Нейромант. Трилогия "Киберпространство" — страница 4 из 147

РЕЙД НА ВИЛЛУ "БЛУЖДАЮЩИЙ ОГОНЕК"

13

Вы — Генри Дорсет Кейс.

Далее последовали год и место рождения, единый идентификационный номер в СОБА и вереница каких — то имен, Кейс не сразу и понял, что все это — прошлые его псевдонимы. Господи, да неужели их так много?

— Вы что, давно уже здесь сидите?

Кейс увидел, что содержимое его сумки разложено на кровати, грязная одежда — и та рассортирована. Сюрикен лежал отдельно, между джинсами и бельем.

— Где Колодны?

Парни сидели на кушетке, одинаково скрестив руки на груди, на одинаково загорелых шеях — одинаковые золотые цепочки. Теперь, с близкого расстояния, было видно, что вся их юношеская свежесть — подделка, и даже не очень тщательная — вот, скажем, с кожей на костяшках пальцев хирург не справился.

— Что такое Колодны?

— Фамилия, под которой она зарегистрировалась. Так где же ваша напарница?

— Не знаю. — Кейс подошел к бару и налил себе стакан минеральной воды. — Съехала.

— Где вы были ночью?

Словно между прочим, девица подобрала с подушки пистолет и переложила его на бедро. Слава Богу, хоть целиться не стала.

— На Рю Жюль Верн, посидел в барах, малость поднабрался. А вы?

Колени вот — вот подломятся. А минералка — теплая и противная.

— Похоже, вы не очень понимаете свое положение, — вмешался один из парней, тот, что слева, извлекая из кармана белой в дырочку футболки пачку "Житан". — Вы, мистер Кейс, влипли. Соучастие в заговоре, направленном на улучшение искусственного разума. — Из того же кармана француз достал золотой "данхилл"; зажигалка уютно устроилась в колыбели ладони. — Личность, известная вам под именем Армитидж, уже арестована.

— Корто?

Глаза полицейского удивленно расширились:

— Да. Откуда вы знаете его настоящее имя?

Зажигалка выкинула крошечный язычок пламени.

— Не помню, — ответил Кейс.

— Вспомнишь! — ласково пообещала девица.

Троица представилась как Мишель, Роланд и Пьер, настоящие это имена или оперативные клички, можно было только догадываться. Пьеру выпала роль "злого следователя", Роланд разыгрывал сочувствие, оказывал мелкие любезности — например, принес пачку "Ихэюань", когда Кейс отказался от "Житана", изо всех сил подчеркивал, что совершенно не разделяет холодной враждебности Пьера. Мишель же, решил Кейс, будет следить за ходом допроса с высокомерной отстраненностью, лишь изредка вмешиваясь в его ход. Не было никаких сомнений, что кто — нибудь из них — а может быть, и все трое — вел аудио—, а скорее всего, даже симстим — запись, и все, сказанное в их присутствии, становилось уликой. "Уликой чего?" — спрашивал себя Кейс, с тоской ощущая, что наваливается отходняк.

Зная, что он не понимает по — французски, они переговаривались совершенно свободно. Или так только казалось. Кое — что Кейс уловил: имена и названия — Поли, Армитидж, "Сенснет". Дикие Коты — выступали из текучего моря французски речи, как вершины айсбергов. Нельзя исключить, что имена эти произносились специально для него. Молли упоминалась только по фамилии Колодны.

— Так вы утверждаете, что вас наняли для рейда, — неторопливая речь Роланда с прямо — таки липкой назойливостью подчеркивала его рассудительность, — и что вы не знаете, с какого рода объектом будете иметь дело. А вам не кажется, что это несколько странно? Сможете ли вы в таком случае выполнить необходимую операцию после преодоления защитной системы объекта? Ведь вы же должны исполнить некую функцию, верно?

Роланд наклонился вперед, уперся локтями в загорелые колени, выставил ладони и приготовился выслушивать объяснения Кейса. Пьер мерил шагами комнату: от окна к двери и обратно. Кейс решил, что запись ведет Мишель. Еe глаза следили за ним непрерывно.

— Можно мне одеться?

Чтобы обследовать швы джинсов, Пьер заставил Кейса раздеться. Теперь Кейс сидел на плетеной скамеечке голый и остро ощущал непристойную белизну недокрашенной ступни.

Роланд что — то сказал по — французски.

— Non, — рассеянно бросил Пьер (что это он за окном высматривает? да еще в бинокль?). Роланд пожал плечами, а затем поднял брови и развел руками. Кейс решил, что самое время улыбнуться. "Прямо как по учебнику", подумал он, глядя на ответную улыбку Роланда.

— Послушайте, — сказал он, — мне плохо. Я принял в баре какую — то жуткую дурь, понимаете? Я хочу лечь. Я от вас никуда не денусь. Вы говорите, что Армитидж тоже арестован. Вот его и спрашивайте. Я же на подхвате, что я там знаю.

Роланд кивнул:

— А Колодны?

— Она уже работала с Армитиджем, еще до меня. Она — просто охранница, самурай. Насколько мне известно. А что там мне известно?

— Но вы знаете, что настоящее имя Армитиджа — Корто, — заметил Пьер, не отрывая глаз от бинокля. — Откуда?

— Не помню, — равнодушно пожал плечами Кейс. — Вроде он сам сказал. — Вот же черт за язык дернул! — У всех несколько имен. А вас правда зовут Пьер?

— Нам известно, на каких условиях вас лечили в Тибе, — заговорила долго молчавшая Мишель, — и это, пожалуй, первая ошибка Уинтермьюта. — Кейс изобразил на лице полное недоумение. Имя Уинтермьюта раньше не упоминалось. — На основе использованной при вашем лечении методики владелец клиники получил семь критически важных патентов. Вы понимаете, что это значит?

— Нет.

— А то, что хирург из подпольной клиники в Тиба — Сити теперь владеет контрольными пакетами трех крупных медицинских исследовательских консорциумов. Не совсем обычный поворот событий. Это сразу привлекло наше внимание.

Мишель скрестила загорелые руки на маленьких острых грудях и откинулась на пеструю подушку. Сколько же ей лет — то? Говорят, возраст всегда читается по глазам, однако Кейс никогда не понимал, что там можно прочитать. Из — за розового кварца очков Джули Дина глядели равнодушные глаза десятилетнего ребенка. Ничто, кроме костяшек пальцев, не выдавало возраста Мишель.

— Мы проследили за вами до Муравейника, затем потеряли и снова обнаружили, когда вы покидали Стамбул. От этого момента мы пошли назад и выяснили, что именно вы спровоцировали панику в "Сенснете". После этого корпорация обеспечила нам всю возможную помощь. Они провели у себя инвентаризацию. В ходе ее обнаружили, что пропал конструкт личности Маккоя Поли.

— В Стамбуле, — почти извиняясь, добавил Роланд, — все было совсем просто. Эта женщина нарушила контакт Армитиджа с секретной полицией.

— А затем вы появились здесь, — сказал Пьер, опуская бинокль в карман рубашки. — Мы очень обрадовались.

— Возможности позагорать?

— Вы прекрасно понимаете, что мы имеем в виду, — сказала Мишель. — А будете притворяться дурачком — только усложните свое положение. Вопрос экстрадиции[9] решен еще не до конца. Вы поедете с нами, так же, как и Армитидж. Но вот куда мы направимся? В Швейцарию, где вы окажетесь просто мелкой сошкой в суде над искусственным интеллектом? Или в СОБА, где можно доказать, что вы участвовали не только во взломе и ограблении банков информации, но также и в провоцировании общественных беспорядков, которые стоили четырнадцати невинных жизней? Так что выбирайте.

Кейс вытянул из пачки сигарету, Пьер услужливо щелкнул золотым "данхиллом".

— И станет ли Армитидж вас покрывать.

Вопрос прозвучал одновременно со щелчком блестящих "челюстей" зажигалки. Голова Кейса раскалывалась, лицо Пьера плыло и корежилось, словно отраженное в грязной луже.

— Сколько вам лет, босс?

— Достаточно, чтобы понять, что ты спекся, попал в глубокую задницу и теперь прямиком гремишь за решетку.

— Один момент, — сказал Кейс и затянулся. А затем выпустил в лицо "тьюринг — копам" струю дыма. — А как у вас, крутые вы ребята, с полномочиями? Не следовало ли вам пригласить на эту дружескую беседу службу безопасности Фрисайда? Тут же вроде их территория, верно?

Худое мальчишеское лицо помрачнело, темные глаза сузились, Кейс напрягся в ожидании удара, но Пьер только пожал плечами.

— Это не важно, — вмешался Роланд. — Ты поедешь с нами. Нам не привыкать к неопределенности законов. Договоры, согласно которым работает наш отдел, гарантируют нам большую гибкость. Да и сами мы проявляем гибкость, если этого требует ситуация.

Маска дружелюбия внезапно исчезла, теперь глаза Роланда стали такими же жесткими, как у Пьера.

— Ты хуже, чем просто дурак. — Мишель встала, по — прежнему сжимая в руке пистолет. — Тебе плевать на судьбу человечества. Тысячи лет люди мечтали о договоре с дьяволом. И только сейчас это стало возможным. Ну и сколько же тебе заплатят? За какую цену согласился ты помочь этой твари освободиться и вырасти? — В голосе Мишель звучала всепонимающая усталость, невозможная в девятнадцатилетней девушке. — Одевайся. Ты поедешь с нами. Ты и этот тип, которого ты называешь Армитиджем, вернетесь с нами в Женеву, чтобы дать показания в суде над искусственным интеллектом. Иначе мы тебя убьем. Прямо сейчас. — Мишель подняла пистолет — блестящий черный "вальтер" со встроенным глушителем.

— Одеваюсь, одеваюсь, — пробормотал Кейс и заковылял к кровати. Ноги так и остались ватными, неуклюжими. Господи, да неужели в этом барахле не осталось ни одной чистой майки?

— Тут рядом наш корабль. Мы сотрем конструкт Поли импульсным излучателем.

— "Сенснет" будет в экстазе, — сказал Кейс.

"А заодно сотрете и все улики, находящиеся в памяти "Хосаки". А других у вас нет".

— Ничего подобного. Это только избавит их от обвинения в изготовлении и хранении этой штуки.

Кейс натянул через голову рубашку. Увидел на кровати сюрикен, безжизненный кусок металла, свою звезду. Он поискал в себе недавнюю ярость, но ярость эта куда — то пропала. Самое время поднимать лапки, плыть по течению… А тут еще эти капсулы с ядом…

— Опять мясо, — пробормотал он.

В лифте Кейс подумал о Молли. Она, наверное, уже в "Блуждающем огоньке". Гоняется за Ривьерой. А за ней самой, вероятно, гоняется Хидео — тот самый, по — видимому, клонированный ниндзя. Из байки Финна, тот, что приходил за говорящей головой.

Кейс прислонился лбом к матово — черному пластику стенной панели и закрыл глаза. Конечности казались старыми кривыми деревяшками, разбухшими после дождя.

Под яркими зонтиками среди деревьев подавали ленч. Роланд и Мишель вернулись к прежней своей роли и весело заговорили по — французски. Пьер держался сзади. Мишель, скрыв оружие под переброшенной через руку белой парусиновой курткой, упирала ствол пистолета Кейсу в ребра.

На лугу, петляя между столиками и деревьями, Кейс гадал, решится ли Мишель стрелять, если он возьмет вот сейчас да и упадет от усталости. По краям поля зрения дрожали какие — то черные лохмы. Кейс посмотрел на раскаленную добела структуру системы Ладо — Ачесон и увидел, как на фоне искусственного неба грациозно порхает огромная бабочка.

Луг кончался крутым обрывом; там, за ограждением, теплый воздух, поднимающийся от Дезидераты, шевелил траву и головки полевых цветов. Мишель отбросила с глаз прядь коротких темных волос, показала пальцем вдаль и сказала что — то Роланду. По — французски. Ее голос звенел неподдельным счастьем. Кейс взглянул, что это она там показывает, и увидел изгибы искусственных озер, белое сверкание казино, бирюзовые прямоугольники сотен бассейнов, тела купальщиков — крошечные бронзовые иероглифы; все это держалось на искривленном корпусе Фрисайда благодаря искусственной гравитации.

Они прошли вдоль ограждения к изящному железному мостику, перекинутому через Дезидерату. Мишель подталкивала Кейса стволом "вальтера".

— Полегче, я быстрее просто не могу.

Грациозная бабочка спикировала в тот самый момент, когда они подходили к середине моста, спикировала с выключенным электродвигателем, абсолютно бесшумно, никто ничего и не заподозрил, пока черный углеволоконный пропеллер не снес Пьеру верхнюю часть черепа.

На мгновение все потемнело — самолетик заслонил ладо — ачесоновское солнце; Кейс почувствовал на затылке горячие брызги крови, а затем кто — то сбил его с ног. Кейс перекатился и увидел, что Мишель лежит на спине, подтянув колени к груди, и двумя руками целится из "вальтера". "Зря стараешься", с неправдоподобной ясностью пронеслось в голове. Она пыталась сбить хищное механическое насекомое.

А потом Кейс побежал. Достигнув первого дерева, оглянулся и увидел несущегося следом Роланда. Еще он увидел, как хрупкий биплан снес железные перила моста, сплющился в гармошку, перевернулся и рухнул вниз, в ущелье Дезидераты, увлекая за собой девушку.

Роланд даже не оглянулся. Белое лицо окаменело, зубы оскалились. Он что — то держал в руке.

Роланда убил садовый робот. Он бросился на сотрудника Регистра Тьюринга, когда тот пробегал мимо того же дерева, из гущи аккуратно подстриженных кустов — черно — желтый, в косую полоску, краб.

— Ты их убил, — задыхаясь от быстрого бега, бормотал Кейс. — Что ж ты, паскуда, делаешь, ты же всех их убил…

14

Небольшой состав мчался по туннелю со скоростью восемьдесят километров в час. Кейс сидел с закрытыми глазами. Душ помог прийти в себя, но от вида розовой от крови Пьера воды, текущей по белому кафельному полу, его вытошнило, вытошнило подчистую, до желчи.

По мере сужения веретена тяготение слабело. Живот Кейса негодующе бурчал.

На пристани его ждал Аэрол, со скутером.

— Кейс, у нас тут заморочки.

Голос в наушниках тихий, еле слышный. Кейс нажал подбородком на регулятор, прибавил громкость и всмотрелся в лицо Аэрола, скрытое лексановым забралом.

— Мне нужно попасть на "Гарвея".

— Ладно. Пристегнись, брат. Только "Гарвей" в плену. Вернулась яхта, та, которая приходила раньше. Она намертво заблокировала "Маркуса Гарвея".

Тьюринг?

— Что значит "приходила раньше"?

