56
Ник Лукакис не признал в звуковом сигнале мобильника, доносившемся из багажника автомобиля, знакомую мелодию Тупака Шакура Thugs Get Lonely Too. Но даже в тусклом свете уличных фонарей он прекрасно разглядел и туго натянувшуюся одежду на раздувшемся, уже начинавшем «плыть» теле, и копошащихся червей, покрывавших рану на виске, перекрученной, как турецкий тюрбан, лентой, и сразу понял, кем был когда-то этот отвратительный разлагающийся труп. Он посмотрел на часы: половина одиннадцатого – пожалуй, для всего уже слишком поздно.
Этим вечером, всего несколько часов назад, он, поговорив с сыновьями, решил немного проветриться, сел за руль и включил в машине радиоприемник. Казалось, на всех станциях говорят исключительно о страшной угрозе терроризма. Разумеется, в новостных блоках сообщали и о некоторых текущих событиях – например, о смерти сразу нескольких пожилых людей, что было связано с небывалой жарой, а также об очередных столкновениях на расовой почве в юго-западных пригородах Сиднея между сторонниками «белого превосходства» и ливанскими группировками. Но все же основной темой была банда террористов, и говорили в основном о том, где именно террористы могут нанести удар – в аэропорту, на вокзалах, на пляжах, на мосту Харбор-Бридж или в центре города – и как они собираются это сделать. Отдельные радиостанции и вовсе не скрывали панического страха по поводу того, что террористы могут взорвать «грязную» атомную бомбу и в результате весь центр Сиднея накроет радиоактивными осадками. Переключившись на музыкальный канал, Ник Лукакис стал вспоминать новостной репортаж, который видел по телевизору несколько часов назад.
Именно тогда он впервые смог разглядеть лица предполагаемых террористов – до этого он, собственно, и внимания толком не обращал на все эти вопли об угрозе терроризма. А тут, едва взглянув на экран, он сразу узнал этих людей, ибо хорошо знал, кто они такие. Мужчину звали Тарик-аль-Хаким, и он был тем самым наркокурьером, которого Ник Лукакис еще в прошлом году выслеживал в течение нескольких недель, надеясь, что он, возможно, приведет его к синдикату самого Ли Муна. Однако он вывел всего лишь на след некоего Фрэнка Моретти, который время от времени покупал у него наркотики; впрочем, похоже, этот Фрэнк Моретти и сам руководил кое-какими жульническими операциями, но делал это настолько умно, что у группы Ника Лукакиса ни разу не хватило улик, чтобы его прищучить.
Женщина тоже была известна: она являлась подругой Уайлдер, и звали ее Джина Дэвис. Она работала в клубе Chairman’s Lounge и танцевала на пилоне. Ник даже как-то подвозил ее домой от Уайлдер.
Сперва он испытал настоящее потрясение – но не от того, что наркокурьер и приятельница его, Ника, близкой подруги могли оказаться террористами, а от того, что он сам до этого не додумался. «Дубина стоеросовая, ругал он себя, почему же мне-то ни разу подобная мысль в голову не пришла! Ведь я прекрасно знал, что Тарик-аль-Хаким много раз бывал и в Пакистане, и в Малайзии, но я почему-то всегда был уверен, что он ездит туда исключительно за наркотиками». Безусловно, и ASIO, и федералы, и кое-кто еще знали куда больше, чем можно было ожидать от следователя из отдела по борьбе с наркотиками. Но ведь он вообще все пропустил мимо ушей! И почему-то никто ни разу ни о чем таком ему даже не намекнул.
Ник Лукакис успел отъехать довольно далеко от Панании, но ночного трафика было немного, и он через полчаса двинул в сторону Дарлингхёрста, как всегда возвращаясь к привычным делам.
Он припарковался примерно за полквартала от того дома, где жила Куколка, и некоторое время просто сидел в машине, не выключив ни двигатель, ни кондиционер; мысли его метались как бешеные.
«Связь с космосом! – радостно возвестил радиоприемник. – Nokia – это не просто телефон, это истинная революция!»
Ник Лукакис выключил двигатель, вылез из своего «Форда» и немного послонялся вокруг дома Джины Дэвис, вспоминая, как впервые с ней познакомился и какой обыкновенной, заурядной девицей она ему показалась. И вдруг, проходя мимо какого-то переулка, он уловил очень нехороший запашок. Инстинкт в таких случаях никогда его не обманывал, подсказывая: раз откуда-то исходит подобная вонь, нужно непременно обнаружить ее источник и причину.
И вот теперь, глядя на труп Тарика-аль-Хакима и вспоминая все то, что он знал о Джине Дэвис, и все то, что ему было известно о самом Тарике, он понимал, что картинка никак не складывается. Ну, не складывается, и все.
Ему, разумеется, придется позвонить в убойный отдел. Но всех своих соображений он им не выложит. Пока еще нет. Сперва он снова посмотрит все материалы, касающиеся Фрэнка Моретти, ибо о нем Лукакису был известен один довольно странный факт, который теперь почему-то казался весьма значимым: один раз в неделю Джина Дэвис приходила к Моретти домой и в качестве «приватного шоу» демонстрировала стриптиз.
57
Для Фрэнка Моретти не было ничего загадочного в том, почему он согласился на незначительную роль субподрядчика в контрабанде людей. Это отнюдь не было его «гуманитарным хобби», как он втайне шутил наедине с собой и порой даже пытался хотя бы отчасти в это поверить.
