Но неужели животным действительно необходимо пройти через беременность и лактацию, чтобы улучшить способность добывать пропитание? Для ответа на этот вопрос мы добавили группу «приемных матерей» и обнаружили, что даже при виде детенышей крысы начинают отыскивать корм значительно быстрей[215]. Вероятно, крысы, прошедшие через беременность и лактацию, были более подготовлены к таким материнским изменениям, но и опыт заботы о потомстве (как видно на примере «приемных матерей») также стал важным фактором активации материнского инстинкта и его контингентных модификаций. Интересно, что контингентные расчеты, проявляющиеся после рождения потомства, продолжают меняться в период приобретения родительского опыта (я писала об этом в книге «Хроники лабораторной крысы» (The Lab Rat Chronicles)[216].) Например, Джоан Моррел, нейробиолог из Университета Рутгерса, доказала, что крысы-мамочки предпочитают общение со своими новорожденными детенышами кокаину. Однако примерно через 16 дней предпочтения меняются, сдвигаясь в сторону кокаина[217]. Разумеется, крысята растут гораздо быстрее, чем наши дети, причем так быстро, что, когда они перестают сосать материнское молоко, их можно считать подростками – и контингентный переход от родительской заботы к наркотику происходит примерно в то время, когда крысята уже вырастают.
После того как мы установили поведенческие изменения у крыс-матерей, нашей следующей целью стали те области мозга, которые регулируют дополнительные задачи, добавившиеся к обязанностям крысы-мамы. Казалось, что нужно учитывать изменения в связях, расположенных в гиппокампе, участке мозга, связанном с обучением и памятью. По сравнению с нерожавшими крысами, у кормящих самок было больше синапсов на дендритных шипиках нейронов, которые располагаются в гиппокампе. Такое обновление мозга, вероятно, играло важную роль в изменении контингенций, происходящих у самок, выносивших потомство. Но не стоит забывать и о папах. Когда мы изучали, как родительский опыт влияет на мозг самцов, у замечательных маленьких калифорнийских хомячков, их еще называют оленьими мышами (Peromyscus californicus), отмечались аналогичные изменения и в поиске пропитания, и в гиппокампе[218]. Интересно, что только 5 % самцов млекопитающих демонстрируют родительское поведение, и на них оно влияет так же, как и на самок. Видимо, природа дает равные возможности для изменения мозговой игры, когда дело касается адаптаций для заботы о беспомощном потомстве.
Даже когда самки вступали в период закатных лет (или скорее закатных месяцев, учитывая, что продолжительность их жизни составляет два-три года), у них сохранялись положительные особенности поведения, вызванные материнством. Когда самки выполняли соревновательное задание, то есть искали корм вместе с другими крысами, материнский опыт имел решающее значение и давал зависимый эффект. Самки, имеющие опыт выращивания двух пометов, выиграли большинство состязаний с фруктовыми колечками, самки с единичным опытом материнства заняли второе место, а нерожавшие самки – не выиграли ни разу[219].
Теперь обратимся к эмоциональным реакциям. Исследование областей, отвечающих за эмоции, а именно миндалины[220], ответственной за чувство страха, подтвердило, что материнский опыт притупляет эмоциональные реакции самок при выполнении задач, не касавшихся благополучия детенышей[221]. Однако эмоциональная реактивность в виде взрывного роста материнской агрессии усиливалась, если вмешательство угрожало детенышам крысы. Материнская агрессия достигала своего пика примерно к концу первой недели лактации, но к концу второй недели, по мере того как крысята становились более подвижными, значительно снижалась. Примерно в это же время самки начинали отдавать предпочтение наркотику. Возможно, коррекция контингенций происходила перед началом пубертатного периода отпрысков, сохраняя здравость материнского мозга. Проиллюстрирую на личном примере: приблизительно в это время мои дочери-подростки, замечая, что я не в состоянии корректировать свои реакции, советовали мне принимать успокоительное. В жизни бывают периоды, когда родителям не стоит просчитывать все возможные последствия, и период воспитания подростков, очевидно, попадает в этот промежуток. Возможно, наш мозг не располагает подходящим инструментом, позволяющим справиться со стрессом от осознания того, что наши все более независимые отпрыски могут принимать решения с разрушительными последствиями. Сюда как нельзя лучше подходят слова полковника Джессепа в исполнении Джека Николсона, героя фильма «Несколько хороших парней», вышедшего в 1992 году: «Родителям, вероятно, правда не по зубам!» Да, в эти трудные времена, возможно, нам следует просто принять успокоительное и довольствоваться нашим состоянием частичного контингентного отрицания.