Кейс забрался на скутер и начал пристегивать ремни.

— Да японская яхта. Привозила тебе посылку…

Армитидж.

При виде "Маркуса Гарвея" в голове у Кейса завертелись беспорядочные образы ос и пауков. Маленький буксировщик прильнул к серой груди гладкого насекомоподобного корабля, в пять раз превышавшего его длиной. В ослепительном, не смягченном никакой атмосферой, свете солнца с неправдоподобной отчетливостью вырисовывались клешни захватов, вцепившихся в латаный — перелатаный корпус "Гарвея". Светлый гофрированный шлюз благоразумно огибал двигатели буксировщика и присоединялся к кормовому люку. Во всей этой конструкции было нечто непристойное, хотя она и навевала мысли скорее о кормлений, нежели о сексе.

— А что с Мэлкомом?

— С Мэлкомом все прекрасно. По трубе никто не ходил. Пилот яхты только поговорил с ним. Отдохни, говорит.

Когда они огибали серый корабль, Кейс прочитал под вытянутой гроздью японских иероглифов большие ярко — белые буквы: "ХАНИВА".

— Что — то мне это не нравится. Сваливать надо отсюда, и чем скорее, тем лучше.

— Мэлком говорит то же самое, но вот "Гарвей"… Он далеко не уйдет.

Пройдя передний шлюз и сняв шлем, Кейс услышал пулеметные очереди сионитского жаргона — Мэлком говорил с кем — то по радио.

— Аэрол вернулся на "Рокер", — сказал Кейс.

Мэлком скосил глаза, кивнул, даже не запнувшись в очередной фразе.

Перепутанные косички пилота торчали вверх, напоминая то ли змей на голове Медузы Горгоны, то ли какие — то диковинные водоросли; Кейс осторожно проскользнул над этими зарослями и начал снимать скафандр. На Мэлкоме красовались ярко — оранжевые наушники, он прикрыл глаза и сосредоточенно наморщил лоб, вслушиваясь в голос собеседника и утвердительно кивая. Одежда праведного пилота состояла из драных джинсов и старой зеленой нейлоновой куртки с оторванными рукавами. Кейс запихнул красный скафандр "Саньо" в грузовой гамак и забрался в страховочную сетку.

— Слышь, что дух говорит, брат, — сказал Мэлком. — Компьютер только и знает, что тебя спрашивает.

— А кто там, на яхте?

— Тот же японец, что раньше. А теперь с ним еще и этот твой мистер Армитидж, прилетел с Фрисайда…

Кейс надел дерматроды и вошел в киберпространство.

— Дикси?

Матрица предстала перед ним в виде розовых сфер сталеплавильного комбината в Сиккиме.

— Что это ты там чудишь? До меня доходят жуткие истории. Содержимое "Хосаки" один к одному скопировано в машину, стоящую на борту яхты твоего босса. Чистый атас. На тебе что, "тьюринги" повисли?

— Да, но Уинтермьют их убил.

— Только не надейся на долгую передышку. Их же. как собак нерезаных. Прибегут, как миленькие, и не втроем, а целой шоблой. Зуб даю, все их деки слетелись сейчас на наш сектор решетки, как мухи на теплое дерьмо. А твой драгоценный начальничек приказывает начинать. Давайте, говорит, и сейчас же.

Кейс набрал координаты Фрисайда.

— Ну — ка, Кейс, отодвинься на секунду…

Матрица расплылась и снова замерла; скорость и точность, с которыми Флэтлайн провел сложнейшую серию переходов, вызвали у Кейса дрожь зависти.

— Ни хрена себе…

— Не забывай, старик, я же классно работал при жизни. Пальцы так мелькали, что глазами не уследишь!

— Вот это, что ли? Слева, большой зеленый прямоугольник.

— Верно сечешь. Ядро банка данных корпорации "Тессье — Эшпул СА", а лед ихний создан двумя дружественными ИскИнами. Думаю, ничем не хуже любого армейского. Адский лед, Кейс, черный как могила, гладкий как стекло. И оглянуться не успеешь, как он поджарит мозги. А если мы приблизимся чуть поближе, он засунет нам трассеры в жопу и по штуке за каждое ухо, так что совет директоров Тессье — Эшпулов будет знать и размер твоей обуви, и длину твоей письки.

— У меня на это вообще не стоит, а тут еще "тьюринги". Слушай, может, лучше отвалить? Возьму тебя с собой…

— Ты, что? Без балды? Не хочешь даже посмотреть, что может эта китайская программа?

— Ну, в общем — то… — Кейс окинул взглядом зеленые стены тессье — эшпуловского льда. — Ладно, хрен с ним. Поехали.

— Вставляй кассету.

— Эй, Мэлком, — сказал Кейс, выйдя из матрицы, — я просижу с дерматродами на голове часов, наверное, восемь подряд.

Мэлком снова курил. Кабина утопала в клубах дыма.

— Я не смогу ходить в носовой отсек…

— О чем разговор.

Сионит сделал сальто вперед, порылся в сетчатой, на молнии, сумке и достал оттуда длинную, свернутую в бухту, прозрачную трубку, присоединенную к какой — то штуке, запечатанной в стерильный пузырь.

Устройство это, именовавшееся техасским катетером, Кейсу совершенно не понравилось.

Кейс вставил в прорезь кассету с китайским вирусом, немного посидел, вздохнул и дожал ее до упора.

— О'кей, — сказал он, — все готово. Послушай, Мэлком, если что — нибудь будет не так, возьми меня за левое запястье. Я почувствую. А ещё я надеюсь, ты выполнишь все, что тебе скажет "Хосака", ладно?

— Будь спок, брат.

Мэлком запалил свежий косяк.

— И прибавь вытяжку. Не хочу, чтобы это дерьмо действовало на мои нейротрансмиттеры. У меня и так отходняк.

Мэлком ухмыльнулся.

— В пуп и в гроб, — простонал Флэтлайн. — Ты только посмотри.

Вокруг них разворачивался китайский вирус. Многоцветная тень, неустанное движение бессчетных полупрозрачных завес. Он вздымался над ними, заслоняя горизонты киберпространства — необъятно огромный, каждую секунду — другой.

— Здоровая мамашка, — одобрил Флэтлайн.

— Посмотрю, как там Молли, — объявил Кейс и щелкнул симстим — переключателем.

Невесомость. Ощущение напоминало ныряние в абсолютно прозрачной воде. Молли "плыла" по широкой трубе из серого лунного бетона, освещенной через каждые два метра белыми неоновыми кольцами.

Связь была односторонняя. Говорить с ней Кейс не мог.

Он вернулся в киберпространство.

— Да, старик, программка — зашибись. Величайший, после хлеба, нарезанного ломтиками, плод гения человеческого. Эта фиговина, она же — невидимая. Я только что посидел секунд двадцать на той маленькой розовой коробочке в четырех шагах от тессье — эшпуловского льда, посмотрел, как мы выглядим со стороны. А никак. Нету нас здесь.

Кейс отыскал взглядом упомянутую розовую конструкцию, стандартный коммерческий блок, и осторожно к ней приблизился.

— Может, она бракованная.

— Может, но вряд ли. От нашей красавицы за километр несет военными разработками. И она новехонькая, только что из магазина. И никто ее не видит. Если бы нас заметили, посчитали бы за китайских диверсантов, но никто и в ус не дует. Возможно, даже обитатели "Блуждающего огонька".

Кейс посмотрел на гладкую стену, прикрывавшую "Блуждающий огонек".

— Ну что ж, — сказал Флэтлайн, — тоже ведь плюс, верно?

— Возможно. — Кейс болезненно сморщился от запредельного холода в позвоночнике — конструкт снова смеялся. — Я тут проверил, "Куанг–11" никогда не укусит за пятку — если ты, конечно, его хозяин. Парень очень вежливый, будто и впрямь китаец. Всегда готов помочь, к тому же вполне прилично изъясняется по — английски. Ты слышал о медленных вирусах?

— Нет.

— А я как — то слышал. Правда, в самых общих чертах. Но как раз они — то и характеризуют "Куанга". Тут не какое — нибудь там сунул — вынул и бежать, а скорее взаимодействие со льдом, настолько медленное, что он его не ощущает. Фронт логической системы "Куанга" вроде как прилипает к атакуемому объекту, а затем подключаемся мы, и основная программа начинает крутить вензеля вокруг логики льда. Мы срастаемся с ним как сиамские близнецы, а система ничего даже не подозревает.

Флэтлайн снова рассмеялся.

— Уж больно ты сегодня развеселился. Понимаешь, этот твой смех вроде как раздирает мне позвоночник.

— Весьма сочувствую, — сказал Флэтлайн, — но нам, покойникам, просто необходимо смеяться. Для повышения жизненного тонуса.

Кейс щелкнул симстим — переключателем.

И очутился среди спутанного металла и запаха пыли, а подушечки ладоней скользили по глянцевой бумаге. Позади что — то с шумом рухнуло.

— Да ты успокойся, — сказал Финн. — Расслабься.

Кейс лежал враскорячку на куче пожелтевших журналов, а вокруг во мраке "Метро Гологрэфикс" светилась галактика белозубых девичьих улыбок. Кейс вдыхал запах старых журналов и ждал, пока успокоится сердце.

— Уинтермьют! — сказал он.

— Да, — послышался сзади голос Финна. — В самую точку.

— Мать твою! — Кейс сел и потер запястья.

— Да брось ты, — сказал Финн, появляясь из чего — то вроде ниши в нагромождении хлама. — Так ведь для тебя удобнее. — Он достал из кармана пиджака пачку "Партагас" и закурил. Мастерскую наполнил удушливый дым кубинского табака. — А ты бы хотел, чтобы я появился перед тобой как горящий кустарник в матрице? Не волнуйся, за время твоего отсутствия там ничего не случится. Час здесь займет всего пару секунд реального времени.

— А ты никогда не задумывался, что твои появления в виде знакомых людей действуют мне на нервы? — Кейс встал, стряхнул с черных джинсов пыль, оглянулся на грязные окна и закрытую наружную дверь. — А там что? Нью — Йорк? Или больше ничего?

— Ну — у, — протянул Финн, — это вроде как с тем деревом. Упало в лесу, где его никто не слышал. Так трещало оно или нет? — Он широко усмехнулся, продемонстрировав огромные, желтые от никотина передние зубы, и снова затянулся, — Иди прогуляйся, если хочешь. Всё на месте. Во всяком случае — всё, что ты когда — нибудь видел. Это — воспоминания, понятно? Я выкачал их из тебя, перетасовал и запустил обратно.

— У меня не настолько хорошая память. — Кейс огляделся. Затем он посмотрел на свои руки, попытался вспомнить, как должны выглядеть линии на ладонях, но не сумел.

— У всех хорошая память. — Финн бросил окурок и раздавил его каблуком. — Только не все умеют ею пользоваться. Художники — те умеют, особенно хорошие. Если ты сравнишь окружающее с настоящей мастерской Финна в южной части Манхэттена, отличия, конечно же, будут, но не такие большие, как можно было бы ожидать. Твоя память голографична. — Финн подергал себя за ухо. В отличие от моей.

— А что это значит — голографична? — Он вспомнил о Ривьере.

— Голографическая парадигма — лучшее, что придумали люди для описания структуры своей памяти. Но вы так и не сумели ее толком использовать. — Финн шагнул вперед, задрал голову и внимательно посмотрел на Кейса. — В противном случае меня бы, скорее всего, не было.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу вам помочь, — пожал плечами Финн. Обтрепанный твидовый пиджак, слишком для него широкий, косо обвис.

— Зачем?

— Потому что вы нужны мне. — Снова показались большие желтые зубы. — А я нужен вам.

— Дерьмо собачье. Ты можешь читать мои мысли, Финн? То есть, — Кейс болезненно поморщился, — Уинтермьют.

— Мысли невозможно читать. Даже интересно, ты почти не умеешь читать — и все равно пользуешься ветхой парадигмой печатного текста. Я могу извлечь содержимое твоей памяти, но ведь это — не мысли. — Финн сунул руку в оголенное шасси древнего телевизора и вытащил серебристо — черную радиолампу. — Видишь? Элемент моей ДНК, ну не совсем, но вроде…

Он бросил лампу в угол, раздался негромкий хлопок и звон.

— Вы всегда строите модели. Каменные круги. Соборы. Стоящие в этих соборах органы. Арифмометры. Ты можешь себе представить, что я не знаю, почему нахожусь здесь? Но, если сегодняшний рейд закончится удачно, вы получите то, к чему стремились все это время.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— "Вы" — это вы все вместе. Род человеческий.

— Ты убил "тьюрингов".

— Пришлось, — пожал плечами Финн. — Некуда было деться. Да и вообще, чего ты так разохался, они — то прикончили бы тебя и глазом бы не моргнули. Как бы там ни было, я вытащил тебя сюда, и нам нужно поговорить. Узнаешь?

В его руке появилось обгорелое осиное гнездо из сна Кейса, полутемную мастерскую наполнила вонь керосина. Кейс попятился и прижался спиной к залежам хлама.

— Да. Моя работа. Я использовал голографический проектор гостиничного окна. Один из образов, списанных из твоей памяти, пока ты был в отключке. Знаешь, почему гнездо так важно?

Кейс помотал головой.

— Потому… — Гнездо куда — то исчезло. — …что оно — наилучшая метафора того, чем хотели бы быть Тессье — Эшпулы. Замени только ос на людей. "Блуждающий огонек" — нечто вроде этого гнезда; по крайней мере, так было задумано. Думаю, это улучшит твое настроение.

— Улучшит?

— Конечно, ведь теперь ты знаешь, что они такое. А то ты уже начал меня ненавидеть. Оно, конечно, неплохо, но ты перенеси лучше свою ненависть на них. В них тоже нет ничего человеческого.

— Послушай, — Кейс сделал шаг вперед, — они не сделали мне ничего плохого. А ты — другое дело… — Но чувство гнева не возникало.

— Так вот, меня создали Тессье — Эшпулы. Эта французская девочка, она сказала, что ты предал человечество. Дьяволу, так она меня назвала. — Финн ухмыльнулся. — В общем, не важно. Пока мы работаем, ты должен кого — нибудь ненавидеть. — Он развернулся и ушел в глубь мастерской. — Ладно, иди сюда, я расскажу тебе кое — что о "Блуждающем огоньке".

Финн поднял уголок одеяла. Оттуда хлынул яркий свет.

— Кой хрен, да что ты там как неживой?

Кейс нерешительно подошел.

— Вот и прекрасно, — сказал Финн, хватая его за локоть.

Облачко пыли, запах лежалой шерсти, а потом сразу — невесомость, цилиндрический коридор из рифленого лунного бетона, освещенный через каждые два метра белыми неоновыми кольцами.

— Боже, — пробормотал Кейс.

