же скорей просыпайся, мой свет, пока по всей стране отменили квас
и ничего не убудет теперь от нас.
64
Теперь мы никогда не бросим друг друга, будем вместе
65
читать
Жоржа Батая, и будет в каждом глазу равномерно сухо, и будет к
месту каждая запятая. Будем вместе читать “Курицын-weekly” за
две тысячи первый год без пробела, потому что лютики выросли и
поникли, и можно к ним приближаться с лопатой смело. На каждом
углу вместо кваса камеры скунсов, учет сережек, песни прекрасной
даме, service unavailable в районе улицы Фрунзе, мощи святых
Киприана и Устинии в Иорданском храме. Теперь мы никогда не
станем умнее, будем любить березовый сок и в деревню летом,
кружки “Ikea”, ладушки Саломее, ICQ на рабочем столе, не сошелся
светом белый клин, был ли мальчик, никто вам не скажет, не был,
или был да сплыл весенней водой живою, и когда совсем никого, он
снимает скрепы и кладет в котлеты вместо овсянки сою. И когда
совсем никого, он к растеньям ближе и к созданьям другим, осиянным
благодатью, разобрать нельзя колечко в котлетной жиже, сползает
луна по форточке и по платью, или датский король свои капли тебе
оставил для отечества всяческих нужд простодушья ради, потому
и решаешь ты не держаться правил, оставляешь себе медальон,
что взяла у Нади, потому что красивый мальчик в том медальоне,
и красивый локон пепельный, как иначе, и в конюшне его красивый
маленький пони, с которым можно летом играть на даче. И в конюшне
его красивый маленький пони, никогда не вырастет он и не станет
плоским, и рубин, что лежит на дне в этом медальоне, и другие всякие
данные нам обноски. Ты не можешь выжить здесь и остаться прежним,
или прежним остаться и выжить – кому как проще, за пристрастие
к пастеризованным водам вешним, павильонам с кариатидами
в темной роще тоже будешь бит – так любят нас все живые, что с
любовью этой нету совсем нам сладу, но откуда в тебе способности к
мимикрии – ты не можешь даже себе подобрать помаду.
Интуиция заменяет женщине ум, шинный завод в простое, козленок с
молочным бидоном - в 6:50 завоз, пытаешься вспомнить большое число
простое, самое большое простое число. Не рос, не расходовал КПД на
ненужное взросление, лишни все эти потребности взрослого бытия,
белая кость свинцовая и земляные вишни, прими как свое подобие
– всё оправдаю я. Интуиция заменяет женщине сон – смешение
организмов, региональные представители, горние выси, снег, съедено
даже тирамису, Роланд уж совсем неистов, вот и таи-скрывайся тут
эффективней всех. Эта девушка работает на премьерском сайте,
а раньше снимала клипы, сняла сто десять клипов и стала кем-то
другим, всем теперь ее ставят в пример и шепчут: «А вы могли бы? Вот
мы, например, могли бы, но только не говорим». Интуиция заменяет
женщине всё, и с этим нужно смириться, это только так говорится,
что равенство и прогресс, а если что-то не сложится и как-то не так
случится, у нас во дворе ютится какой-нибудь псковский лес, и ты
гуляешь в лесу и шарики рвешь покуда, висят на березе шариков
дырявые телеса, и все до сих пор надеются, что всё же случится чудо
и примет за плоть куриную с хмельным их душком лиса. Интуиция
заменяет женщине ум, поэтому так случится, и по другому тоже
случится, чтобы было их с чем сличать, чтобы не было разночтений,
ты должен на мне жениться, с удвоенным одиночеством сургуч-на-
губах-печать при разделе оставить мне, чтобы больше совсем ни
звука, чтобы все, наконец, узнали, как мы весело отдохнем, как мы
будем на свет искусственный вместе жмуриться близоруко и особое
удовольствие находить почему-то в нём.
66
Сердце велит поскорее из этой страны, где для живых и для
67
Курочки
Рябы в пелёнах белые ночи порою бывают странны, чувство вины
освежает тобой опаленных. Чувство вины запечатанных в Финский
залив, сосланных левой рукой на снега в Баден-Баден. Шов на
груди всё равно недостаточно крив, и для спасения вод всё равно
ты нескладен. Сердце велит оставаться вон там, где стоишь, и не
расходовать зря невозможность романа, первый-второй, перелетные
падают с крыш и со страниц исчезают, наверное, рано. Первый-
второй, и любой, кто по тексту главней, красное знамя и клей, все
пока не забыли. В первом разделе нам хочется встретиться с ней,
праздник престольный отметить «Советским» на вилле, а до второго
раздела не каждый дожил, много героев – излишний балласт для
сюжета, ярое око и в яблоке олово жил – всё это нужно хоть как-то
осмыслить до лета, после в блокноте со всею душой описать, чтобы
другие узнали, как холодно было. Некого больше от буковок наших
спасать и доставать за рукав потихоньку из ила. Некого больше
расходовать – грошик за лист, как они все тебе Черное море стелили,
каждый теперь перед Богом и совестью чист, только ключи бередят
отпечатками в иле.