Хотя родительские перерасчеты грызунов очень интересны (по крайней мере, для меня), пора внимательнее присмотреться к тому, как эти процессы реализуются у людей. Конечно, человеческим мамашам не нужно ловить сверчков, чтобы обеспечить свое потомство едой, но их мозговые цепи поразительно похожи на нейронные цепи грызунов.
Насколько велико сходство материнских цепей в мозге человека и грызунов, с которыми я проводила эксперименты? Я хотела это понять… для себя. С коллегой Крейгом Кинсли мы семьями поехали на юг в Медицинскую школу Южной Каролины, чтобы нанести визит Джеффри Лорбербауму – психиатру, который также разделял наш интерес к материнскому мозгу. Джефф придумал опыт с самками, которые слышали писк детенышей – своих или чужих. Схема была проста и, по словам Джеффа, предложена восхищавшим нас первопроходцем в изучении мозга Полом Маклином. Наряду с другими достижениями Маклин известен тем, что дал название области мозга, участвующей в эмоциях, – лимбической системе[222]. Маклин много писал о материнском мозге, а в беседах с Джеффом не раз замечал, что было бы интересно просканировать мозг мамочек в тот момент, когда они слышат плач ребенка, и посмотреть, какие области мозга при этом активируются. Опыты Джеффа были разработаны именно с этой целью.
Когда я приехала в лабораторию Джеффа, которая находится в замечательном городе Чарльстоне в Южной Каролине, он уже собрал ценные данные по этой теме[223]. Например, в одном эксперименте он с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) сделал снимки мозга мамочек, кормящих своих первенцев, именно в тот момент, когда они слышали плач ребенка, и сравнил полученные результаты с контрольными группами, снимки которых делались на общем шумовом фоне или в полной тишине. Он обнаружил, что участки материнского мозга, описанные в литературе о грызунах, по-разному активировались при плаче малыша – активность проявлял гипоталамус и области мозга, отвечающие за вознаграждение. Более того, Джефф смог подтвердить раннюю идею Маклина, что в поведении матери прослеживается активность цепей, идущих от таламуса, расположенного в глубине мозга, к различным кортикальным областям. Я была так заинтригована тем, что Маклин писал о материнском мозге, что придумала, как наглядно проиллюстрировать эволюцию материнского мозга от рептилий до млекопитающих (см. рис. 11). Но вернемся к исследованию Джеффа. Учитывая, что такие области мозга, как префронтальная, глазнично-лобная кора и поясная кора, участвуют во множественных когнитивных и эмоциональных реакциях, плач ребенка сильнейшим образом воздействует на мозг матери – поскольку она должна срочно решить, как добраться до малыша максимально быстро!
Как же мой мозг реагировал на плач ребенка? Дочери на тот момент уже переросли период детского плача, но все же мне пришлось занять сторону матерей – участниц эксперимента. На самом деле довольно утомительно слушать пронзительные крики и плач (в данном случае – чужих детей). И, признаюсь, я сделала серьезную ошибку: выпив свой утренний кофе, я поленилась зайти в туалет, и, уже находясь в сканере и не имея возможности выбраться из него до истечения назначенного времени, поскольку мои коллеги Крейг и Джефф с интересом следили за паттерном активации моего мозга, я испытала сильнейшее желание выйти из этой чертовой трубы и броситься в туалетную комнату. Урок на будущее!
Рис. 11.Воспитание материнского мозга. По мнению Пола Маклина, триединый мозг состоит из родившихся на ранних эволюционных этапах частей мозга рептилий и древних млекопитающих. Такое краткое изложение может показаться упрощением, но очевидно, что, хотя у позже развившегося мозга приматов такой же мозговой ствол, как и у рептилий, строение коры головного мозга млекопитающих уникально по своей сложности. Рептилия, изображенная на рисунке, символизирует мозговой ствол, маленькая обезьянка – гиппокамп, а большая, точнее кора ее мозга, обозначает различные развитые реакции, характеризующие материнское поведение млекопитающих, такие как игривость, общение и забота о потомстве. Именно эти реакции, возможно, повлияли на развитие родительского инстинкта. Я это придумала, когда была молодой мамой, а реализовала эту идею талантливая няня моей дочери Жаклин Берри. На симпозиуме, посвященном исследованиям Пола Маклина, я даже хотела подарить ему этот рисунок © Lambert Neuroscience Laboratory, University of Richmond
Джеймс Суэйн, другой психиатр из Университета Стоуни Брук, продолжил работу Лорбербаума. Джеймс и его коллеги показали, что определенные области мозга, задействованные в материнском вознаграждении и мотивации, к примеру гипоталамус, демонстрируют структурный рост даже через три-четыре месяца после родов