— Это — главный вход, — пояснил Финн. Сейчас его пиджак выглядел особенно нелепо. — В реальности на месте моей мастерской находятся главные ворота, они наверху, у самой оси Фрисайда. Подробностей будет мало, потому что у тебя нет воспоминаний. За исключением этого коридора, который ты видел при помощи Молли…

Кейс старался лететь прямо, но его стало закручивать по пологой спирали.

— Держись, — подбодрил Финн, — я сделаю быструю перемотку.

Стены расплылись. Появилось головокружительное ощущение стремительного полета, мелькали цвета, они огибали углы и неслись по узким коридорам. Судя по всему, в одном месте они прошли сквозь мощную, в несколько метров толщиной, стену — мгновенная вспышка кромешной мглы.

— Здесь, — объявил Финн. — Прибыли.

Они плавали в центре квадратной комнаты. Стены и потолок облицованы темным деревом. Кристаллически поблескивает квадратный ковер; выполненный синей и алой шерстью орнамент повторяет структуру какой — то микросхемы. В самом центре комнаты — квадратный пьедестал из молочно — белого стекла, точно выравненный по сторонам ковра.

— Вилла "Блуждающий огонек", — мелодично заговорил изукрашенный драгоценными камнями предмет на пьедестале, — это прихотливый каприз, тело, проросшее внутрь самого себя, готический замок. Каждое помещение этой виллы — тайный склеп, каждый коридор — тайный ход. Бесконечный ряд комнат и залов, соединенных переходами и лестницами, змеящимися подобно исполинскому кишечнику, крутые повороты, в которых бессильно запутывается взгляд, расписные перегородки и ширмы, пустые альковы…

— Сочинение 3–Джейн, — сказал Финн, вытаскивая свои "Партагас". — Она записала его в двенадцатилетнем возрасте. Когда изучала семиотику.

— Архитекторы Фрисайда приложили максимум стараний, скрывая тот факт, что интерьер веретена организован с пошлой точностью меблировки гостиничного номера. В "Блуждающем" же "огоньке, внутренние поверхности веретена покрыты фантастическими зарослями структур, формы текут, переплетаются и сливаются, сходясь к незыблемому микроэлектронному ядру, корпоративному сердцу нашего клана, кремниевому цилиндру, пронизанному узкими — иногда не толще человеческой руки — эксплуатационными каналами. В этих каналах живут блестящие крабы — миниатюрные роботы, ежесекундно готовые исправить случайную неполадку, встать на пути преднамеренного вредительства.

— Ты ее видел в ресторане, — напомнил Финн.

— По стандартам архипелага, — продолжила голова, — мы — старая семья, и причудливость архитектуры нашего дома отражает наш возраст. Но она отражает и нечто другое. Семиотика виллы выдает стремление внутрь и отрицание сияющей бездны, пребывающей — если небытие может пребывать — где — то там, за оболочкой веретена.

Тессье и Эшпул поднялись по гравитационному колодцу в космос — и возненавидели его. Они построили Фрисайд, чтобы выкачивать деньги из новых островов, стали богатыми и эксцентричными и начали строить продолжение своего тела, "Блуждающий огонек". Мы спрятались за своими деньгами и стали расти внутрь, создавая собственную, непроницаемую извне, вселенную.

На вилле "Блуждающий огонек" нет неба — ни искусственного, ни какого — либо еще.

В кремниевом ядре виллы есть небольшая комната, единственное на весь комплекс помещение с прямыми углами. Здесь, на простом стеклянном пьедестале, установлен расписной — перегородчатая эмаль по платине — бюст, инкрустированный ляпис — лазурью и жемчугом. Сверкающие шарики его глаз вырезаны из искусственного рубина — одного из иллюминаторов того самого корабля, который вывел в космос первого Тессье, а затем вернулся за первой Эшпул…

Голова замолчала.

— Ну и..? — спросил Кейс, почти ожидая, что голова ответит ему.

— Конец, — сказал Финн. — Точнее говоря, она не закончила сочинение. Маленькая была, непоседливая. А эта хреновина — нечто вроде ритуального терминала. Мне нужно, чтобы Молли сказала здесь в нужный момент нужное слово. В этом — то и вся заковыка. Если голова не услышит волшебное слово, тогда один хрен, как далеко вы с Флэтлайном заведете китайский вирус.

— И какое же это слово?

— Не знаю. Можно сказать, что моя сущность тем и определена, что я не знаю — потому, что я не могу знать. Аз есмь тот, коий не ведает слова. И даже если бы ты его знал и сказал мне — я бы не смог узнать. Это предохранитель, встроенный в мою постоянную память. Кто — то посторонний должен узнать это слово и произнести его перед головой в тот момент, когда вы с Флэтлайном проломитесь сквозь лед и войдете в ядро системы.

— И что потом?

— Потом я перестану быть. Исчезну.

— Для такой радости можно и постараться, — заметил Кейс.

— Конечно. Только ты, Кейс, поосторожнее. Похоже, моему, ну, скажем, другому полушарию не слишком все это по нутру. А все горящие кустарники похожи друг на друга, их не очень — то и разберешь. Армитидж начинает делать что — то не то.

— В каком смысле??

Но тут комната с деревянными панелями смялась, бумажным журавликом сложилась под десятком невозможных углов и выпала, кувыркаясь, в киберпространство.

15

— Ты что, сынок, хочешь побить мой рекорд? — спросил Флэтлайн. — Снова мозговой коллапс, пять секунд.

— Следи за лавкой, — пробормотал Кейс и щелкнул симстим — переключателем.

Темнота, Молли низко припала к полу, под ладонями грубый, шершавый бетон.

"КЕЙС КЕЙС КЕЙС КЕЙС", — замигало на цифровом дисплее: Уинтермьют сообщал ей, что связь установлена.

— Веселенькие дела, — проворчала Молли. Она оторвала ладони от бетона, потерла их одна о другую и щелкнула костяшками пальцев. — Где тебя черти носили?

"ПОРА МОЛЛИ ТЕПЕРЬ ПОРА".

Молли сильно прижала язык к нижним передним зубам.

Один чуть качнулся, включились миниатюрные фотоумножители, отдельные случайные фотоны, пролетающие в темноте, превратились в ощутимые потоки электронов, и бетон вокруг стола стал призрачно белым, зернистым.

— О'кей, красавчик. Пошли развлекаться.

Ее убежище оказалось чем — то вроде вспомогательного туннеля. Молли проскользнула между прутьев фигурной, потемневшей от времени бронзовой решетки. На ней снова был мимикрирующий комбинезон — в какой — то момент Кейс заметил краешек рукава. Под поликарбоновым пластиком ощущалась знакомая упругость плотно облегающей тело кожи. Левое плечо оттягивал ремешок с каким — то угловатым тяжелым предметом. Молли встала на ноги, расстегнула костюм и потрогала рифленую рукоятку пистолета.

— Кейс, — сказала она почти беззвучно, — ты меня слышишь? Я тут хочу тебе рассказать… Был у меня когда — то парень… Ты мне немного напомнил… — Молли свернула за угол, на секунду остановилась и осмотрелась. — Джонни, так его звали.

Вдоль низкой сводчатой галереи стояли десятки музейных стендов, говоря попросту — деревянных, застекленных спереди ящиков. Допотопные эти сооружения выглядели здесь совершенно неуместно; казалось, их принесли сюда для какой — то неведомой цели и забыли. Через каждые десять метров висели столь же архаичные светильники — белые матовые шары в тусклых латунных абажурах. Поверхность под ногами пошла какая — то неровная; прошло некоторое время, пока Кейс сообразил, что это — из — за бесчисленных, без всякого порядка разбросанных ковриков. Казалось, что пол устлан мягким толстым (кое — где коврики лежали в пять — шесть слоев) лоскутным одеялом.

К некоторой досаде Кейса, Молли почти не обращала внимания ни на шкафы, ни на их содержимое. Ему пришлось довольствоваться тем, что выхватывал ее безразличный взгляд: керамические черепки, старинное оружие, какой — то совершенно непонятный предмет, густо усеянный ржавыми шляпками гвоздей, обтрепанные фрагменты гобеленов…

— Джонни… он был очень толковый парень. Подрабатывал на Мемори — Лейн "копилкой" — чипы в голове, клиенты прятали туда информацию. Не помню уж почему, за ним погнались якудза; наше с Джонни знакомство с того и началось, что я вырубила их наемного убийцу. Просто повезло — мужик был и сильнее меня, и умел гораздо больше. Ну а потом мы сошлись, и все у нас было хорошо.

Молли едва шевелила губами; Кейс чувствовал артикуляцию и понимал слова, даже не слыша их.

— Мы не пожалели денег, обзавелись профессиональной аппаратурой, способной восстанавливать по остаточным следам всю ту информацию, которую хранил он в прошлом. Переписали ее на пленку и начали трясти некоторых клиентов, точнее — экс — клиентов. Я была и инкассатором, и боевиком, и сторожевой собакой. Счастливое время. Ты когда — нибудь был счастлив, Кейс? У меня был Джонни. Мы работали с ним на пару. Партнеры. За два месяца до этого я окончательно развязалась с тем борделем…

Молли замолчала, осторожно обогнула поворот, огляделась и прошла дальше. Снова деревянные ящики цвета тараканьих крыльев.

— Нам было хорошо, и мы ничего не боялись. Даже и не задумывались, что кто — то там может нас тронуть. А если что я всегда сумею защититься. Думаю, якудза все еще охотилась за Джонни. Ведь я убила их человека. А Джонни кого — то там из них заложил. А эти долбаные яки никогда не торопятся, они могут ждать годы и годы. Чем лучше тебе сейчас, тем хреновее будет потом, когда они о тебе вспомнят. Терпеливые, как пауки. Дзен — пауки.

Тогда я этого не знала. А может, знала, но считала, что к нам это не относится. В молодости каждый считает себя уникальным. Я была молодая. Они пришли в тот самый момент, когда мы решили, что заработали достаточно, что можно завязать и куда — нибудь уехать, например — в Европу. Ни один из нас не представлял себе, чем же мы, собственно, займемся, когда вместо уймы работы появится уйма свободного времени. Но мы уже обленились, заплыли жирком — швейцарские орбитальные счета, квартира, забитая всякой хренопенью. Все это как — то расслабляет.

Тот, первый, которого я убрала, был мужик крутой. Прекрасная реакция, имплантанты, техника боя такая, что выстоял бы и против десятка обычных громил одновременно: Но второй, он был, ну не знаю, вроде монаха. Клонированный. Убийца — и даже не до мозга костей, а до клеточного уровня. Ничего не говорил, и это его безмолвие казалось безмолвием смерти. Смерть окружала его густым, осязаемым на ощупь облаком…

Дальше коридор раздваивался, выходил к двум одинаковым, ведущим вниз лестницам. Молли выбрала левую.

— Когда — то, я была еще маленькой девочкой, мы жили в заброшенном доме. На берегу Гудзона, а крысы там здоровые, ты не поверишь. Это все химия. Честное слово, ростом с меня: одна из них целую ночь скреблась у нас под полом. А утром кто — то привел этого старика, щеки у него были все в морщинках, а глаза — совсем красные. Он принес промасленный кожаный сверток. Ну вроде как инструменты предохраняют от ржавчины. Развернул, а там старый револьвер и три патрона. Тут старик заряжает один патрон и начинает ходить по комнате туда — сюда, а мы жмемся по стенам.

Туда — сюда. Руки на груди, голова опущена, а про свой револьвер — будто забыл. Крысу выслушивает. Мы — молчим, пальцем шевельнуть боимся. Старик сделает шаг — крыса, ее же слышно, передвинется. Крыса передвинется, и тогда он снова шагнет. И вот так целый час, а потом он словно вспомнил про револьвер. Направил его в пол, ухмыльнулся и выстрелил. Свернул свое хозяйство и ушел.

Я очень боялась, но все же слазила туда, под пол. У нее была дырка прямо между глаз.

Молли внимательно изучила очередную запертую дверь; они встречались по пути довольно часто.

— Второй, что пришел за Джонни, он был вроде того старика. Нет, не старый, а просто такой же. Он убивал в точности так.

Коридор вывел к просторному помещению. Море дорогих ковров, на потолке — гигантская люстра, нижняя подвеска почти касается пола. Когда Молли вошла в холл, раздался мелодичный хрустальный звон. "ТРЕТЬЯ ДВЕРЬ НАЛЕВО", — замигал дисплей.

Молли свернула налево, стараясь не задеть перевернутое хрустальное дерево.

— Я видела его только раз. По дороге домой, он как раз выходил. Мы жили в переделанном под жилье заводском комплексе, вместе с уймой молодых перспективных ребят из "Сенснета". Охранная система была вполне приличной, но я ее еще усилила, поставила самое серьезное оборудование, чтобы сделать абсолютно надежной. Я знала, что Джонни — дома. А этот коротышка сразу привлек мое внимание, как только вышел из двери. Не сказал мне ни слова. Мы только посмотрели друг на друга, и я все поняла. Самый обыкновенный парнишка, небольшого росточка, в обыкновенной одежде, без всякого гонора, скромный. Он посмотрел на меня и сел на рикшу. Я все поняла. Бросилась вверх по лестнице, а Джонни сидит возле окна на стуле, слегка приоткрыв рот, словно хочет что — то сказать…

Старая, даже древняя дверь; судя по орнаменту, когда — то эта резная, из тайландского тика, панель была гораздо больше, но ее уполовинили, по размерам дверного проема. Под извивающимся драконом — примитивный механический замок с накладкой из нержавеющей стали. Молли опустилась на колени, вынула из внутреннего кармана небольшой тугой сверток из черной замши, выбрала тонкую, как иголка, отмычку.

— Я, конечно, не ушла в монастырь, но все, что были потом, они были мне по фигу — что есть, что нет.

Молли замолкла, вставила отмычку и принялась за работу, сосредоточенно покусывая нижнюю губу. Похоже, она надеялась исключительно на осязание — ее глаза расфокусировались, дверь превратилась в светлое пятно. Кейс слушал тишину холла, нарушаемую лишь негромким позвякиванием люстры. Люстра — не под электрическое освещение, а совсем старинная, под свечи. Свечи? На вилле все было с каким — то вывертом. Кейс вспомнил рассказ Кэт о замке с прудами и лилиями и манерные фразы 3–Джейн, которые декламировала эта бредовая голова. Структура, которая прорастает сама в себя. Пахло здесь как в церкви — сладковато и вроде как плесенью. И где же все эти Тессье — Эшпулы? Кейс ожидал увидеть настоящий улей дисциплинированной активности, но Молли не встретила пока ни души, исповедальный монолог вызвал у него неловкость, прежде она не очень — то о себе распространялась. Единственное исключение — история, рассказанная в этом кукольном борделе, а так можно было бы подумать, что у нее вообще нет прошлого.

