После окончания празднования 75-летия, стоя в группе коллег, провожавших его домой, Владимир Яковлевич задумчиво сказал, что, кажется, в жизнь он пришел не напрасно и выполнил свой мужской долг. Настоящий мужчина, напомнил народную мудрость Владимир Яковлевич, должен посадить и вырастить три дерева, родить и воспитать троих детей, оставить в мире трех учеников, своими руками изготовить три «вечные» вещи и тем завоевать память о себе. «Деревьев после меня останется немало, детей, внуков, учеников – достаточно, найдутся, может быть, три книги, которые смогут пригодиться людям».
«Языку нужно уметь учить и языку нужно уметь учиться», – повторял Владимир Яковлевич. Нередко вспоминал время своей молодости, когда сам обучал немецкому языку, умел и любил это делать. Сожалел, что не смог взяться за обучение моего сына тайнам немецкого языка: ему хватало для этого трех месяцев, притом ученикам его не бывало ни скучно, ни обременительно…
Узнав из случайного разговора, что в каникулы я по возможности стараюсь поехать вместе с сыном или отправить его со сверстниками в поездки по стране, по историческим местам, Владимир Яковлевич удовлетворенно и даже радостно сказал: «Вы правильно воспитываете сына».
В один из весенних (кажется) дней 1961 года, придя утром на занятия, случайно первой узнала о награждении Владимира Яковлевича орденом «Знак Почета». Принялась звонить Владимиру Яковлевичу, чтобы поздравить. В ответ на мои радостные восклицания в трубке воцарилось молчание. Затем раздался удивленный и огорченный голос орденоносца: «Не думал, что вы можете с этим поздравить: они, может быть, хотели меня обидеть, унизить, оскорбить…»
«От успешного воспитания учеников, – говорил Владимир Яковлевич, – зависит будущее». И сам относился к их выбору весьма серьезно. У него были свои правила, следуя которым он надеялся не ошибиться. Первое правило: ученик должен хотеть, уметь, любить работать. Второе правило: решая задачу, поставленную и ограниченную учителем, ученик должен уметь систематизировать материал и подчиняться самодисциплине. Третье правило: ученик не должен жить политикой – это сорвет процесс поисков и результат научных занятий. Владимир Яковлевич однажды крепко засомневался, брать или не брать в аспирантуру одного из своих талантливых и любимых студентов, ибо тот был чрезвычайно увлечен политикой. Из поколения учеников 40-50-х годов любил Ольгу Николаевну Гречину: «Человечная, настоящая, доброкачественная…»
Владимир Яковлевич старался регулярно посещать профсоюзные собрания и конференции, когда происходили выборы нового состава профбюро. С бюллетенем в руках присаживался рядом с тем, кто знал всех кандидатов, и без пощады вычеркивал имена женщин-матерей (в частности, имя той же О. Н. Гречиной, увлекавшейся профсоюзными делами и умевшей ими заниматься). При этом он повторял: «У женщины уже есть общественная работа – воспитывать своего ребенка. Важнее этого я не знаю ничего в жизни».
В. Я. Пропп. 1960-е гг.
(РО ИРЛИ, ф. 721, ед. хр. 270)
Владимир Яковлевич упорно отказывался посещать многолюдные диспуты, собрания с обсуждением нашумевших новинок современной литературы. В частности, не пошел на обсуждение романа В. Д. Дудинцева «Не хлебом единым», проходившее в актовом зале филфака. Даже не прочел книгу. Вообще избегал читать модную беллетристику или смотреть кинофильмы, говоря: «У меня уже нет времени это делать – я должен спешить, я должен успеть написать то, что должен…»
После кончины И. П. Еремина Владимир Яковлевич некоторое время был заведующим кафедрой, сам предложив себя на этот пост. Войдя в должность, установил строгий порядок: «Говорите, если вам есть что сказать».
Заседание должно было идти не более двух часов. Докладчик по текущим делам должен был подготовиться так, чтобы доклад продолжался не долее 15 минут, выступающий в прениях – говорить не более 5 минут. При этом надо было говорить внятно и позаботиться о том, чтобы позиция была всем ясна, равно как и конструктивные предложения. Владимир Яковлевич отучивал коллег от заседаний, походивших на собрание клуба необязательных речей.
После празднования 75-летнего юбилея Владимир Яковлевич, однажды придя на кафедру, заговорил с характерными для последних лет его жизни интонациями грусти, даже скорби, о роковом падении уровня нравственных ценностей, о видимом сокращении роли культуры в строе жизни всех, даже «гуманитариев», о разрушении культурного (то есть не на себе одном сосредоточенного) человека. В этом Владимир Яковлевич усматривал угрозу будущему.
