Наши дети уже выросли и состоялись, а это позволяет заключить, что наши действия на родительском фронте были достаточно успешными. Но по мере того как мы все больше узнавали о прекрасно скоординированных реакциях мамочек-крыс, наш лабораторный энтузиазм неуклонно рос.
Рис. 10.Грызуны-супермамы. Эта мама-крыса собрала своих детенышей в кучу и занимается их гигиеной, вылизывая не только шерстку, но и анальные отверстия, чтобы стимулировать дефекацию, ведь она не может надеть своим малышам подгузники! © Lambert Neuroscience Laboratory, University of Richmond
Столь впечатляющие родительские реакции и нейронные цепи, их рождающие, можно рассматривать как нейроархитектуру или как некий фундамент симпатий, сопереживаний, а также различных форм социальной заботы и воспитания. Некоторые черты, по которым якобы человека можно отличить от животных, начали зарождаться за миллионы лет до появления на эволюционной сцене Homo sapiens. Не исключено, что такие характеристики высокого порядка проявились, когда первое животное дало потомство, которое в выживании зависело от родителей. И когда проявились зачатки родительского поведения, эволюционные контингенции выживания начали меняться. В отличие от рептилий, которые откладывали яйца и после оставляли отпрысков самих заботиться о себе, эти животные крутились вокруг своего потомства – они строили гнезда и добывали еду. Первые прототипы кормления появились у динозавров больше сотни миллионов лет назад. Первые млекопитающие Agilodocodon и Docofossor были совсем небольшими, достигали нескольких сантиметров в длину, но именно это позволяло им оставаться незаметными и выживать в мире огромных рептилий[209]. Таким образом, появление млекопитающих с их впечатляющими способностями к адаптации, совпало с зарождением кормления, ухода и воспитания. Это наблюдение греет мне душу каждый раз, когда я о нем думаю. Что ж, я, безусловно, рада расположиться на млекопитающей ветке эволюционного дерева.
В этой главе мы рассмотрим изменения, происходящие с мозгом матери после рождения ребенка. Я не знаю других примеров такого резкого изменения контингентных расчетов, кроме того огромного влияния, которое репродуктивный опыт оказывает на мозг самки и ее поведение. Прежние поведенческие контингенции крысы-мамы претерпевают серьезные изменения, когда детеныши, которые раньше воспринимались негативно, становятся объектом желания и одержимости. Разумеется, всех млекопитающих можно назвать хорошими родителями, в противном случае они бы просто вымерли. Отсюда следует, что трудно недооценивать важность изменения контингенций, сопровождающих период материнства и отцовства у многих видов млекопитающих. Помимо крыс-матерей, с которыми я работала три последних десятилетия, мы также рассмотрим поведение других родителей, включая человека, чтобы больше узнать о том, как изменяются их нейронные и поведенческие контингенции по отношению к беспомощным малышам, которые полностью от них зависят. Мы обсудим те изменяющиеся контингенции, которые максимально увеличивают доход от долгосрочных родительских инвестиций и позволяют иметь здоровое и функционально развитое потомство. К сожалению, родительство – не та система, которую можно гарантированно защитить от случайных ошибок; иногда среда или другие факторы подрывают возможности родительских вложений. Но как только проблема определена, ее можно откорректировать, чтобы родительские контингенции и окончательные результаты – а именно здоровые и счастливые дети – шли по правильному пути.
В начале нашего путешествия по исследованию мозга и поведения крысы-мамы мы изначально сосредоточились на отделах мозга, связанных с изменением контингентных цепей. Эти цепи меняют восприятие мамы-крысы, которая перестает воспринимать своих вечно голодных и пищащих детенышей как некую помеху и начинает относиться к ним с предельной заботливостью. Естественно, что начали мы с гипоталамуса, который отвечает за мотивацию и влияет на основные побудители – голод, жажду, инстинкт продолжения рода, агрессию и стресс. Трудно представить, что основные побудители регулируются в мозге областью величиной не больше миндального орешка, но, похоже, это именно так. Разумеется, как и большинство отделов мозга, гипоталамус распространяет свое поведенческое влияние, опираясь на связи с другими отделами мозга, так что не лишним будет отметить, что этот участок работает в тесном контакте с остальными нейронными цепями. Кроме того, гипоталамус ответствен за многие поведенческие реакции, необходимые для выживания, поэтому совсем неудивительно, что этот небольшой отдел также влияет и на материнские реакции. Полвека назад этот участок мозга выбрал темой своей докторской диссертации один из «отцов» материнского поведения Майкл Ньюман из Чикагского университета. В своей новаторской работе Ньюман представил безусловные доказательства того, что гипоталамус играет ключевую роль в формировании материнских реакций у грызунов. В случае повреждения медиальной преоптической области – небольшого участка гипоталамуса – ранее обожавшие своих детенышей крысы переставали обращать на них внимание[210].