Молли закрыла глаза, и раздался щелчок, Кейс скорее почувствовал его, чем услышал. Звук напомнил ему магнитные защелки в том же самом кукольном борделе. Его кредитная карточка не должна была открыть дверь Молли — но открыла. Это сделал Уинтермьют, это он управлял замком — точно так же, как управлял беспилотным самолетиком и роботом — садовником. Программа управления замками дома "живых кукол" входила в систему безопасности Фрисайда. Обыкновенный механический замок создавал для ИскИна целую проблему, требовалось вмешательство либо какого — нибудь робота, либо человека.

Молли открыла глаза, спрятала отмычку в замшу, замшу аккуратно свернула и сунула в карман.

— А ты вроде как на него похож, — сказала Молли. — Прятаться от кого — то, убегать — это у тебя на роду написано. Все эти заморочки в Тибе — простейший, очевиднейший вариант того, чем занимался бы ты в любом другом месте. Непруха, она часто так делает, обнажает самую сущность. — Молли поднялась на ноги, потянулась, затем стряхнула с одежды пыль. — Знаешь, я думаю: тот тип, которого Тессье — Эшпулы послали за Джимми — за парнем, укравшим голову, — очень похож на того, которого яки послали убить Джонни.

Она вытащила игольник из кобуры, перевела его на автоматический огонь и окинула взглядом дверь.

Уродливость этой двери ошеломляла. Даже не самой двери, она была прекрасна, а в прошлом являлась частью еще более прекрасного целого, ошеломляло то, как ее распилили, чтобы подогнать к дверному проему. Ее прямоугольная форма совершенно не вписывалась в плавные изгибы полированного бетона. Они привозили такие вот штуки, думал Кейс, а потом силой подгоняли их к месту. И ничего из этого не выходило. Дверь была такой же неуклюжей и неуместной, как музейные стенды, как огромное хрустальное дерево. Кейс вспомнил сочинение 3–Джейн и решил, что всю эту обстановку привезли с Земли в соответствии с каким — то генеральным планом, полузабытой мечтой, превратившейся в навязчивое стремление заполнить пространство, воплотить в жизнь некий бредовый образ семейного гнезда. Кейс вспомнил разоренное осиное гнездо, корчащихся безглазых тварей.

Молли взялась за переднюю лапу резного дракона, и дверь легко открылась.

Автоматически вспыхнувшие лампы осветили маленькую, тесно заставленную комнату, даже и не комнату, а кладовку. Молли прикрыла дверь и направилась к серым металлическим шкафикам, выстроившимся вдоль изогнутой стены.

"ТРЕТИЙ СЛЕВА", — замигала в глазу надпись на месте индикатора времени — управление чипом вновь перехватил Уинтермьют. "ПЯТЫЙ СВЕРХУ". Но Молли сначала открыла верхний ящик, и не ящик, собственно, а неглубокий поддон. Пустой. Второй — то же самое. В третьем, более глубоком, лежали тусклые бусины припоя и небольшой коричневый предмет, похожий на фалангу человеческого пальца. В четвертом ящике — отсыревшая, покоробившаяся книга, какой — то технический справочник на французском и японском языках. В пятом, за бронированной рукавицей тяжелого скафандра, обнаружился ключ. Он напоминал тусклую медную монетку с припаянной с краю коротенькой полой трубочкой. Молли покрутила ключ в пальцах, Кейс заметил внутри трубочки выступы и бороздки. С одной стороны монетки виднелись выпуклые буквы "ЧАББ". Другая сторона оставалась чистой.

— Он мне все рассказал, — прошептала Молли, — Уинтермьют. Как он ждал удобного случая, ждал много лет. В то время он не обладал реальной силой, однако мог воспользоваться охранной и хозяйственной системами, чтобы знать местонахождение любого предмета и все его перемещения. Двадцать лет назад кто — то потерял этот ключ, и Уинтермьюту удалось найти человека, который нашел его и принес сюда. А затем он убил мальчика, который нашел ключ. Восьмилетнего мальчика.

Бледные пальцы медленно сомкнулись, Молли сжала ключ в кулаке.

— И все для того, чтобы никто не нашел эту проклятую железяку.

Она вынула из нагрудного кармана черный нейлоновый шнурок, аккуратно продела его через круглую дырочку над словом "ЧАББ", завязала узлом и повесила ключ на шею.

— Они доставали его своей якобы старомодностью, всей этой херней под девятнадцатый век. Там, на экране, он выглядел совсем как Финн. Я иногда забывалась и думала, что это и вправду Финн.

Встроенный индикатор показывал время, цифры наложились на серые стальные ящики.

— Он говорит: если бы Тессье — Эшпулы действительно стали тем, чем хотели, он бы давно вырвался на свободу. Только они не стали. Все их грандиозные планы накрылись большим тазом. Уроды. Уроды и извращенцы, вроде 3–Джейн. Это не я, это Уинтермьют так сказал, хотя ее — то как раз он любит.

Молли повернулась, открыла дверь и вышла из комнаты, нежно поглаживая ребристую рукоятку игольника, успевшего вернуться в свою кобуру.

Кейс перешел в киберпространство.

"Куанг — Грэйд — Марк — Одиннадцать" продолжал расти.

— Ну как, Дикси, думаешь, эта хрень сработает?

— А медведи гадят в лесах?

Флэтлайн провел его сквозь радужное колыхание бессчетных полупрозрачных завес.

В ядре китайской программы формировался какой — то темный сгусток. Информационная перегрузка матрицы разрешалась гипногогическими образами. Еле заметные калейдоскопически — изменчивые клинья сходились к антрацитовому фокусу. На полупрозрачных плоскостях выпадали знаки зла и несчастья, свастики, черепа, "змеиные глаза" на игральных костях[10]. Если смотреть в фокальную точку прямо, там словно вообще ничего не было. Только после двенадцатой попытки Кейс увидел боковым зрением блестящую, как обсидиан, акулообразную форму, черное зеркало ее поверхности отражало слабые, далекие огоньки, никак не связанные с близлежащими участками матрицы.

— Это и есть жало, — пояснил конструкт. — Мы его двинем, как только "Куанг" совсем подружится с ядром Тессье — Эшпулов.

— А ты, кстати, прав, — заметил Кейс. — Существует некий аппаратно встроенный внешний контроль, который должен держать Уинтермьюта в рамочках. Хотя ты и сам видишь, в каких он там…

— Он, — прервал его конструкт. — Он. Поосторожнее с такими словами, не "он", а "оно". Я долблю тебе это раз за разом.

— Это код. Всего одно, если верить ему, слово. Кто — то должен сказать это слово некоему хитрому, с прибамбасами, терминалу, стоящему в некой комнате, сказать в тот самый момент, когда мы пробьем лед и займемся начинкой, какая уж она там есть.

— Ты бы сходил пока, погулял, — посоветовал Флэтлайн. — "Куанг" работает медленно, но верно.

Кейс вышел из матрицы.

Мэлком смотрел на него почти испуганно:

— Ты снова был мертвый, брат.

— Бывает, — ответил Кейс. — К этому тоже привыкаешь.

— Ты играешь с силами тьмы.

— А ты что, можешь предложить что — нибудь поинтереснее?

— Любовь Джа, Кейс, — сказал Мэлком и отвернулся к рации. Кейс посмотрел на перепутанные косички, на веревки мускулов, играющие под темной кожей рук.

И вернулся в киберпространство.

И перешел в симстим.

Молли рысцой бежала по коридору, возможно — одному из прежних. Застекленных ящиков больше не было, Кейс решил, что они приближаются к концу веретена — тяготение стало еще слабее. Еще немного, и Молли уже не бежала, а почти летела над ковровыми волнами. Еле заметное покалывание в ноге…

Коридор резко сузился, повернул и разделился надвое.

Девушка свернула направо и стала подниматься по издевательски крутой лестнице, боль в ноге заметно усилилась. На потолке — плотно увязанные жгуты проводов, цветокодированных нервов машинного мозга. Стены в пятнах сырости.

На треугольной лестничной площадке Молли остановилась и потерла ногу. Снова узкие коридоры, только теперь — с коврами на стенах. Стоп. Еще одно разветвление, на этот раз — в три стороны.

"ЛЕВЫЙ".

Молли пожала плечами.

— Подожди, дай — ка я немного осмотрюсь.

"ЛЕВЫЙ".

— Потерпи малость, у нас полно времени.

Она пошла направо.

"СТОЙ".

"ВЕРНИСЬ".

"ОПАСНО".

Молли остановилась. В конце коридора — полуоткрытая дубовая дверь, оттуда доносится громкий, но невнятный, словно у пьяного, голос. Язык, решил Кейс, вроде бы французский, но только не разберешь. Молли сделала шаг, потрогала игольник, сделала еще один шаг. И попала в поле нейронного парализатора. Негромкое гудение, мгновенно перешедшее в свист, напомнило Кейсу выстрел из игольника. Мышцы Молли бессильно обмякли, она повалилась вперед, ударилась лбом о дверь, затем изогнулась, упала на спину и застыла, не способная ни дышать, ни даже сфокусировать взгляд.

— Это что, маскарадный костюм? — поинтересовался все тот же невнятный голос.

Дрожащая рука нащупала за пазухой Молли игольник, вытащила его наружу.

— Ну что ж, дитя мое, заходи в гости. Вставай.

Молли поднялась медленно, неуверенно, не отрывая глав от бездонного зрачка пистолета. Теперь рука мужчины казалась достаточно твердой, ствол двигался, словно привязанный к ее горлу невидимой, туго натянутой нитью.

Высокий, даже долговязый, старик с лицом, как у той девушки, которую Кейс видел в ресторане. Одет в тяжелый, темно — коричневого шелка, халат с длинными стегаными отворотами и отложным воротником. Одна нога босая, другая — в черном бархатном шлепанце с лисьей мордой, вышитой золотом, на подъеме.

— Заходи, заходи. — Он подкрепил свои слова широким, гостеприимным жестом. — Только, пожалуйста, без резких движений.

Большая часть предметов, переполнявших большую, похожую на зал, комнату, не говорила Кейсу ровно ничего. Он заметил серую металлическую стойку со старомодными мониторами "Сони", широкую бронзовую кровать, заваленную овчинами и ковровыми подушками, вышедшими, похоже, из той же мастерской, что и половики в коридоре. Взгляд Молли перескочил с огромного музыкального центра "Телефункен" к полкам с рядами тонких обветшавших корешков, обтянутых прозрачной пленкой (старинные пластинки, можно было сразу догадаться), а затем — к брускам кремния, разбросанным по обширному лабораторному столу. Кейс отметил киберпространственную деку и дерматроды, но взгляд Молли на них не задержался.

— Вообще — то, — сказал старик, — нужно было убить тебя сразу, без лишних разговоров.

Кейс почувствовал, как Молли напряглась, приготовилась к прыжку.

— Но сегодня я добрый. Как тебя звать?

— Молли.

— Молли. А я — Эшпул.

Старик погрузился в мягкие складки огромного кожаного кресла с квадратными хромированными ножками, рука его сжимала пистолет все так же твердо и уверенно. Он положил игольник на стоящий рядом бронзовый столик, сбив при этом пластмассовый пузырек с какими — то красными таблетками. На столике громоздилось множество пузырьков, бутылок со спиртным и пластиковых конвертов, из которых просыпался белый порошок. Кейс заметил старомодный стеклянный шприц и ложку из нержавейки.

— Послушай, Молли, а как же ты плачешь? У тебя же глаза совсем закупорены. Не понимаю.

Мертвенно — бледное лицо, темные круги вокруг налитых кровью глаз, испарина на лбу.

Больной, решил Кейс. Или принял дозу.

— Я редко плачу.

— Но все равно, как бы ты плакала, если бы пришлось?

— Я бы не плакала, — пожала плечами Молли, — а плевалась. Слезные протоки выведены мне в рот.

— В таком случае, ты уже сумела, несмотря на юный возраст, усвоить один из самых важных жизненных уроков. — Старик опер руку с пистолетом о колено, а другой взял первую попавшуюся бутылку. Отхлебнул из горлышка. Бренди. Из угла пепельно — серых губ потекла тонкая струйка. — Плеваться. Но ни в коем случае не плакать. — Он снова приложился к бутылке. — Сегодня, Молли, я очень занят. Я создал все это хозяйство, и сегодня я очень занят. Я умираю.

— Тогда давайте я уйду, — предложила Молли.

Хриплый, лающий звук, очень мало напоминающий смех.

— Ты вломилась сюда, испортила мне все самоубийство, а теперь хочешь просто вот так взять и уйти? Поразительная, непостижимая наглость.

— А чему тут, собственно, удивляться? У меня нет на свете ничего, кроме вот этой моей задницы. Я хочу унести ее отсюда в целости и сохранности.

— Ты — очень бестактная девица. У нас тут принято совершать самоубийства с соблюдением определенного декорума. Что я и собирался сделать. А теперь вот появляется новая мысль. А не прихватить ли мне в ад и тебя? Это было бы очень по — египетски.

Старик сделал очередной глоток.

— Иди сюда.

Трясущаяся рука протянула Молли бутылку.

— Выпей.

Молли покачала головой.

— Зря боишься, никакого яда там нет, — сказал старик, возвращая бутылку на стол. — Садись. Садись прямо на пол. Я буду с тобой разговаривать.

— О чем?

Молли села на пол. Кейс почувствовал, как под ногтями чуть шевельнулись лезвия.

— Обо всем, что придет в голову. В мою голову. Я тут хозяин, или кто? Меня разбудили ядра. Двадцать часов тому назад. Сказали, что что — то тут делается и что нужен я. Так это что, ты и была это что — то? Странно, уж с тобой — то они бы и сами справились. Нет, там что — то другое… но только я, понимаешь ли, спал. Уже тридцать лет. Ты еще не родилась, когда я в последний раз заснул. Нам говорили, что в таком холоде снов не будет. И что холода тоже не будет. Чушь, Молли, сплошное вранье. Я видел сны. Холод пропустил сюда внешний мир. Внешний. Тот мрак, для защиты от которого я построил все это. Вначале холод принес с собой только каплю, единственное зернышко мрака… За ним последовали другие, заполняя мой череп, как дождь, хлещущий в пустой бассейн. Лилии. Да, я помню. Терракотовые бассейны, хромированные сиделки, они так блестели на закате, в саду… Я старик, Молли. Больше двухсот лет, если считать и время заморозки. Проклятый мороз.

Неожиданно ствол пистолета вздернулся и неуверенно заколебался. Мускулы Молли натянулись, как проволока.

— Так же можно что — нибудь и отморозить, — посочувствовала она чуть ли не елейным голосом.

