статьи и выступления времен революции и Гражданской войны, а также 1920—1930-х годов. Сталин лично осуществлял не только отбор всех тех произведений, которые должны были войти в Собрание сочинений, но и проводил их тщательное редактирование. Для подготовительной работы в Институте марксизма-ленинизма была создана специальная группа редакторов и историков, но все главные решения принимал лично Сталин. Через несколько лет началась подготовка к изданию одной из самых важных послевоенных книг — краткой биографии самого Сталина. О том, какое участие принимал в этой работе сам Сталин, хорошо известно. Восхваления Сталина, переходящие в культ личности, начались еще с конца 1920-х годов. Но теперь — в конце 1940-х годов — этот культ нужно было превратить в особый вид светской религии, даже отделив в какой-то мере миф о Сталине от него самого. Сталин это понимал и поощрял. Во время одной из ссор с сыном Василием Сталин воскликнул: «Ты думаешь, что ты Сталин? Ты думаешь, что я — Сталин? Вот он — Сталин!» И Сталин показал рукой на висевший на стене портрет Генералиссимуса.
Маргиналии Сталина
Заметки читателей на полях книг библиофилы, книговеды, историки и литературоведы называют обычно «маргиналиями» — от латинского «margo» — край, то есть «на краю». Когда такие заметки принадлежат перу Пушкина или Толстого, Наполеона или Ленина, они служат предметом исследования не только биографов, но и историков. Читатель пишет обычно лишь на полях книг из собственной библиотеки, и эти заметки или выражения чувств не предназначены для других. Еще Эдгар По замечал, что в маргиналиях «мы беседуем только сами с собой, а следовательно, смело, оригинально, непринужденно, не тщеславясь». Сотни книг, из тех, что были прочитаны Сталиным, содержат на своих полях тысячи его пометок и заметок. Только около 400 таких книг сохранились в бывшей библиотеке бывшего Института марксизма-ленинизма. Остальные разошлись — и после XX съезда КПСС, и после распада самой КПСС — по частным коллекциям. Некоторые из книг с пометками Сталина находятся в архивах издательств. Сталину присылали верстки и сигнальные экземпляры книг, и он мог отправить их обратно в издательство или автору со своими пометками на полях.
Большинство заметок Сталина весьма кратки: «Ха-ха!», «Да-да», «Это что?», «Болтовня!», «Вздор!», «Чушь!», «Так его!», «Хорошо!», «Ишь ты!» и т. п. На полях книг и брошюр К. Каутского с критикой большевиков и Советской власти Сталин писал оскорбления: «Дурак», «Сволочь», «Подлец и сволочь!». На полях сочинений Маркса и Ленина Сталин не делал критических замечаний, но только отчеркивал или подчеркивал разными карандашами некоторые фразы. На обложке книги Ленина «Государство и революция», изданной в 1923 году, Сталин написал: «Теория изживания (государства) есть гиблая теория!». Но при чтении книг Энгельса Сталин был менее почтителен. Здесь на полях можно встретить надписи: «Смутновато», «Не только», «Теперь это уже неверно», «Нет, это неверно». Не так уж много негативных пометок Сталина стоит на полях книг и статей лидеров оппозиции. Мы видим, что Сталин очень внимательно прочел книгу Троцкого «Терроризм и коммунизм», вышедшую в 1920 году. Сталин прочитал эту брошюру, вероятно, в 1921 или в 1922 году, и она ему явно понравилась. На полях книги много пометок: «Так», «Метко», «В этом вся суть». Жирной линией обвел Сталин слова Троцкого о том, что революционное господство пролетариата немыслимо без партии с непререкаемой внутренней дисциплиной, которая не может идти на блоки ни с какими другими «социалистическими» организациями. Слова о безраздельном господстве и непререкаемой дисциплине одинаково ласкали тогда слух как Троцкого, так и Сталина. Но рядом с фразой Троцкого о том, что диктатура Советов держится в России только «посредством диктатуры партии», Сталин написал: «„Диктатура партии“ — не точно». Сталин внимательно прочел брошюру Карла Радека «Развитие мировой революции и тактика коммунистических партий в борьбе за диктатуру пролетариата», изданную в 1920 году, и также сделал на полях этой брошюры несколько одобрительных замечаний.
