В какой-то момент Шери начала сомневаться в отчетах Ольсона о сеансах гипноза, поэтому он начал записывать их на видео. Шери показала мне несколько видеозаписей, смотреть их было тяжело. Женщина была так накачана лекарствами, что не могла сидеть без помощи медсестры, в то время как Ольсон задавал ей странные вопросы, например, с кем он говорит в данный момент. Да, вы все прочитали правильно, но Шери никогда не говорила, что ощущает себя иной личностью. Тем не менее Ольсон обнаруживал эту другую личность и начинал обращаться именно к ней. Наверное, я пропустила эту информацию, когда изучала психологию и биологию, но я не понимаю, как иная личность может обитать в теле человека. В какой области мозга находится это второе Я? Эта история больше походит на вымысел, чем на лечение психического расстройства, но, к сожалению, то, что случилось с Шери и с другими пациентами – правда. Приведенный далее диалог с одной видеозаписи передает атмосферу таких сеансов с использованием амитала натрия[265]:
Шери Шторм. Как это (амитал натрия) действует на мозг? Похоже на алкоголь?
Кеннет Ольсон. Полагаю, да.
Шери Шторм. Значит ли это, что я не буду помнить эту часть?
Кеннет Ольсон. [невнятно]
Шери Шторм. Это записывается.
Кеннет Ольсон. Думаю, первый вопрос, который хотела задать Шери, и, вероятно, самый важный – было ли это на самом деле?
Шери Шторм. [невнятно]
Кеннет Ольсон. Это действительно произошло? И я хочу, чтобы вы говорили на камеру, будто вы говорите с Шери.
Шери Шторм. Действительно произошло что?
Кеннет Ольсон. Она хочет знать, действительно ли она подверглась насилию. Она в замешательстве и думает, что все сочиняет… Есть ли кто-то, кто появится и ответит на этот вопрос? Для Шери? Привет. Кто здесь?
Шери Шторм. Я не знаю.
Кеннет Ольсон. Я не знаю здесь?
Шери Шторм. Должно быть.
По словам Шери, во время первого сеанса (не записанного) Ольсон заявил ей, что обнаружил в ней пятилетнюю девочку, которая рассказала, что подвергалась сексуальному насилию. Шери возразила, что не верит, будто такое могло произойти, и передала мне не раз повторенные слова доктора, что наш разум похож на компьютер, который надежно хранит все воспоминания. В этой книге я говорю о том, что мы можем быть уверены в необходимости хорошей порции реальности для мозга, которая облегчит эффективные контингентные вычисления и поможет достичь максимума функциональной мощности. Исходя из этого, чрезвычайно трудно логически обосновать применение «терапии восстановления памяти». В других случаях привнесение реального опыта в структуру психиатрического лечения при создании когнитивного и эмпирического капитала активно способствует восстановлению этой способности. Оставляю на ваше усмотрение, принимать или нет подобные методы «лечения» и считать ли их подходящими для контингентных расчетов, приводящих к полному и стабильному выздоровлению. Нельзя восстановить растянутую мышцу, как принимая болеутоляющее, так и оказывая седативное действие на мозг, погружая его в мир сказки, невозможно активировать его функциональные цепи. Мышце необходима физическая нагрузка, которая облегчит восстановление, а мозгу для функционирования нейронных цепей и поддержания их в режиме принятия решений требуется собирать и обрабатывать информацию.
Если контингентные расчеты действительно важны для психического здоровья, тогда лечение Шери, при котором психиатр создавал обстоятельства, в которых она даже не контролировала ЛИЧНОСТЬ, занимавшую ее психическое пространство (за неимением лучшего термина), должно было серьезно снизить уровень ее функционирования. Именно это и произошло. Несмотря на то что поначалу она не приняла диагноз Ольсона, он продолжил сеансы «терапии», и Шери в конце концов поверила, что, если она не продолжит сеансы восстановления памяти, ей станет хуже. Используя тактику устрашения, Ольсон не раз предупреждал женщину, что, если она прекратит лечение, ее так называемые другие сущности смогут навредить детям. Однажды утром, сидя в McDonald’s, Шери открыла Milwaukee Journal Sentinel и увидела статью «Иск о профессиональной небрежности: истец рассказывает об ужасе воспоминаний» (Malpractice Lawsuit: Plaintiff Tells Horror of Memories), тут же ее ослабевшие фильтры реальности столкнулись с мозговыми пузырями, созданными «терапией» Ольсона. Казалось бы, по невероятному совпадению у другой пациентки местной больницы (Надин) было выявлено более двухсот иных сущностей и обнаружены очень похожие воспоминания о пережитом в детстве насилии, а лечащим врачом этой пациентки был Ольсон. (Приблизительно в это же время Американская ассоциация психиатров отказалась от диагностической категории «множественное расстройство личности» и заменила его диссоциативным расстройством идентичности.)