Посмотришь на openspace.ru основные книги мая, найдешь на
торентах «Математическую теорию горения и взрыва», легче жить,
совсем ничего ни о чем не зная, и на всё реагировать очень живо.
Почитать о том, что происходит в Каннах, посмотреть подборку
самой смешной рекламы, почитать подборку законов особо странных,
никто не поливает нашу герань и не моет рамы. Никто не звонит в
шесть утра и не жалуется на томление плоти, не советует почитать
Волчека и активировать кундалини, не говорит: «Ну ведь правда вы
не уйдете и будете просыпаться со мной отныне». Каждому нужно
куда-то идти, поэтому все бездомны, каждый забросил свой надел
в коллективной роще, наши долги перед Родиной так огромны, что
все нам советуют стать, наконец-то, проще, ближе к народу стать,
артикулировать гуще, ибо на всех не хватает любви и света, по
вечерам гадать на кофейной гуще, воровать и каяться, каяться до
рассвета. Ибо на всех не хватает хорошей пищи и красоты, которая
мир спасает, поэтому мы сидим у порога нищи, посмотришь на
openspace.ru – нет, но «Яндекс» знает и сохраняет всё, и дает нам
право, и какофонию звуков «земные тверди», ну а теперь посмотрите
еще направо, только глазам своим всё равно не верьте.
68
Так он тебя любил, был февраль какой-то, в городе было совсем 69
не
достать чернил, красили небо в оранжевый из брандспойта, окна
светелки зачем-то тебе чернил. Так он тебя любил, оставлял на мыле
волосы и отпечатки своих ключей, и открывала окна ему не ты ли,
чтоб на паркете снег, а потом ручей. Так он тебя любил, говорил –
в апреле код поменяется, можно забрать сюрприз, было темно и
снаружи мели метели, падала туфелька с пятиэтажки. Вниз тут не
смотреть бы – увидишь такие дива, так с перепугу почувствовать
недолет, не упадет рубашкою карта, лжива вся установка «себя
головой об лёд», прочим бы жить и любить, и смотреть на звезды,
о невозможности встретиться тосковать, до понимания этого не
дорос ты – шею помой, потом прямиком в кровать, слушай квартет
в табакерке, и был бы струнный, был бы какой-нибудь – сказкою
рождены, синюю кровь выливают на кошек гунны, белую пьют,
виноватые без вины. Так он тебя любил, разливал по первой, тонкие
пальцы над скатертью целовал, для нелюбви уже не хватает мер,
той мерою меряй и стеклышко, и металл. Стеклышко зелено, память
твоя проточна, в рот попадала бы, но по усам течет, и потому ты
всегда выражайся точно, и приумножь всё, что было наперечет,
чтобы хватать незабвенное из потока, им любоваться и снова в поток,
быльем слаженный текст порастает, здесь одиноко, и выпадает слово
за окоем. Так он тебя любил, было всем понятно, что ни на привязи, ни
для отвода глаз (выбрали б нас, но на солнце бывают пятна) каждое
слово тут сказано в первый раз, словно в последний, в последний, как
в первый, точно все мы любимы, для радости рождены, было бы сном
и любили себя заочно выше острога и церкви, любой стены, выше
отчаянья выжать хоть каплю правды из ненаписанных писем, но
гороскоп всем говорит, что совсем не имеешь прав ты, были бы вместе
в саду уходящих троп. Он говорит: «Мы поедем весною в Питер», ты
говоришь: «Утоли мне печали все», он разыскал бы чернил и немедля
вытер, и на пушинки смотрел бы в твоей косе.
Бедные деточки падают с веточки, вето на вас наложить что ли.
Согласна кататься, конфеточки, в вальсе в прихожей кружить. Черное
кружево, Ларочка-Ларочка, всё же вас очень полнит. На именины
пришли без подарочка? Нет, вам спасибо, я сыт. Ну неужели, хотя бы
вот яблочко или хотя б мармелад. Это всего лишь такая считалочка,
ножик достали и яд. Это всего лишь дурные последствия в нашей
кипящей крови, месяц июнь и стихийные бедствия, скажут: «Ступай
и живи». Скажут: «Неси свое тело холодное в каждый натопленный
дом». Месяц июнь, мое платье немодное, я просыпаюсь с трудом, с
пущим трудом собираюсь я с мыслями, чтобы потом расплескать (ну
неужели и яблоки – кислыми), и собираюсь опять (тоже окажутся).
Девица-девица, слишком напрасен твой труд, поле непахано