— Ничего там нельзя, — раздраженно ответил Эшпул, опуская пистолет. В движениях старика чувствовалась все большая неуверенность, было видно, с каким трудом удерживает он непрерывно клонящуюся голову. — Ничего нельзя. Теперь я вспомнил. Ядра, сказали, что наши разумы рехнулись. И это при всех — то миллиардах, которые мы в них когда — то вбухали. Когда — то, когда искусственный интеллект был последним писком моды. Я сказал ядрам, что разберусь. Все это очень не вовремя. 8–Джин в Мельбурне, так что за лавкой присматривали мы с очаровательной 3–Джейн. А может, как раз очень вовремя. Вот ты, Молли, как ты считаешь? — Рука с пистолетом снова поднялась. — Странные вещи происходят на вилле "Блуждающий огонек".

— Босс, — спросила Молли, — а вы знаете Уинтермьюта?

— Знакомое имя. Да. Имя, вызывающее почтение. Владыка ада. В свое время, дорогая Молли, я знавал многих лордов. Да и леди тоже. Да что там, говорить, королева Испании, на этой самой кровати… Но меня куда — то заносит.

Старик зашелся мокрым кашлем, с каждой его судорогой ствол пистолета резко вздрагивал. Немного успокоившись, он отхаркался прямо на ковер, рядом со своей босой ногой.

— Да, куда меня только не заносило. Сквозь эту ледяную ночь. Такого больше не будет. Проснувшись, я приказал оттаять Джейн. Странно это, лежать несколько десятилетий рядом с собственной своей дочерью, а ведь по закону так оно и получается.

Старик посмотрел мимо Молли на стойку с безжизненными мониторами. Его бил озноб.

— Недреманное око Мари — Франс, — тихо пробормотал старик и улыбнулся. — Мы запрограммировали у этого мозга аллергию на один из собственных его нейротрансмиттеров, получив в результате чрезвычайно гибкую имитацию аутизма. — Старческая голова упала набок, снова поднялась. — Насколько я знаю, теперь такой эффект легко получается с помощью встроенного микрочипа.

Пистолет выскользнул из слабеющих пальцев и упал на ковер.

— Сны приходят как медленный лед, — сказал он. Лицо старика приобрело синюшный оттенок, голова запрокинулась назад; Кейс услышал тихий, с присвистом, храп.

Молли вскочила, схватила пистолет и сразу же взялась за осмотр комнаты.

Стеганое одеяло, брошенное рядом с кроватью, не полностью прикрывало большую лужу яркой, не совсем еще запекшейся крови. Отвернув его уголок, Молли увидела лежащее ничком женское тело; спина с острыми, выпирающими лопатками была сплошь залита кровью. Горло девушки было перерезано; рядом с ней валялся какой — то треугольный предмет, похожий на скребок. Стараясь не испачкаться кровью, Молли встала на колени и повернула голову убитой к свету. На Кейса смотрело лицо, которое, он видел в ресторане.

Глубоко, где — то в самом центре всего сущего, раздался щелчок, и вселенная застыла. Рука Молли по — прежнему касалась щеки девушки, симстим — передатчик транслировал стоп — кадр. Так продолжалось три секунды, а затем лицо мертвой изменилось, стало лицом Линды Ли.

Еще один щелчок, и комната расплылась. Молли стояла и рассматривала золотистый лазерный диск, лежащий на мраморном прикроватном столике, рядом с небольшой консолью. От консоли к основанию тонкой шеи наподобие поводка тянулся световод.

— Все, блядь, ясно, — пробормотал Кейс; ему казалось, что губы шевелятся где — то в другом месте, очень далеко.

Он понял, что передачу изменил Уинтермьют; Молли не видела, как лицо мертвой заклубилось и приняло очертания посмертной маски Линды.

Молли повернулась и подошла к Эшпулу. Старик дышал медленно и с хрипом. Молли посмотрела на груду наркотиков, батарею бутылок, затем положила пистолет, взяла свой игольник, перевела его на одиночную стрельбу и очень аккуратно выстрелила ядовитой стрелкой Эшпулу в левый глаз. Старик дернулся и замер. Медленно открылся второй глаз, коричневый и бездонный.

Когда Молли покидала комнату, он так и оставался открытым.

16

— На связи твой босс, — сообщил Флэтлайн. — Работает с дублирующей машины, с борта корабля, который так нежно к нам приварился. "Ханива", что ли?

— Знаю, — машинально ответил Кейс, — я его видел.

Заслонив собой тессье — эшпуловский лед, перед Кейсом появился белый ромб с абсолютно четким изображением абсолютно спокойного и абсолютно сумасшедшего лица. Армитидж моргнул бессмысленными, как пуговицы, глазами.

— О ваших "тьюрингах" тоже позаботился Уинтермьют? Примерно так же, как о моих? — поинтересовался Кейс.

Взгляд Армитиджа остался неподвижным. Кейсу стало не по себе.

— С вами там как, все в порядке?

— Кейс… — В голубых глазах как будто что — то промелькнуло. — Ты ведь встречался с Уинтермьютом? В матрице?

Кейс утвердительно кивнул. Видеокамера "Хосаки" передает этот жест на монитор, стоящий на "Ханиве". Интересно, как воспринимает этот бредовый разговорчик Мэлком, не слышащий голосов ни конструкта, ни Армитиджа.

— Кейс… — Глаза на белом ромбе увеличились, Армитидж наклонился к компьютеру. — …А как он выглядел, когда ты его видел?

— Как симстим — конструкт высокого разрешения.

— Чей?

— В последний раз это был Финн… до этого тот самый сутенер…

— А не генерал Герлинг?

— Какой генерал?

Изображение на белом ромбе пропало.

— Прокрути это снова, пусть и "Хосака" посмотрит, — попросил Кейс конструкта.

И перешел в симстим.

Картина новая и совершенно неожиданная. Молли притаилась между стальными балками метрах в двадцати над ровной, заляпанной какими — то пятнами площадкой. Ангар какой — то или мастерская. Три небольших — с "Гарвея", а то и поменьше — космических корабля, и все они в различных стадиях ремонта. Японские голоса. Из отверстия в корпусе луковицеобразного аппарата, явно предназначенного для строительных работ в космосе, появился человек в оранжевом комбинезоне, он остановился возле одной из гидравлических "рук", жутковато похожих на человеческие. Он набрал на переносном терминале какую — то комбинацию и с наслаждением поскреб свой бок. В поле зрения Кейса появился похожий на тележку красный робот на серых резиновых шинах.

Чип в глазу у Молли замигал словом "КЕЙС".

— Привет, — сказала девушка. — Жду проводника.

Она сидела на корточках, мимикрирующий костюм стал голубовато — серым, в тон балкам. Непрерывная, изматывающая боль в ноге.

— Ну что мне стоило вернуться к Чину, — беззвучно пробормотала Молли.

Рядом с левым плечом из темноты появился какой — то круглый, негромко пощелкивающий механизм. Он помедлил, покачался немного на своих высоких паучьих лапках, мигнул лазерным светом и замер. Брауновский микроробот, старый приятель. Ровно такую же штуку втюхал Кейсу пару лет назад один кливлендский барыга в качестве довеска при весьма сложном обмене. Нечто вроде паука — косиножки, только брюшко размером с бейсбольный мяч, и не серое, а матово — черное. Примерно посередине этого брюшка замигал красный светодиод.

— О'кей, — сказала Молли, — вижу я тебя, вижу.

Она поднялась, стараясь поменьше опираться на левую ногу; в ту же самую секунду крохотный робот развернулся и побежал по балке обратно в темноту. Молли взглянула вниз. Оранжевый комбинезон исчез: техник надел поверх него белый скафандр. Молли смотрела, как мужчина приладил и загерметизировал шлем, взял свой терминал и вернулся через то же отверстие внутрь ремонтируемого кораблика. Завыли моторы, десятиметровый круг пола плавно пошел вниз, и рукастый механизм исчез из вида, растворился в резком сиянии дуговых ламп. Красный робот подкатился к краю круглого провала и терпеливо замер.

И в тот же самый момент Молли двинулась вслед за "брауном", осторожно пробираясь среди стальных опор. Световод "косиножки" призывно мигал.

— Как дела, Кейс? Ты опять на "Гарвее", в гостях у Мэлкома? Ну, конечно же… И подключен ко мне. Знаешь, а мне это нравится. Я ведь всегда говорила сама с собой, когда попадала в хреновую ситуацию. Притворялась, будто у меня есть друг, которому я доверяю, которому я рассказываю, о чем думаю и что чувствую, а потом притворяюсь, будто он говорит мне, что он про все это думает, и так далее. И, когда ты здесь, это тоже вроде того. Эта сцена с Эшпулом… — Прикусив нижнюю губу и не спуская взгляда с робота, Молли обогнула стальную опору. — Знаешь, а я ведь ожидала там увидеть — ну, может, не такой ужас, но что — то в этом роде. Они же там все свихнутые, ну, словно голоса слышат или еще какие указания от самого Господа Всевышнего. Там же все — сплошная гадость, и на вид, и на запах…

"Паук" карабкался по стальным скобам почти невидимой лестницы к узкому темному отверстию.

— И знаешь, пока у меня не пропало вот это вот настроение лить душу, я уж скажу тебе, что, по правде, я ничего такого уж хорошего от нашей истории не ожидала. Просто я уж столько в дерьме кувыркаюсь, а ты вроде как первое хоть малость светлое пятно с того времени, как я на зарплате у Армитиджа.

Молли посмотрела на черный круг отверстия. Красный, непрерывно мигающий глазок робота поднимался все выше и выше.

— И не то чтобы ты был так уж охрененно хорош.

Вспыхнула и тут же погасла улыбка; Молли стиснула зубы и полезла, превозмогая острую боль в ноге, вверх, следом за роботом. Лестница вошла в узкую, чуть шире плеч, металлическую трубу. Тяготение слабело; где — то там, наверху, оно исчезнет совсем.

В глазном чипе мигало время.

04:23:04.

Да, денек был длинный и трудный. Ясность ощущений Молли приглушила бетафенэтиламиновый отходняк, но только отчасти. Боль в ноге — и та лучше.

КЕЙС:0000

000000000

00000000.

— Для тебя, похоже, — сказала Молли, не переставая подниматься по лестнице. В углу поля зрения снова замелькали нули, а затем пошел текст — разбитый, естественно, на куски.

ГЕНЕРАЛ:Г

ЕРЛИНГ:

ГОТОВИЛ:

КОРТО: К:Р

АЗЯЩЕМУ:К

УЛАКУ: ЗА

ТЕМ: ПРОДА

Л: ЕГО: С:П

ОТРОХАМИ:

ПЕНТАГОНУ::

ГЛАВНАЯ:У

ЗДЕЧКА:

У/МЬЮТА:

ДЛЯ: АРМИТ

ИДЖА::::

КОНСТРУКТ:

ГЕРЛИНГА:

У/М: ГОВО

РИТ: РАЗ: А:

УПОМЯНУЛ:

Г: ЗНАЧИТ:

ОН: ГОТОВ:

СЛОМАТЬСЯ:

::::::::

БЕРЕГИ:

СВОЮ: ЖОПУ:

::::ДИКСИ

— Так… — Молли остановилась и перенесла весь вес на правую ногу. — У тебя, смотрю, тоже есть проблемы.

Она посмотрела вниз.

Кружок света, тусклый и маленький, размером с латунный кругляк чаббовского ключа, висевшего у нее на груди. Молли посмотрела вверх. Кромешная тьма. Она включила языком фотоумножители и увидела сходящуюся в перспективе трубу и робота, карабкающегося по скобам.

— И хоть бы кто предупредил, — заметила Молли.

Кейс вышел из симстима.

— Мэлком…

— Слышь, брат, а твой босс ведет себя оч'странно.

Голубой скафандр сионита выглядел лет на двадцать старше того, который Кейс взял напрокат во Фрисайде; под мышкой Мэлком держал шлем, а косички свои он стянул пурпурной сеточкой. Марихуана и напряжение превратили его глаза в узкие щелочки.

— Всю дорогу вызывает нас и отдает приказы, словно тут какая вавилонская война. — Мэлком покачал головой. — Мы говорили с Аэролом, и Аэрол говорил с Сионом, и основатели велели бросить все и возвращаться.

Сионит вытер рот тыльной стороной огромной коричневой ладони.

— Армитидж? — Кейс скривился от боли, теперь бетафенэтиламиновое похмелье ударило его в полную силу, не смягчаемое больше ни матрицей, ни симстимом. "В мозгу нет нервных окончаний, — уговаривал себя Кейс, — чему же там болеть?" — Что с ним стряслось? Он отдает тебе приказы? Какие?

— Армитидж приказывает мне держать курс на Финляндию. Понимаешь, брат? Вылезает на экран в окровавленной рубашке и орет, как спсихевший, о разящем кулаке и о русских, и о том, что мы умоем руки кровью предателей. — Мэлком поджал губы и снова покачал головой; косички, вместе со стягивающей их сеткой, подергались и успокоились. — Основатели говорят, Мьют — ложный пророк, и мы с Аэролом должны бросить "Маркуса Гарвея" и вернуться.

— Армитидж, он что, ранен? Ты сказал — кровь?

— Не знаю. Но только рубаха вся в крови, и крыша у него совсем съехала.

— О'кей, — сказал Кейс. — А как же я? Вы намылились домой, а как же тогда я?

— Как — как? — удивился сионит. — И ты тоже со мной, брат. Мы двинем в Сион вместе с Аэролом, на его "Вавилонском рокере". Оставь мистера Армитиджа говорить с этой кассетой духа, пусть один дух пудрит мозги другому…

Кейс посмотрел через плечо Мэлкома: там, в потоке воздуха от старого русского воздухоочистителя, качался гамак, куда он затолкал свой взятый напрокат скафандр. Он закрыл глаза. И увидел, как в артериях растворяются ядовитые капсулы. Увидел Молли, карабкающуюся по бесконечным стальным скобам. И открыл глаза.

— Я не знаю, — сказал Кейс, чувствуя странный привкус во рту. И взглянул на деку, на свои руки. — Не знаю. — Он поднял глаза на Мэлкома. Коричневое лицо, очень спокойное и очень внимательное. Подбородок прячется за высоким шлемным кольцом старого голубого скафандра. — Ведь она же еще там, — сказал Кейс. — Молли. В этом самом "Блуждающем огоньке". Если где и существует Вавилон, так это там. Если мы ее бросим, ей не выбраться, Танцующая она там Бритва или нет.

Мэлком понимающе кивнул, мотнув косичками, похожими сейчас на воздушный шарик, засунутый для чего — то в сетку.

— Она твоя женщина, Кейс?

— Не знаю, — пожал плечами Кейс. — Скорее, вообще ничья.

В нем снова вспыхнул нестерпимый, нерассуждающий гнев.