Мы с физиологом-клиницистом из Университета Эмори Скоттом Лилиенфельдом написали статью «Мозговые пятна» (Brain Stains) для научно-популярного журнала Scientific American MIND, где рассказали о случившемся с Шери[266]. Название указывало на тот факт, что через годы после завершения «терапии» в мозге Шери все еще имелись следы психиатрической работы Ольсона. У женщины остался страх, что в детстве она действительно пережила насилие, и, конечно, осталась боязнь причинить вред своим детям. Я пригласила Шери и Скотта на встречу со студентами, чтобы поговорить о важности доказательной медицины в области психического здоровья, и студенты с предельным вниманием слушали историю Шери. На их лицах читалось смущение и недоумение оттого, что в конце XX века американский врач мог применять такие методы лечения.
После подобной контингентэктомии восстановление Шерил шло очень медленно. Конечно, работая и общаясь с людьми, она снова набиралась опыта, но прогресс был небыстрым. Оставшиеся темные пятна в ее мозге вынуждали Шерил внимательно оценивать намерения окружающих, потому что реальное мировосприятие несчастной женщины по-прежнему было затуманено и медленно восстанавливалось. Если доктор, которому она доверяла, поставил ее мир с ног на голову, чего можно было тогда ожидать от посторонних людей? Это была самая сильная вероятность, которую усвоил ее мозг за время ольсоновской «терапии», поэтому в настоящее время она с недоверием относится к окружающим. Но жизнь не стоит на месте, и недавно она прислала мне записку с фотографией своего нового «лекарства». На снимке она была с очаровательным щенком по кличке Титус (см. рис. 12). Конечно, я поинтересовалась, как на нее подействовала такая «собачья терапия». На что получила ответ: «Это не идет ни в какое сравнение. Собака иногда причиняет ущерб имуществу, но эндорфины радости, которые она пробуждает своей бескорыстной любовью и преданностью, заставляют меня забыть о порванном любимом шерстяном одеяле или изначально чистом ковре»[267]. Какая замечательная реакция! Было очевидно, что Шери начинает постепенно контролировать свой опыт, реакции и эмоции… Браво, Титус!
Рис. 12.Канистерапия, или лечение с помощью собак. Шери прошла курс неправильного лечения от «множественного расстройства личности» разными психоактивными препаратами и продолжительными сеансами гипноза, применяемыми ее психиатром, но забота о ее домашнем питомце, собаке Титусе, принесла куда более положительный результат © Sheri J. Storm
Хотелось бы мне сказать, что терапия восстановления памяти при множественном расстройстве личности – это редкое, неэффективное пятнышко на экране радара терапий, применяемых для лечения психических расстройств, но, к сожалению, нет никакой логики в старых и новых методах лечения. Более того, попытки улучшить контингентные расчеты, чтобы защитить пациента от возникающих мозговых пузырей, присутствуют лишь в некоторых лечебных методиках. По большей части восстановлению нарушенного восприятия реальности не уделяется должного внимания в самых разных методах лечения.
Я люблю рассказывать своим студентам о разных научных и медицинских случаях, потому что мне интересны их реакции на невероятные истории о пациентах с психическими расстройствами и их многолетних и довольно неубедительных попытках лечения. Важно, чтобы будущие поколения докторов, исследователей, консультантов, учителей и родителей знали эти истории, только так траектория сможет однажды измениться и привести к счастливому финалу. Бесспорно, миллионы людей, страдающие от психических расстройств и не находящие облегчения в методах лечения, заслуживают лучшей доли.
Одна провальная характеристика методов лечения, применявшихся в прошлом, заключается в явном отсутствии теоретической базы, которая могла бы определить причины развития подобных заболеваний. К таким методам относились префронтальная лоботомия, сверление черепа, повреждение части мозга, сеансы психоанализа, во время которых пациенты узнавали, как на их мысли и эмоции влияет подсознание.
Популярное современное лечение – психофармакологический подход, при котором пациенту вводят препараты для лечения так называемого химического дисбаланса. Но такая терапия во многом основана на интуитивном методе[268]. В 1930-х годах, после открытия синтезированного из каменноугольной смолы фиолетового красителя, у него обнаружились антигистаминные свойства, после чего права на него были куплены фармацевтической компанией. По случайному совпадению, в первом клиническом испытании этого антигистамина, проведенного во французской больнице, группа участвовавших в исследовании пациентов страдала шизофренией. Врачи сообщили, что симптомы болезни (бред и галлюцинации) у пациентов, получавших препарат, уменьшились, по сравнению с теми, кому была проведена лоботомия. Поэтому эффект подобных лекарств иногда называют «химической лоботомией». Это лекарство также назвали нейролептиком (