Чутко и благодарно воспринимая любые дела «не на себя», Владимир Яковлевич высоко, может быть, выше меры оценивал мои тогдашние усилия, направленные на то, чтобы попытаться соединить разнонаправленную волю членов кафедры и в особенности – во внимательном отношении к студенту. Однажды Владимир Яковлевич в связи с этими проблемами произнес слова, которые не могу забыть и которые, конечно же, отношу не только к себе; это было как бы его завещанием всем, кто связан с судьбой кафедры, факультета, университета: «Я очень на вас надеюсь. Помните об этом…»
Формула счастья
М. П. Чередникова
Шел 1962 год. Мы были выпускниками филологического факультета Ленинградского университета. Позади остались госэкзамены и защита дипломных работ. Тогда-то и возникла у кого-то счастливая идея пригласить наши любимых учителей в студенческое общежитие, устроить неформальный прощальный вечер. Так как моим научным руководителем был Владимир Яковлевич Пропп, мне поручили позвонить ему и передать приглашение. Прежде чем дать ответ, Владимир Яковлевич спросил: «А кто еще будет, кроме меня?» Услышав имена О. Н. Гречиной, И. П. Еремина, П. Н. Беркова, Г. А. Бялого, С. Я. Дергача и Г. П. Макогоненко, он сказал: «Приду, обязательно приду. Напомните, пожалуйста, адрес».
Когда в назначенный час мы увидели наших гостей, возникло вдруг неловкое замешательство. Выручило традиционное начало многих студенческих встреч: запели «Gaudeamus». Когда отзвучали последние звуки гимна, возник вопрос, кому произнести первый тост. Г. П. Макогоненко сказал, что это право по старшинству должно принадлежать Владимиру Яковлевичу.
Тогда-то и произнес Владимир Яковлевич слова, которые всем участникам той встречи запомнились навсегда:
– По роду своих занятий я прежде всего учитель. Как учитель и поступлю сейчас. Начну с перевода и комментирования текста только что прозвучавшей песни. «Gaudeamus igitur…» – «Веселитесь, юноши…» Это прекрасный призыв. Противоестественна юность, лишенная веселья. Да и не только юность. Глубоко убежден, что, если уж человек родился на свет, он обязан быть счастливым.
Со своего места отозвался С. Я. Деркач: «Но ведь это бывает очень трудно…» «Тем почетнее обязанность», – весело ответил Владимир Яковлевич. Эти слова стали своеобразным камертоном той далекой незабываемой встречи.
Для меня же они прозвучали как загадка, разгадать смысл которой я пытаюсь всю жизнь. Раньше мне казалось, что счастье мало зависит от желания и воли человека, что оно всецело предопределено обстоятельствами, в которых мы не властны. И вдруг: «счастье – обязанность». Как это понять?
Впоследствии слова, сказанные Владимиром Яковлевичем, не раз отзывались эхом в его письмах, в разговорах с ним, выступлениях, в последних заметках, сделанных им в записной книжке. Это удивительное мироощущение учителя озарило жизнь каждого, кому судьба подарила встречу с ним.
В спецсеминаре по фольклору, которым руководил Владимир Яковлевич, как правило, занималась небольшая группа студентов III и IV курсов. Доклады обсуждались еженедельно по средам. В 1959 году в семинаре работали талантливые студенты IV курса Юра Юдин, Юра Серов, Володя Воронов. На стажировку к Владимиру Яковлевичу приехала из Германии аспирантка Ингетраут Том (Клагге). Бессменной старостой семинара несколько лет подряд была дисциплинированная и пунктуальная Нила Криничная.
Доклад на семинаре был событием для каждого: к нему готовились тщательно и волновались даже тогда, когда получали предварительное одобрение Владимира Яковлевича. Критика «однокашников» могла стать серьезным испытанием: «оппоненты» порой выступали с юношеским максимализмом и не оставляли от доклада камня на камне. Одно резкое замечание следовало за другим. В таких случаях лицо Владимира Яковлевича суровело. Он отворачивался к окну, словно не желая видеть говорившего.
Однажды после очередного такого обсуждения Владимир Яковлевич огорченно произнес: «Я ждал, что кто-то из вас остановится, что у вас хватит доброты и понимания оценить сделанное докладчиком. Собран и систематизирован огромный материал, это необходимый шаг к серьезному исследованию. Между тем никто из выступавших этого не заметил. Вы все говорили о том, чего в работе нет, и не увидели того, что в ней есть».
Сам Владимир Яковлевич давал высокую оценку даже самому малому результату студенческого поиска, будь то тщательно собранная библиография или подборка вариантов песенного сюжета.
О первых открытиях своих учеников Владимир Яковлевич говорил с воодушевлением. От него мы слышали о выпускниках университета, успешно работавших в семинаре до нас. Так впервые я узнала о Кларе Кореповой, преподававшей в Горьковском университете. Спустя годы, когда сама я уже работала в школе, Владимир Яковлевич писал в одном из писем о своем семинаре: «Есть превосходные, редкостные студенты…» О них он рассказывал, не уставая. Однажды во время короткой встречи у него дома я услышала об Ане Некрыловой: «Какая у меня есть ученица! Пишет работу по преданиям о Петре. Собрала 100 текстов. Такое ни одному ученому не удавалось. Догадалась искать в архивах Казанского собора». Так, еще не встречаясь, мы, его ученики, уже были знакомы и ощущали духовное родство друг с другом.
После университета мне пришлось учительствовать в Карелии. Письма Владимира Яковлевича, его постоянная поддержка и внимание помогли выжить в очень трудных условиях. Один вопрос он повторял постоянно: «Чем я мог бы вам помочь? Вы ни о чем не просите – а жаль, я бы постарался вашу просьбу выполнить».