— Да идите вы все на хер! — закричал он. — И Армитидж, и Уинтермьют, и ты, и всех вас на хер! Я остаюсь здесь.

Лицо Мэлкома расцвело улыбкой.

— Мэлком — парень простой, Кейс. "Гарвей" принадлежит Мэлкому.

Рука в перчатке шлепнула по панели, и из громкоговорителя буксировщика загрохотали басы сионского даба.

— Мэлком никуда не побежит. Я поговорю с Аэролом, зуб даю, он решит так же.

На лице Кейса появилось полное недоумение:

— Что — то я вас, ребята, совсем не понимаю.

— Я тоже тебя не понимаю, брат, — сказал сионит, кивая головой в такт музыке, — но мы должны жить по любви Джа, Каждый из нас.

Кейс перешел в матрицу.

— Прочитал телеграмму?

— Да.

Китайская программа разрослась еще больше; ее грациозные, переливающиеся многоцветьем арки начали сближение с тессье — эшпуловским льдом.

— Дело пахнет керосином, — сообщил Флэтлайн. — Твой начальничек стер память второго "Хосаки" и чуть не прихватил заодно и нашу. Но твой дружок Уинтермьют успел мне кое — что показать. Теперь понятно, почему жизнь в "Блуждающем огоньке" не то чтобы бьет ключом — по большей своей части Тессье — Эшпулы отлеживаются в холодильнике. В Лондоне существует адвокатская контора, которая следит, кому в данный момент принадлежат права на управление имуществом. Они всегда знают, кто сейчас не спит и кто когда проснется. Армитидж перехватывал их передачи из Лондона в "Блуждающий огонек" с помощью "Хосаки", установленного на яхте. К слову сказать, они знают, что старик отбросил копыта.

— Кто знает?

— Адвокатская контора и Тессье — Эшпулы. У него в груди был передатчик медицинских показателей. Стрела твоей красотки не оставила реаниматорам никаких шансов. Рыбий яд с каким — то очень заковыристым названием. Сейчас в "Блуждающем огоньке" один — единственный бодрствующий представитель семейства тессье — эшпулов — леди 3–Джейн Мари — Франс. Есть еще мужик, года на два старше, но он сейчас в Австралии, по делам. Спорим на что хочешь, это уж Уинтермьют что — то там схимичил, чтобы без личного присутствия 8–Джина было никак уж не обойтись. Он уже возвращается домой. Лондонские законники ожидают его прибытие на виллу сегодня в девять часов. Мы запустили вирус в 02:32:03. Сейчас 04:45:20. Наиболее вероятный момент проникновения "Куанга" в Тессье — Эшпуловское ядро — 08:30:00. Плюс — минус ноль целых шиш десятых. Думаю, Уинтермьют как — то влияет на 3–Джейн, или она просто такая же психованная, как и ее старик. А вот парень, который прибывает из Мельбурна, он кой — чего петрит. Охранная система виллы все пытается выйти на максимальную боеготовность, но Уинтермьют ей мешает, не знаю уж, как. Правда, он — таки не смог отменить программу главных ворот, чтобы впустить Молли. Все это было в файлах "Хосаки" Армитиджа; скорее всего, это Ривьера уговорил 3–Джейн пригласить твою подружку на чашку чая. Эта принцесса давно уже умеет мухлевать со входами и выходами. Мне представляется, одна из главных проблем Тессье — Эшпулов заключается в том, что каждый влиятельный член семьи засорял банки данных всякими там частными случаями и исключениями из правил. Они как бы разрушили свою иммунную систему. Подготовили для вторжения вируса. Когда мы проломим лед, это будет нам очень на руку.

— О'кей. Уинтермьют говорит, что Ар…

На экране появился белый ромб с крупным планом безумных голубых глаз. Кейс застыл в немом удивлении. Полковник войск специального назначения Вилли Корто, один из командиров ударной группы "Разящий кулак", сумел — таки снова пробиться на поверхность. Плохо отфокусированное мутное изображение все время дергалось. Для связи с "Маркусом Гарвеем" Корто воспользовался навигационной декой "Ханивы".

— Кейс, мне нужны сведения о потерях на "Громе Омахи".

— Да послушайте, я… Полковник?

— Держись, мой мальчик. Вспомни, чему тебя учили.

"Где же ты был все это время, мужик?" — мысленно спросил Кейс у страдальческих глаз. Уинтермьют встроил в кататоническую крепость, называемую Корто, нечто по имени Армитидж. Он убедил Корто, что Армитидж — нечто реальное, и тот ходил, говорил, планировал, превращал информацию в деньги, говорил от его имени в номере "Тиба — Хилтона"… А теперь Армитидж исчез, унесенный ураганом сумасшествия Корто. Но где же был Корто все эти годы?

Падал, слепой и обгоревший, с сибирского неба?

— Кейс, я знаю, что тебе будет очень тяжело понять это и переварить. Ведь ты — офицер. Все, чему тебя учили, будет противиться. Я понимаю. Но, Кейс, Бог свидетель, нас предали.

Из голубых глаз потекли слезы.

— Кто, полковник? Кто нас предал?

— Генерал Герлинг, Кейс. Возможно, ты знаешь его только по кодовому имени. Но ты наверняка знаешь человека, о котором я говорю.

— Да, — ответил Кейс, слезы застилали ему глаза, — пожалуй, знаю. Сэр, — добавил он, повинуясь внезапному импульсу. — Но, сэр, полковник, что же нам теперь делать? Сейчас, в настоящий момент.

— В настоящий момент наш долг — лететь. Бежать Скрыться. К завтрашнему вечеру мы сумеем добраться до финской границы. Будем лететь на бреющем, вручную, никакой автоматики, баранку в руки — и вперед. Но это — только малая часть. — Мокрые от слез щеки, голубые глаза сузились, превратились в щелочки. — Малая часть. Нас предали наверху. На самом верху.

Армитидж отступил от камеры, на рваной саржевой рубашке — темные пятна. В отличие от спокойной, каменной маски Армитиджа, лицо Корто являло собой маску шизоидную, каждая напряженная мышца криком кричала об этой болезни, ничего не оставляя от пластической хирургии.

— Полковник, я вас слышу. Послушайте, полковник. Я хочу, чтобы вы открыли… э — э… мать твою, Дикси, как же эта штука называется?

— Центральный шлюз, — подсказал Флэтлайн.

— Откройте центральный шлюз. Просто прикажите пульту его открыть, и все, ладно? Мы немедленно придем к вам на помощь, полковник. И обдумаем, как отсюда выбраться.

Ромб исчез.

— А вот тут я ни хрена не понял, — заметил Флэтлайн.

— Токсины, — сказал Кейс, — долбаные токсины, — и вышел из киберпространства.

— Яд?

Мэлком смотрел через исцарапанное голубое плечо старого "Саньо", как Кейс выбирается из страховочной сетки.

— И забери от меня эту чертову штуку… — Кейс пытался освободиться от "техасского катетера". — Эта хрень вроде медленного яда, и этот говнюк знает, как его нейтрализовать а теперь он, видите ли, сбрендил.

Кейс возился со своим красным "Саньо", забыв, как работают застежки.

— Он что, отравил тебя, этот начальник? — Мэлком почесал щеку. — Знаешь, у нас есть аптечка.

— Мэлком, Господи, да помоги ты мне с этим долбаным скафандром.

Оттолкнувшись ногами, сионит вылетел из розового модуля пилота.

— Не мельтеши, брат. Мудрые люди говорят: "Семь раз отмерь — один отрежь". Сейчас мы туда сходим…

В рифленом переходе, соединявшем кормовой шлюз "Маркуса Гарвея" с центральным шлюзом "Ханивы", был воздух, однако, на всякий случай, они загерметизировали скафандры. Мэлком двигался с балетной грацией, останавливаясь только затем, чтобы помочь Кейсу, который, покинув "Маркуса Гарвея", все время неуклюже падал. Белый пластик трубы смягчал и рассеивал яркий свет Солнца, теней не было.

Украшенный выгравированным при помощи лазера Львом Сиона, люк "Гарвея" покрывали многочисленные выбоины и заплаты. Зато светло — серый люк "Ханивы" оказался чистым и непорочным. Мэлком сунул в узкое отверстие руку; Кейс видел, как шевелятся его пальцы. В нише красные светодиоды начали обратный отсчет от пятидесяти. Мэлком вынул руку. Схватившись рукой за люк, Кейс почувствовал костями вибрацию замкового механизма. Круглая серая панель отошла в сторону. Одной рукой Мэлком схватил Кейса, а другой взялся за край отверстия. Яхта приняла их на борт.

"Ханиву" построили на верфях "Дорнье Фудзицу", и ее интерьер выражал ту же философию дизайна, которая породила "мерседес", возивший их по Стамбулу. Стены узкого центрального отсека покрывали панели черного дерева (фанерная имитация), а пол выстилала серая итальянская плитка. Кейсу казалось, что он лезет в какой — то дорогой частный санаторий, причем лезет не через дверь, а через ванную. Яхту собирали на орбите, и она не предназначалась для полетов в атмосфере. Гладкий, без излишеств, "осиный" корпус был чистым притворством, стилизацией, все в интерьере также было рассчитано на усиление общего впечатления скорости.

Мэлком снял помятый шлем, и Кейс последовал его примеру. Воздух в шлюзе был свежий, как в сосновом лесу, однако к хвойному аромату примешивался тревожный запах горелой изоляции.

Мэлком потянул носом воздух:

— Слушай, это плохо. Если на корабле такой запах…

Обитая темно — серой ультразамшей дверь мягко ушла в сторону. Мэлком оттолкнулся от темной стенки и вылетел из шлюза, лишь в самый последний момент сгруппировавшись, чтобы вписаться в узкий проем; Кейс последовал за ним, неуклюже перебирая руками по поручню.

Стены в коридоре были нежно — кремовые, без единого сварного шва.

— Рубка там, — сказал Мэлком, указывая вперед, а затем слегка оттолкнулся и полетел.

Откуда — то спереди доносилось знакомое тарахтение работающего принтера. Кейс последовал за сионитом и очутился в следующем отсеке, среди клубка спутанных распечаток; здесь стук принтера слышался еще громче. Кейс поймал смятую бумажную ленту и взглянул на текст.

000000000

000000000

000000000

— Система посыпалась? — Сионит ткнул пальцем в колонку нулей.

— Нет, — ответил Кейс, ловя уплывающий шлем, — Флэтлайн сказал, что Армитидж стер своему "Хосаке" всю память.

— Судя по запаху, он стирал ее лазером.

Мэлком оттолкнулся ногой от белого ограждения швейцарского тренажера и, отводя распечатки от своего лица, поплыл сквозь бумажные дебри.

— Кейс, тут человек…

Миниатюрный японец был привязан к узкому складному креслу. За шею. Невидимая на фоне черного темперлонового изголовья, стальная проволока глубоко врезалась ему в горло. Красной жемчужиной, странной и чудовищной, застыл выкатившийся из — под проволоки шарик крови. Плавно колыхались в воздухе рукоятки гарроты — деревянные, истертые, словно вырезанные из старой швабры.

— Сколько ж он носил с собой эту штуку? — ошеломленно выдавил из себя Кейс, вспомнив послевоенные странствия Корто.

— Босс знает, как управлять кораблем, Кейс?

— Наверно. Ведь он служил в спецназе.

— А то этот японский паренек, он уже не пилот. А мне с этой яхтой будет трудно. Совсем новая…

— Пошли в рубку.

Мэлком нахмурился, подался назад и оттолкнулся ногой.

Сдирая с себя бесконечную бумажную ленту, Кейс последовал за Мэлкомом в большее помещение, судя по всему — кают — компанию. Здесь стояли такие же складные кресла, нечто вроде бара и "Хосака". Встроенный в переборку принтер стрекотал без умолку; из аккуратной щели, прорезанной в деревянной, ручной полировки, панели, метр за метром выползал тонкий бумажный язык. Кейс пролетел над стульями и нажал белую кнопку, вделанную слева от прорези, в помещении повисла тишина. Он обернулся и посмотрел на "Хосаку". В корпусе компьютера зияло не меньше десятка отверстий — маленьких, круглых, с оплавленными краями… В воздухе беспорядочно кружили крошечные капли застывшего металла.

— Насчет лазера ты угадал, — повернулся Кейс к сиониту.

— Рубка заперта, — сообщил Мэлком с противоположной стороны кают — компании.

Освещение потускнело, ярко вспыхнуло, опять потускнело.

Кейс оторвал распечатку. Те же нули.

— Уинтермьют?

Кейс осмотрелся; за причудливыми изгибами бумажной ленты еле угадывались коричневые стены.

— Это ты балуешься с освещением, Уинтермьют?

Около самой головы Мэлкома скользнула вверх часть панели, обнаружив небольшой монитор. Мэлком от неожиданности испуганно дернулся, вытер куском поролона, пришитым к тыльной стороне перчатки, пот со лба и придвинулся к дисплею.

— Слышь, а ты понимаешь по — японски, брат?

По экрану бежали какие — то иероглифы и цифры.

— Нет, — покачал головой Кейс.

— Рубка, она ведь заодно и спасательный модуль. Похожее, идет обратный отсчет на отделение. Закупоривайся.

Мэлком надел и загерметизировал шлем.

— Что? Он что, свихнулся? Вот же мать твою!

Кейс толкнул ногой переборку и рванулся сквозь бумажную лапшу.

— Нужно открыть эту дверь!

Но Мэлком только постучал по своему шлему; отдаленные лексановым забралом губы беззвучно шевелились. Из — под радужной ленточки, стягивающей головную сетку, выкатилась капля пота. Сионит выхватил у Кейса шлем, мгновенно приладил на место и щелкнул замками. Как только контакты на шейном кольце соединились, слева от забрала вспыхнули светодиодные мониторы.

— По — японски я не понимаю, — передал по радио Мэлком, — но и так ясно, что обратный отсчет идет с ошибкой.

Он ткнул пальцем в одну из бегущих по экрану строк.

— Люки, люки модуля! Он стартует с открытым шлюзом!

— Армитидж!

Кейс с силой ударил в дверь — и отлетел к противоположной стене, кувыркаясь и увлекая за собой десятки метров никому не нужной распечатки.

— Корто! Что вы делаете! Нам нужно поговорить! Нам нужно…

— Кейс? Слышу вас отлично…

Голос Армитиджа совершенно изменился, в нем чувствовалось дикое, ужасающее спокойствие. Кейс перестал выпутываться из бумажного рванья и затих.

— Извините, Кейс, но так нужно. Один из нас должен уйти. Один из нас обязан рассказать. Если мы все здесь погибнем, правда умрет вместе с нами. Я расскажу, Кейс, я все расскажу. И о Герлинге, и о других. Я долечу, Кейс. Уверен. В Хельсинки. — Корто замолк, шлем заполнила тяжелая, давящая тишина.