Прочитав статью П. Лафарга «На следующий день после революции», опубликованную в журнале «Под знаменем марксизма» за 1924 год, Сталин особо выделил слова французского революционера Огюста Бланки, на которые сослался Лафарг: «Кто имеет оружие, тот имеет хлеб». Понятие и принципы гуманизма не входили в те годы ни в мораль, ни в риторику большевиков, а Сталин даже демонстративно отвергал само это понятие. На форзаце книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» Сталин оставил очень выразительную запись, не имеющую к содержанию книги Ленина прямого отношения: «1) слабость, 2) лень, 3) глупость — это единственное, что может быть названо пороками. Все остальное — при отсутствии вышеуказанного — составляют несомненно добродетель!»[692]
Пометки и замечания Сталина на текстах романа Горького «Мать», на полях книг Анатоля Франса, Леонида Леонова, Михаила Шолохова и десятках других были при жизни Сталина никому не известны. Однако в некоторых случаях Сталин делал свои надписи почти демонстративно.
На тексте юношеской поэмы-сказки М. Горького «Девушка и смерть» Сталин написал 11 октября 1931 года: «Эта штука сильнее чем „Фауст“ Гете (Любовь побеждает смерть)». Современные комментаторы склонны были усматривать в этой записи плохое понимание Сталиным великой поэмы Гете. Но, вероятнее всего, Сталин просто хотел очень сильно польстить Горькому, которого он тогда всячески обхаживал.
За несколько месяцев до войны Сталин прочел комедию А. Корнейчука «В степях Украины». Сталин не только сделал несколько пометок на полях, но и предложил несколько вставок в текст пьесы и отправил ее автору с небольшим сопроводительным письмом. Конечно же, Корнейчук вставил в свою пьесу все эти фразы «от Сталина».
Пьесу Н. Эрдмана «Самоубийца» Сталин отправил со своими пометками и замечаниями в МХАТ К. Станиславскому. Это был еще 1931 год, и Сталин воздерживался от грубых слов в переписке с такими людьми, как Станиславский. Сталин написал: «Многоуважаемый Константин Сергеевич! Я не очень высокого мнения о пьесе. Ближайшие мои товарищи считают, что она пустовата и даже вредна. Не исключаю, что театру удастся добиться цели. Я в этом деле дилетант. Привет! Сталин»[693].
Однако в том же 1931 году, прочитав в журнале «Красная новь» повесть Андрея Платонова «Усомнившийся Макар», Сталин написал на журнальной странице: «Талантливый писатель, но сволочь». Номер журнала с этими словами Сталина был передан члену редакционной коллегии «Красной нови» Александру Фадееву. Платонов не был арестован даже в конце 1930-х годов, как Пильняк, Бабель или Мандельштам, удостоившиеся примерно тех же эпитетов от Сталина. Но все главные романы и повести Платонова начали издаваться только через 40–50 лет.
«Дурак. Глупо», — написал Сталин на полях романа Вс. Иванова «Пархоменко». Но этот роман и после такой оценки вождя выдержал несколько изданий. «Дурак» или «Глупец» звучало в устах Сталина совсем не так, как «Сволочь!». А. Афиногенов отправил Сталину свою пьесу «Ложь» с письмом, в котором говорилось: «Буду счастлив каждой Вашей пометке на полях». Получив пьесу обратно, драматург не обрадовался. Сталин сделал на полях пьесы более 60 пометок типа: «К чему эта унылая и нудная тарабарщина?» Отзыв Сталина был резко отрицательным. «Пускать пьесы, — заключил Сталин, — в таком виде нельзя. Привет! И. Сталин»[694].
Интересны пометки Сталина на полях книг по истории. Так в книге С. Г. Лозинского «История древнего мира» (Пг., 1923) Сталин крайне внимательно прочел главу о диктатуре Суллы, подчеркнув определение слова «проскрипции» — «это списки лиц, приговоренных к смерти без суда и следствия и без указания мотивов: этих людей мог убить каждый, они объявлялись вне закона и их имущество отбиралось в казну». На полях учебника по истории для начальных классов Сталин написал: «Все нападают на русских славян: скифы, печенеги, половцы — а на кого нападают русские, или не на кого?»[695] В книге «Курс русской истории» (Пг., 1916) Сталин подчеркнул слова о том, что Чингисхан перебил много людей, говоря: «Смерть побежденным нужна для спокойствия победителей».
Известный историк Михаил Гефтер показал мне еще в 1966 году одну из книг с пометками Сталина, которая хранилась в его (Гефтера) личной библиотеке. Это был первый том Собрания сочинений Бисмарка, подготовленный к изданию в 1940 году, когда у Советского Союза был период «дружбы» с фашистской Германией. Предисловие к этим сочинениям было испещрено пометками Сталина. Так, например, Сталин подчеркнул слова редактора о том, что Бисмарк всегда настаивал: Германия не должна никогда воевать на два фронта и предостерегал немецких лидеров от войны с Россией. Синим карандашом на полях Сталин написал: «Не надо пугать Гитлера». То обстоятельство, что эта надпись сделана в 1940 году, придает ей особый смысл. Конечно же, получив от Сталина сигнальный экземпляр, попавший затем в руки Гефтера, в издательстве тотчас переделали предисловие.