Нет, он занимался этим потому, что данный бизнес был весьма прибыльным, а его роль – достаточно легкой и приносившей стабильно высокий доход. Ему достаточно было сделать несколько телефонных звонков, дать кое-кому финансовый «пинок», нанять «проводника», то есть перевозчика, и человека – в данном случае этим занимался Тарик-аль-Хаким, – который выпустил бы людей из контейнера, вывел их из порта и передал в нужные руки.
За исключением тех женщин, за которых Моретти платил сам, он редко находил человеческие существа красивыми, но был приятно удивлен, когда оказалось, что торговля этими существами на редкость выгодна. Сегодня, например, прибыл еще один контейнер, на этот раз прямиком из Шанхая, с грузом албанской консервированной томатной пасты и двенадцати человек. Почему албанскую томатную пасту в Австралию поставляют из Шанхая, Моретти мог только гадать; впрочем, ему это объяснили старинными торговыми связями.
«Ничего удивительного, – думал Фрэнк Моретти, – что я так паршиво себя чувствую. Какой кошмарный вечер!» Сперва заявилась эта стриптизерша, требуя бог знает чего, а потом, когда приглашенные на обед гости уже с благодарностями разошлись по домам, а сам он собирался в сотый раз набрать номер Тарика-аль-Хакима, в дверь вдруг кто-то позвонил.
Моретти окатила волна страха и вины, когда он, открыв дверь, увидел перед собой полицейского и тот сразу начал задавать множество вопросов о стриптизерше. «А в чем, собственно, состоит мое преступление? – вдруг подумал Моретти, как бы споря с самим собой. – Разве мои действия чем-то отличаются от того, что многие соседи совершают ради денег? И от того, что, в сущности, всем нам велят делать каждый день?»
Затем он вспомнил, как улыбался Ли Мун над своим стаканом виски Johnnie Walker Blue Label в тот день, когда они впервые познакомились, и как он объяснил ему, что на самом деле все эти соглашения о свободной торговле лгут, что многое до сих пор так и не разрешено, а торговля некоторыми товарами не одобряется вполне официально, но и без слов понятно, что сделки на торговлю ими все равно заключаются. Ли Мун обладал весьма приятной наружностью и всегда лучился приятнейшей улыбкой; он очень напоминал Фрэнку Моретти далай-ламу, одетого в дорогой темный костюм.
– Да, да! – радостно говорил Ли Мун, и улыбка его становилась все шире, придавая его округлому лицу выражение радостного изумления. – Органы исчезнувших туристов, невинность детей, приехавших посмотреть аниме «Маи Чаи» с музыкой Эннио Морриконе… Да, да, Фрэнк! А знаете, вчера мне предложили для продажи здесь, в Австралии, коллаген, извлеченный из кожи казненных китайских преступников. Да, да! Это же просто удивительно!
Это и впрямь было удивительно, и Ли Мун засмеялся. Ему все это казалось таким забавным! Фрэнк Моретти тоже засмеялся, а Ли Мун продолжал:
– Вы знаете, Фрэнк, самое главное – это отнюдь не правила и ограничения: делайте так, а так делать нельзя. О нет! – Он выразительно поднял палец и даже чуть наклонился вперед. – Самое главное – это дух свободной торговли, дух великой глобализации. Да, да. Дух нашей эпохи: покупай-продавай, Фрэнк; да, да, все на свете существует для того, чтобы покупать и продавать. Даже мы! Да, да.
Фрэнк Моретти засмеялся. Засмеялся и Ли Мун.
– За нас! – сказал Ли Мун, поднимая стакан с виски.
– За нас! – сказал Фрэнк Моретти, тоже поднял стакан, и у него возникло мимолетное ощущение, что этот тост странным образом связал его не только с Ли Муном, но и с чем-то огромным, жестоким, нависшим над ними обоими, точно холодная тень этого мира. И он невольно содрогнулся, понимая, впрочем, что это нехорошее чувство скоро пройдет, что у него будет еще больше денег и тогда он забудет это тревожащее душу ощущение. Он одним глотком допил виски и с улыбкой пожал Ли Муну руку.
«Если оглянуться назад, – думал Фрэнк Моретти, – то ведь все, сказанное тогда Ли Муном, оказалось правдой. Правда, что мы существуем, чтобы нас покупали и продавали. Правда, что естественные законы нашей жизни, наша судьба, наша биология имеют значение только в рамках нашей способности удачно заключить сделку. Правда, что наш мир – это базар». И Моретти чувствовал, что сам он давно уже подо всем этим подписался и долгие годы прожил в полном соответствии с этим.
И все же, поскольку в данный момент он был весьма обеспокоен сложившейся ситуацией, Моретти вдруг обнаружил, что вовсю лжет, когда внезапно заявившийся к нему коп стал спрашивать его о стриптизерше Кристал, – лжет не для того, разумеется, чтобы защитить себя, а чтобы защитить ее, эту сумасшедшую девицу. И, стараясь ее спасти, он выдал полицейскому совсем уж странную ложь: сказал, что ее здесь не было уже целый месяц.
Но полицейский с греческой фамилией оказался достаточно умным и по-прежнему держался весьма дружелюбно, так что Моретти вместо того, чтобы выставить его за дверь и позвонить адвокату, счел более благоразумным продемонстрировать свое желание помочь следствию. Впрочем, он в любом случае всегда именно так