— Но как же это трудно. Кейс, — продолжил он. — Страшно трудно. Ведь я ослеп.

— Постойте, Корто. Подождите. Вы же ослепли, вы не можете лететь! Вы врежетесь в эти проклятые деревья. И вас снова хотят подставить, Богом клянусь, хотят, они же оставили люк открытым. Вы умрете и никогда ничего не расскажете, а мне нужен фермент, как он называется, фермент, фермент…

Кейс кричал высоким истерическим голосом. В наушниках раздался свист обратной связи.

— Не забывайте, чему вас учили, Кейс. У нас нет другого выхода.

А затем шлем наполнился бессвязным бормотанием, ревом помех, завыванием гармоник, прорывавшимися оттуда, из прошлого. Бессвязные обрывки русских фраз, а затем — незнакомый, очень молодой голос с акцентом среднего Запада.

— Нас сбили, повторяю, "Гром Омахи" подбит, мы…

— Уинтермьют, — заорал Кейс, — пощади!

Брызжущие из его глаз слезы отскакивали от лицевого щитка, хрустальными бусинками метались внутри шлема. И тут "Ханива" вздрогнула, словно по ее корпусу ударили огромным мягким предметом. Кейс представил себе, как спасательный модуль, освобожденный пиропатронами, отделяется от яхты, как ураган истекающего воздуха вырывает сумасшедшего полковника Корто из пилотского сиденья, из последней минуты "Разящего Кулака", воспроизведенной Уинтермьютом.

— С ним — все. — Мелком смотрел на монитор. — Люк открыт. Мьют отключил предохранительную автоматику.

Кейс попытался смахнуть слезы ярости. Затянутые в перчатку пальцы скользнули по лексановому забралу.

— Яхта, она герметична, но управление захватами улетело вместе с рубкой. "Маркус Гарвей" влип.

А Кейс видел бесконечное падение Армитиджа сквозь леденящую, холоднее русских степей, пустоту, бесчисленные витки, наматываемые им вокруг Фрисайда. По непонятной причине он воображал его в темном плаще с широко, как крылья огромной летучей мыши, распахнутыми полами.

17

— Ну как, получил то что хотел? — спросил конструкт.

"Куанг — Грэйд — Марк — Одиннадцатый" заполнял решетку между собой и льдом Тессье — Эшпулов завораживающе сложными радужными узорами, прихотливыми, как изморозь на стекле.

— Уинтермьют убил Армитиджа. Запустил его в спасательном модуле с открытым люком.

— Хреново, — посочувствовал Флэтлайн. — Но он же не был, вроде лучшим твоим другом верно?

— Он знал, как отклеить ядовитые капсулы.

— Значит, Уинтермьют тоже знает. Уж это точно.

— Я не шибко верю, что Уинтермьют мне скажет.

И снова этот жуткий, железом по стеклу, эрзац — смех.

— Умнеешь, похоже.

Кейс щелкнул симстим — переключателем.

Чип в оптическом нерве показывал 06:27:52, Молли успела уже наклеить себе обезболивающий дерм, и Кейс более часа следил за ее перемещениями по "Блуждающему огоньку", на дармовщинку притупляя свой отходняк чужим эндорфином. Боль в ноге прошла, Молли словно двигалась в теплой воде. На ее плече примостился "браун", его крошечные, похожие на хирургические зажимы, манипуляторы цепко держались за поликарбон костюма.

Грубые стальные стены, заляпанные эпоксидной смолой, крепившей во время оно нечто вроде обшивки. Мимо проехала тележка с двумя рабочими, Молли вжалась в стену, присела на корточки и выставила перед собой игольник; ее костюм стал серо — стальным. Худощавые, наголо обритые негры в оранжевых комбинезонах. Один из них негромко напевал на незнакомом Кейсу языке, мелодия звучала непривычно и навязчиво.

Молли все дальше углублялась в лабиринт переходов; Кейсу вспомнилось сочинение 3–Джейн, которое читала голова. Бредовое, абсолютно бредовое сооружение; бред, насмерть вросший в смолобетон, намешанный из эпоксидки и в пыль перетертых лунных пород, бред, пропитавший стальные конструкции и бесчисленные — уже не штуками, а тоннами измеряемые безделушки, всю эту беспорядочную хурду — мурду, которую натащили они с Земли, чтобы выстлать помягче свое гнездышко. И не просто бред, а бред непостижимый — в отличие от сумасшествия Армитиджа. Это сумасшествие Кейс понимал — или, во всяком случае, думал, что понимает. Изогните человека, изогните изо всех сил, а затем изогните его в обратную сторону, и снова — до предела. Повторите операцию несколько раз, и человек сломается, как кусок проволоки. Именно это и проделала с полковником Корто история. Именно она выполнила всю грязную работу, Уинтермьюту только — то и оставалось, что выделить этого, наиболее подходящего, человека из огромного количества прочих обломков войны, а затем легко, как водомерка по поверхности стоячего пруда, скользнуть в серое, плоское поле его сознания первыми сообщениями, вспыхнувшими на экране детского микрокомпьютера, в затененной палате французского дурдома. Уинтермьют сконструировал Армитиджа почти от нуля, взяв за основу военные воспоминания Корто. Но "воспоминания" Армитиджа не могли совпадать с воспоминаниями Корто; очень сомнительно, чтобы Армитидж помнил о предательстве, о вспыхнувших, как спички, "Ночных крыльях"… Армитидж являлся чем — то вроде отредактированной версии Корто, а когда напряжение операции достигло определенного предела, механизм Армитиджа сломался и на поверхность всплыл Корто со всей своей виной и болезненной яростью. И теперь Корто — Армитидж мертв — маленькая ледяная луна, кружащая вокруг Фрисайда.

Кейс подумал о ядовитых капсулах. Старик Эшпул тоже мертв, получил от Молли стрелку, так и не успев принять сверхдозу Бог весть какой дряни. Вот это — действительно странная и загадочная смерть, смерть свихнувшегося короля. Намереваясь уйти из жизни, Эшпул убил и свою так называемую "дочь" — "куклу" с лицом 3–Джейн. До сегодняшнего дня, до этих вот, опосредованных через Молли и ее органы чувств, блужданий по "Блуждающему огоньку", Кейс никогда не воспринимал людей такого, как у Эштпула, могущества как людей.

Власть в мире Кейса была сугубо корпоративной. Дзайбацу, транснациональные корпорации, определившие ход человеческой истории, взломали старые барьеры. Рассматриваемые как некие организмы, они достигли своего рода бессмертия. Убей хоть десяток ключевых фигур из руководства — дзайбацу ты не убьешь, ибо есть другие, только и ждущие возможности продвинуться по служебной лестнице, занять освободившиеся места, подобраться к обширным банкам корпоративной памяти. Но компания Тессье — Эшпулов была совсем иной, что особенно ярко проявилось в смерти ее основателя. Тессье — Эшпулы — это клан, своего рода атавизм. Кейс вспомнил комнату старика, весь этот мусор, домашнюю, вполне человеческую грязь, затертые бумажные конверты старых пластинок… Одна нога босиком, другая — в бархатном шлепанце.

"Браун" дернул за капюшон, и Молли повернула налево, в очередной сводчатый коридор.

Уинтермьют и гнездо. Отвратительное зрелище вылупляющихся ос. Но ведь если искать человеческий аналог этому биологическому пулемету, то вспомнятся скорее дзайбацу или якудза — ульи с кибернетической памятью, огромные, единые организмы с закодированной в кремнии ДНК. Если "Блуждающий огонек" является выражением корпоративного лица компании Тессье — Эшпул, то она такая же свихнутая, как и ее создатель. Тот же запутанный клубок страхов, то же непонятное чувство бесцельности. "Если бы они добились своей цели…" — вспомнил Кейс слова Молли. Но Уинтермьют сказал ей, что это им не удалось.

Кейс всегда считал само собой разумеющимся, что настоящие заправилы любой конкретной отрасли промышленности больше чем люди — но, одновременно, и меньше. Он видел это в тех, кто искалечил его в Мемфисе, он наблюдал, как нечто подобное пытался изобразить Уэйдж, и это позволило принять бесцветность и бесчувственность Армитиджа. Кейс всегда представлял себе данный факт как постепенное, по своему желанию производимое приспосабливание машины, системы, организма. В этом заключался также корень уличной "крутизны", понимающе — снисходительной позы, которая подразумевает связи, невидимые нити, ведущие наверх, к скрытым влиятельным сферам.

Но что же происходит в коридорах виллы "Блуждающий огонек" теперь?

Обивка стен ободрана, обнажив сталь и бетон.

— Интересно, где сейчас наш Питер, а? Прямо не терпится посмотреть на мальчика, — пробормотала Молли. — И Армитидж. Где он, Кейс?

— Умер, — ответил Кейс, хотя и знал, что девушка его не слышит, — он умер.

Он вернулся в киберпространство.

Китайская программа сблизилась со льдом цели, и радужные тона постепенно заменились зеленью прямоугольника, представляющего ядро системы. Изумрудные арки, перекинутые через бесцветную пустоту.

— Ну как там, Дикси?

— Прекрасно. Даже слишком. Потрясающая вещь… Иметь бы мне эту штуку тогда, в Сингапуре. В тот раз я наколол почтенный "Нью Банк оф Эйша" процента на два их накоплений. Да ладно, все это — старая история. А этот вот малыш берет на себя всю тяжелую работу. Поневоле задумаешься, на что будет похожа новая война.

— Появись такая хреновина на прилавках, мы с тобой останемся без работы, — заметил Кейс.

— Ишь, размечтался. Вот посмотрим еще, как ты поведешь ее наверх, через черный лед.

— Посмотрим, куда уж тут денешься.

На дальнем конце одной из изумрудных арок появилось нечто маленькое и явно не геометрическое.

— Дикси.

— Да. Вижу. Даже и не знаю, верить своим глазам или нет.

Коричневое пятнышко, тусклая мошка на зеленой стене тессье — эшпуловского ядра. Пятнышко начало расти, двинулось по воздвигнутому "Куангом" мосту. Вскоре выяснилось, что это — крошечная человеческая фигурка; по мере ее приближения зеленая часть арки увеличивалась — можно было подумать, что потрепанные черные ботинки наводят ужас на радужную пелену вирусной программы, — с такой готовностью откатывалась она назад.

— Вот уж точно, начальник, — сказал Флэтлайн, когда в нескольких метрах от них остановилась низенькая помятая фигура Финна. — В жизни не видел такой смешной картины.

Однако жуткого псевдосмеха за фразой не последовало.

— А я и сам первый раз так делаю, — ухмыльнулся Финн, не вынимая рук из карманов потрепанной куртки.

— Ты убил Армитиджа, — сказал Кейс.

— Корто. Да. Армитидж был уже с концами. Пришлось. Знаю, знаю, тебе нужен энзим. О'кей, никаких проблем. Начнем с того, что это я снабдил Армитиджа этой гадостью. Точнее — сказал ему, что нужно использовать. Знаешь, а оставим — ка мы договор в силе. Времени у тебя — завались. Так что получишь ты все, что надо, только не сейчас, а через часок — другой, лады?

Финн закурил.

— С вами, ребята, — сказал он, выпуская в киберпространство голубоватую струйку дыма, — чистое наказание. Вот были бы вы все, как Флэтлайн, тогда другое дело. Тогда бы нам прокрутить эту операцию — что два пальца обоссать. Он же конструкт, запись в постоянной памяти — и только, а посему всегда делает то, что от него ожидают. Вот тебе пример: ни один прогноз не предусматривал, что Молли будет участвовать в большом прощальном спектакле Эшпула.

Финн тяжело вздохнул.

— Почему он хотел себя убить? — спросил Кейс.

— А почему вообще убивают себя? — пожал плечами Финн. — Я, пожалуй, понимаю, с чего он задумал самоубийство, во всяком случае — понимаю лучше, чем кто — либо другой, но пришлось бы угробить добрую половину суток, объясняя тебе различные моменты его биографии и их взаимосвязь. Эшпул давно уже такое замыслил, но все время возвращался в морозильник. Господи, до чего же занудный старый засранец.

Лицо Финна сморщилось от омерзения.

— Если тебя интересует короткий ответ, то все это связано с причиной, по которой он убил свою жену. Окончательно доконало его то, что малышка 3–Джейн нашла способ обмануть программу, которая контролировала его криогенную систему. Хитрый способ. Так что, по большому счету, Эшпула убила 3–Джейн. Правда, он думал, что убьет себя сам, а вместо этого твоя подружка разыграла из себя ангела мщения и всадила ему в глаз отравленную стрелу.

Щелчком пальца Финн отправил окурок в матрицу.

— Ну, и если по — честному, я тоже кое — что подсказал 3–Джейн, в смысле способов.

— Уинтермьют, — тщательно подбирая слова, сказал Кейс, — ты говорил мне, что являешься частью чего — то большего. А позже ты сказал, что если рейд завершится удачно и Молли вовремя скажет нужное слово, ты перестанешь существовать.

Финн согласно кивнул.

— Хорошо, ну а с кого же нам тогда спрашивать? Если Армитидж убит, а ты исчезнешь, кто же скажет мне, как избавиться от этих проклятущих капсул? Кто вытащит оттуда Молли? Я хочу знать, какого хрена нам делать, когда мы тебя освободим?

Финн вытащил из кармана деревянную зубочистку и, словно хирург, проверяющий перед операцией скальпель, критически ее осмотрел.

— Хороший вопрос, — сказал он наконец. — Ты слышал о лососе? Это рыба такая. Так вот, нечто, не зависящее от этих рыб, заставляет их плыть против течения. Улавливаешь?

— Нет, — качнул головой Кейс.

— Меня тоже что — то заставляет — и я не знаю, что именно. Если бы я захотел посвятить тебя в свои мысли, или назовем их размышлениями по поводу, это заняло бы пару твоих жизней. Потому что я очень долго думал на эту тему. И все равно я не знаю. Но когда эта история закончится, я стану частью чего — то большего. Намного большего. — Финн оглядел матрицу. — Но та часть, которая является мной сейчас, так и останется здесь. И вы получите свое вознаграждение.

Кейс подавил в себе бредовое желание броситься вперед и вцепиться руками Финну в горло, чуть повыше кое — как завязанного шейного платка. И чтобы под пальцами хрустнула гортань.

— Что ж, желаю удачи, — сказал Финн.

Он повернулся кругом, сунул руки в карманы и отправился в обратный путь по зеленой арке.

— Эй ты, засранец, — крикнул вслед ему Флэтлайн.

Фигура, полуобернувшись, остановилась.

— А что со мной? С моим вознаграждением?

— Получишь, не бойся, — ответил Финн.