Сегодня мы знаем, что первым млекопитающим приходилось путаться под лапами динозавров, и медиальная преоптическая область их гипоталамуса стала центром материнских реакций, необходимых для выживания видов. Но вполне очевидно, что этому отделу помогали и другие области мозга, которые подпитывали его различными половыми гормонами, такими как прогестерон, пролактин и окситоцин[211]. Например, прилежащее ядро, традиционно ассоциирующееся с вознаграждением, о котором мы уже говорили, также входит в материнскую нейронную цепь крыс. Крейг Феррис, нейробиолог и изобретатель из Северо-Восточного университета, разработал мозговой сканер размером с мозг крысы. С его помощью он обнаружил, что, когда крысам-матерям подносили детенышей, прилежащее ядро у них активировалось. Более того, при виде крысят мозг матери проявлял бо́льшую активность, чем от воздействия наркотика[212]. Такое исследование подтверждает, что детеныши активируют у крыс-мамочек фундаментальные центры мозга, связанные с мотивацией и вознаграждением. Теперь можно понять и тех мам-наседок, которые встречаются среди людей.
По сравнению с рептилиями мозг млекопитающих, безусловно, эволюционировал, и они начали обеспечивать потребности других. Однако мы с Крейгом Кинсли и студентами меньше интересовались такими обширными эволюционными преобразованиями и были больше заинтересованы в исследовании индивидуального преображения, происходящего с млекопитающим после рождения потомства. Изменения, которые происходят в гипоталамусе, ориентируют самку на заботу о потомстве, что крайне важно для выживания детенышей, но самка должна заботиться не только о своих детенышах. Крыса должна добывать пищу, чтобы сохранить лактацию и суметь выкормить свое иногда многочисленное потомство. Хвостатая мамаша должна уметь регулировать свои эмоциональные реакции, чтобы не тратить энергию на неконтролируемые стрессовые и другие метаболически затратные ситуации, она также должна сохранять бдительность и защищать потомство от хищников. Получается, что изменения, запускаемые материнством, вызывают у крысы не только ожидаемые поведенческие адаптации «в гнезде», но и готовят ее к поведению «вне гнезда». Описание забот эффективной мамочки получилось пространным, но мы хотели знать, как мозг помогает мамашам адаптироваться к этим новым образцам поведения, с новыми материнскими контингенциями, ранее не считавшимися таковыми, но оказавшимися чрезвычайно существенными для родительского успеха.
Поскольку свои эксперименты мы проводили на факультете психологии, неудивительно, что мы начали с лабиринтов. Чтобы как можно скорее вернуться к своим беспомощным отпрыскам, в поисках пищи за пределами гнезда мамы-крысы должны проявлять максимальную эффективность. Такое поведение животных называется фуражированием (вспомните ненасытных землероек). Мамы-крысы должны потратить как можно меньше энергии и быстро вернуться обратно в гнездо. В такие моменты крысе не до ленивых прогулок за кусочком сыра и не до исследований незнакомых мусорных контейнеров с прицелом на обустройство гнезда. Реакцию фуражирования можно симулировать и оценить с помощью различных лабиринтов, описанных в главе 2. В лаборатории Кинсли используют лабиринт с радиальными рукавами, который представляет собой подобие восьмилучевой звезды. Чтобы найти пропитание, крысы должны войти в рукава, а потом научиться игнорировать те из них, где нет еды. Таким образом, чтобы эффективно выполнить подобное пространственное задание по добыванию корма, крысы должны использовать рабочую память. В моей лаборатории мы использовали сухой лабиринт, который я описывала в главе 4. В этом лабиринте крысам нужно запомнить, где расположен один источник пищи из восьми.
В наших лабораториях в ходе этих экспериментов начала вырисовываться определенная тема. В отличие от крыс, не имевших потомства и опыта репродуктивного поведения, крысы-мамы справлялись с этими задачами эффективнее. В радиальном лабиринте крысы-мамы делали меньше ошибок, а в сухом лабиринте добирались до источников с приманкой быстрее. Это нас не удивило, учитывая, что эти матери-одиночки должны были раздобыть еду и поскорее вернуться в гнездо. Впечатляло то, как материнские изменения отражались на выполнении этих лабораторных задач[213]. Затем мы повысили мотивацию крыс, заменив фруктовые колечки высококалорийными сверчками, и в этом эксперименте крысы-матери значительно превзошли своих нерожавших товарок[214].