Есть много определений псевдосоциализма. Маркс и Энгельс писали о феодальном социализме, о социализме мелкобуржуазном или казарменном. Наткнувшись при чтении пьесы Афиногенова «Ложь» на слова о «магометанском социализме», Сталин зачеркнул слово «магометанский» и написал на полях «приказной». Это определение вполне подходит к тому социализму, который собирались построить в СССР большевики.
Но были и такие пометки Сталина, которые трудно объяснять и комментировать. Один из подобных примеров приводил в своей статье историк Б. Илизаров. Всем нам известна книга «История ВКП(б). Краткий курс». Нет необходимости доказывать и фактическое авторство Сталина, хотя над созданием книги работало еще много людей — они были только помощниками. Книга выходила в свет миллионами экземпляров в разных странах и в разном полиграфическом исполнении.
В экземпляре, подаренном сыну Василию, Сталин подчеркнул красным карандашом и все то, что касалось Ленина. Относящееся к Мартову и меньшевикам, а также к прочим оппозиционерам, было подчеркнуто темно-сиреневым карандашом. Другие части текста были подчеркнуты соответственно фиолетовым, синим, зеленым и простым карандашами. В тексте книги Сталин нарисовал также много значков, линий и кружков. Он не поленился разрисовать разными карандашами все 300 страниц книги до самого конца, потратив на эту работу много часов. Б. Илизаров называет это рисование «странноватым»[696].
Любопытны пометки Сталина на страницах тех книг, где речь идет о Боге, о Христе, о религии. Еще до войны в СССР была издана неоконченная книга А. Франса «Последние страницы». На странице 32 у Франса есть такая запись о Боге: «Мысли, которые мы приписываем ему, исходят от нас самих; мы бы их имели, если бы и не приписывали их ему. И не стали бы от этого лучше. Люди подчиняются своим собственным выдумкам. Они сами создают богов и повинуются им». Сталин синим карандашом подчеркнул этот текст и рядом написал: «Известная истина!» Сталин был атеистом. Но он не был равнодушен к проблемам жизни и смерти, к вопросу о душе. В книге А. Франса Сталин особо выделил слова о верованиях Наполеона: «Душа, по взгляду Наполеона, состоит из флюидов, которые после смерти возвращаются в эфир и поглощаются другими мозгами. Если бы ему нужно было выбрать себе религию, Наполеон избрал бы обожание солнца, которое все оплодотворяет и является настоящим богом Земли». Сталин подчеркнул эту цитату, обвел карандашом слово «солнце» и написал на полях: «Хорошо». Подчеркнул Сталин и слова А. Франса о старости: «Старость, по-моему, есть худшее из зол: она отнимает у человека мужественность, силу, способность к наслаждениям, все блага жизни вплоть до любопытства, которое для большинства людей есть единственное основание и оправдание их жизни». Старости Сталин очень боялся.
Много пометок сделал Сталин на страницах романа Льва Толстого «Воскресение». Прочитав размышления князя Нехлюдова о том, что если люди будут следовать заповедям Нагорной проповеди, то наступит на Земле Царство Божие, Сталин написал на полях: «Л. Т. Ха-ха!». И эта же надпись «Ха-ха!» вместе с отчеркиванием красным карандашом сопровождает слова Толстого о гармонии в природе и дисгармонии в обществе — как и другие места романа. В одном из словарей против изречения, говорящего о народной любви к хорошему правителю, Сталин написал: «Лучше пусть боятся, чем любят». Именно этому правилу следовал Сталин всю свою жизнь.
В последние недели жизни Сталин читал и просматривал несколько книг по архитектуре и строительству. Такие книги и журналы Сталин стал выписывать еще в конце 1940-х годов. В это время по его инициативе в Москве начали строиться высотные здания, и Сталин в беседах с архитекторами удивлял их знанием некоторых профессиональных деталей их ремесла. Несколько журналов и книг по архитектуре лежали еще 5 марта 1953 года у изголовья Сталина на широкой вертящейся этажерке для книг. Сталин любил читать книги, лежа на диване. Последние бандероли и пакеты с книгами в адрес Сталина были получены в его секретариате в самом конце февраля 1953 года. Но Сталин не успел их даже пролистать.