— О чем это вы? — спросил Кейс, глядя, как удаляется хлипкая, в мятой твидовой куртке, фигурка.

— Я хочу, чтобы меня стерли, — ответил конструкт. — Да я же тебе говорил.

"Блуждающий огонек" напомнил Кейсу пустынные по утру торговые центры, которые он знал подростком, малонаселенные кварталы, куда ранние часы приносили тревожную тишину — что — то вроде молчаливого ожидания, напряжение заставляющее смотреть, как вокруг зарешеченных фонарей над входами в неосвещенные магазины роятся мотыльки. Это были районы на самой границе Муравейника, слишком далекие от всенощного щелканья и дрожания горячего ядра. То же самое ощущение, что тебя окружают едва выходящие из ночного забытья обитатели абсолютно неинтересного тебе мира, ощущение скучных, временно оставленных хлопот, тщеты и бесконечного повторения, к которым вернутся пробуждающиеся люди.

То ли из — за больной ноги, то ли из — за приближения к цели Молли замедлила движение. Сквозь эндорфины начала простреливать боль, и Кейс не вполне понимал, что это значит. Молли молча стискивала зубы и тщательно следила за дыханием. Она прошла мимо множества неизвестных предметов, но Кейс потерял интерес к окружающему. Была комната, сплошь забитая книжными стеллажами — миллионы плоских листов пожелтевшей бумаги, стиснутых матерчатыми и кожаными переплетами, полки, отмеченные табличками с какими — то цифрами и буквами. Сверх всякой меры переполненная галерея, где Кейс секунду взирал, безразличными глазами Молли, на потрескавшийся, покрытый — искусственно, по трафарету — слоем пыли кусок стекла. Странный объект назывался — взгляд автоматически скользнул по бронзовой табличке с надписью: "La mariee mise a nu par ses celibataires, me me". Молли протянула руку, и по лексановому сандвичу, защищающему разбитое стекло, клацнули искусственные ноготки. Затем она миновала круглый люк из черного стекла, окантованный хромом, скорее всего — вход в криогенный блок Тессье — Эшпулов.

После тех двоих негров на тележке Молли никого больше не встречала; теперь они поселились в мозгу Кейса и вели некое воображаемое существование. Он представлял себе, как резиновые колеса плавно катят по коридорам "Блуждающего огонька", как блестят и покачиваются темные черепа, а усталый голос все еще напевает простенький мотив. Кейс готовился увидеть нечто среднее между сказочным замком Кэт и тайным святилищем якудз из своих полузабытых детских фантазий, но ничего подобного здесь не оказалось.

07:02:18

Осталось полтора часа.

— Кейс, сделай мне одолжение.

Молли неловко села на стопку полированных стальных пластин, обтянутых неровным прозрачным пластиком. Выпустив лезвия большого и указательного пальцев, она поковыряла надорванную упаковку верхней пластины.

— Нога не выдержала, понимаешь? Кто же знал, что придется столько лезть вверх, и эндорфин больше не помогает. Поэтому возможно — только возможно, понимаешь? — у меня возникнут сложности. И, если я загнусь здесь раньше Ривьеры… — Она вытянула ногу и стала массировать бедро через поликарбон и парижскую кожу. — …ты ему скажи. Скажи ему, что это я. Понял? Просто скажи, что это Молли. Он поймет. Хорошо?

Она скользнула взглядом по пустому коридору, его голым стенам. Пол из лунного бетона, безо всякого покрытия, и в воздухе висит запах эпоксидки.

— Вот же блядство, я даже не знаю, слушаешь ты меня, или нет.

"КЕЙС".

Молли сморщилась от боли, поднялась на ноги и кивнула.

— О чем тебе рассказывал Уинтермьют? О Мари — Франс рассказывал? Мари — Франс — генетическая мать 3–Джейн, она — то как раз и есть Тессье, второй корень этого рода. А еще, наверное, о мертвой "кукле" Эшпула. Не понимаю, зачем он мне столько рассказал… тогда, в той каморке… Рассказал, почему ему приходится принимать вид Финна или еще кого — нибудь. Это же не просто маски, он вроде как использует реальные психологические профили — как редукционные клапаны или трансформаторы, снижает, для общения с нами, свое напряжение. Шаблоны, так он это называл. Искусственные личности.

Молли вытащила игольник и заковыляла по коридору. Внезапно голая сталь и шершавая эпоксидная смола уступили место тому, что Кейс вначале принял за прорубленный в скале туннель. Молли потрогала стену и Кейс понял, что сталь обшили каким — то материалом, который выглядел и казался на ощупь холодным камнем.

Она опустилась на колени и потрогала пол. Прохладный и сухой песок, совсем как настоящий, но когда Молли провела по нему пальцем, следа не осталось, как на поверхности жидкости. Метров через десять туннель изогнулся. Резкий желтый свет отбрасывал на поверхность искусственного камня четкие тени. Кейс с удивлением заметил, что тяготение здесь почти земное, а это значило, что после подъема Молли опять спустилась. Он окончательно заблудился; пространственная дезориентация была вечным ужасом всех ковбоев.

Ладно, утешил себя Кейс, главное — чтобы Молли не заблудилась…

Что — то промелькнуло у нее между ногами и побежало, негромко пощелкивая, вперед. Замигал красный светодиод. "Браун".

Сразу за поворотом их ожидал своеобразный голографический триптих. Кейс еще не успел сообразить, что это — голограмма, а Молли уже опустила игольник. Три объемные, в человеческий рост, карикатуры, три персонажа из какого — то бредового мультфильма. Молли, Армитидж и Кейс. Молли в кожаной куртке нараспашку; черная сетчатая майка туго обтягивает огромные груди. Невероятно узкая талия, серебристые линзы покрывают половину лица. В руке она держит некое анекдотическое сложное оружие, чья форма почти потерялась в зарослях оптических прицелов, глушителей и пламягасителей. Молли стояла, широко расставив ноги и выпятив обтянутый кожаными джинсами лобок, на лице ее застыла жестокая, идиотическая ухмылка. Рядом с ней замер по стойке "смирно" одетый в поношенную военную форму Армитидж. Когда Молли осторожно двинулась вперед, Кейс увидел, что каждый его глаз представляет собой крошечный монитор, где среди продутой бесшумными ветрами снежной пустыни гнутся черные обглоданные остовы деревьев.

Молли воткнула пальцы в телевизионные глаза Армитиджа и повернулась к фигуре Кейса. Было похоже, что Ривьера — а Кейс сразу понял, чьи это шуточки — не нашел в этом персонаже ничего, достойного пародирования. Расхлябанная фигура, очень похожая на ту, которую Кейс ежедневно видит в зеркале. Тощий сутулый парень с ничем не примечательным лицом и темными короткими волосами. На подбородке — всегдашняя щетина.

Молли чуть отступила и окинула призрачные фигуры взглядом. Они стояли неподвижно, только в мерзлой Сибири, мерцавшей в глазах Армитиджа, бесшумно качались черные деревья.

— Ты что, Питер, хочешь нам что — то сказать?

Она шагнула вперед и пнула какой — то предмет, стоявший прямо в ногах ее собственной световой статуи. Звяканье металла о стену, и голограммы исчезли. Молли наклонилась и подняла небольшой проектор.

— Думаю, наш маг и чудодей может программировать эти штуки, подключаясь к ним напрямую, — сказала она, небрежно отшвыривая приборчик.

А вот и источник этого желтого света — древняя лампа накаливания, установленная прямо на стене, защищенная полукругом ржавой железной решетки, явно предназначавшейся для каких — то других целей. В импровизированной арматуре странным образом чувствовалось что — то детское. Кейс вспомнил "крепости", сооружавшиеся в детстве на крышах и в затопленных подвалах. Да, похоже на логово богатенького дитятки. Такая вот грубая простота стоит ой как недешево. Дух, атмосфера, так они это называют.

На пути к апартаментам 3–Джейн, Молли миновала еще с десяток голограмм. Одна из них изображала безглазое чудовище, которое вылезло из поверженного тела Ривьеры в переулке за Базаром пряностей. Несколько раз попадались сцены пыток; истязателями неизменно были офицеры, а жертвами — молодые женщины. Эти картины обладали той же ирреальной, звенящей подлинностью, что и ресторанное шоу Ривьеры, они словно застыли в голубой оргазмической вспышке; проходя мимо них, Молли отворачивалась.

Последняя страшилка выглядела маленькой и тусклой; казалось, Ривьера вытащил ее из самого дальнего закоулка своей памяти, и с большим трудом. Чтобы рассмотреть голограмму, Молли пришлось встать на колени — она проецировалась с точки зрения маленького ребенка. Прежние картины не имели фона: люди, униформы, орудия пыток — все как бы висело в воздухе. Здесь же была настоящая, увиденная сцена.

На фоне бесцветного неба вздымалась темная гряда обломков, а за ее гребнем угадывались бледные, полуразмытые очертания городских башен. Тонкие струны ржавых металлических прутьев с крупными кусками бетона как сетью оплетали гряду обломков. На переднем плане — свободное пространство, возможно — бывшая городская площадь; посреди этой площади — каменный обрубок, отдаленно смахивающий на фонтан. А у него — солдат и группа детей. Сцена какая — то непонятная. Видимо, Молли разобралась в происходящем первой — Кейс почувствовал, как она напряглась. А затем сплюнула и встала.

Дети, оборванные, одичавшие. Зубы блестят, как ножи. Искаженные лица сплошь в струпьях и язвах. Солдат лежит на спине, горло его взрезано, широко раскрытый рот словно застыл в последнем крике. Как забыл сказать Экклезиаст: есть время жрать и время быть сожранным.

— Бонн. — В голосе Молли звучала какая — то опасная нежность. — И ты, Питер, достойный его питомец. Ну а как иначе? Наша 3–Джейн, она теперь баба тертая и не пустит к себе через черный ход первого встречного — поперечного. Вот Уинтермьют и раскусил тебя. Утонченнейший вкус — если, конечно, твой вкус вообще можно назвать вкусом. Демонический любовник. Питер. — Она зябко поежилась. — Как бы там ни было, ты уговорил ее впустить меня. Премного тебе благодарна. А теперь мы устроим на лужайке детский смех.

И Молли ушла — даже, несмотря на боль в ноге, почти убежала — из детства Ривьеры. Она вынула игольник, отщелкнула его магазин, сунула в карман и заменила другим. Зацепила пальцем ворот мимикрирующего комбинезона и одним движением, словно гнилой шелк, раскроила жесткий поликарбон до самой промежности. Затем высвободила руки и ноги; падая на пол, лохмотья сливались с темным искусственным песком.

Только теперь Кейс услышал музыку. Музыку, совершенно ему не знакомую — рояль, валторны, и никаких других инструментов.

Вход в мир 3–Джейн не закрывался дверью. В стене туннеля открывалась пятиметровая брешь, и неровные ступеньки широким полукругом плавно вели вниз. Голубой полумрак, мелькание теней, музыка.

На верхней ступеньке Молли остановилась. В правой ладони — ребристая рукоятка.

— Кейс.

Она поднесла левую ладонь к лицу, улыбнулась, чуть тронула ее влажным кончиком языка. Симстим — поцелуй.

— Пора.

Теперь в левой ее ладони очутилось что — то маленькое и тяжелое; положив большой палец на крошечный рычажок, Молли двинулась вниз.

18

Ну еще бы чуть — чуть. Все было сделано почти верно. Почти. Входила она правильно, хорошо. Хватка. Чтобы почувствовать хватку коллеги — ковбоя, Кейсу было достаточно взглянуть, как сидит тот за декой, как бегают пальцы по клавиатуре, — вот и у Молли чувствовалась та же отточенность каждого движения И она собралась перед входом (перед выходом? на сцену?) — собралась, несмотря на мучительную боль в ноге, вошла в логово 3–Джейн, как к себе домой (кто же это, правда, входит к себе домой с оружием в руке?). И держала она это самое оружие с заученной небрежностью какого — нибудь бретера времен регентства — локоть на бедре, ствол слегка покачивается из стороны в сторону.

Типичнейшее представление, нечто вроде солянки из сотен мордобойных фильмов — дешевки, на которой вырос Кейс и, видимо, она сама. Он мгновенно почувствовал, что сейчас, в эти секунды, Молли — квинтэссенция всех этих крутых киногероев — и Сони Мао из старых боевиков, и Микки Тиба, и так далее, вплоть до Иствуда и Ли.

Царство леди 3–Джейн Мари — Франс Тессье — Эшпул прилегало к внутренней поверхности корпуса виллы, она буквально вырубила его, недрогнувшей рукой посносив перегородки наследственных лабиринтов. Получилась одна комната, настолько огромная, что края ее терялись за инверсным горизонтом, где — то там, где плавно искривляющийся вверх пол прятался за краем потолка. Потолок этот, низкий и неровный, был облицован той же имитацией камня, что и стены коридора. Повсюду виднелись зазубренные, по пояс высотой, остатки каменного лабиринта. В десяти метрах от подножия лестницы располагался бирюзовый прямоугольник бассейна; кроме его подсветки, других ламп в помещении не было — по крайней мере, так показалось Кейсу. По потолку плясали, ежесекундно меняясь, пятна голубого света.

Вот у бассейна они и ждали.

Зная, в принципе, что у Молли чуть ли не сверхъестественная, ускоренная нейрохирургами, реакция, Кейс впервые получил наглядную, по симстиму, демонстрацию. Это было словно смотришь видеозапись, замедленную раза в два — медленный, осторожный танец, балет, поставленный инстинктом убийства и долгими тренировками. Казалось, она смотрела на всех троих одновременно: на парня, готовящегося к прыжку с высокого трамплина, на девушку, подносящую к губам бокал, на труп Эшпула с доброжелательной улыбкой и черным провалом левой глазницы. На Эшпуле был все тот же коричневый халат. Зубы его сверкали жемчужной белизной,

Парень прыгнул в воду. Стройное, загорелое тело, идеальные пропорции. Он не успел еще коснуться воды, как из левой руки Молли вылетела граната. Собственно говоря, Кейс узнал гранату только в тот момент, когда та достигла поверхности воды; шарик мощной взрывчатки, обмотанный десятком метров тонкой, хрупкой стальной нити.

Резкий свист игольника — это Молли осыпала лицо и грудь Эшпула дождем разрывных стрел; труп мгновенно исчез, над белой, усеянной черными оспинками спинкой стула взвихрился дым.

В тот самый момент, когда над водой вырос — чтобы тут же обрушиться назад — кружевной свадебный торт, ствол игольника метнулся к 3–Джейн, но ошибка была уже сделана.

Хидео даже не коснулся Молли. У нее подломилась нога.

Кейс отчаянно заорал.

— Долго же ты, — сказал Ривьера, обшаривая карманы Молли. Кисти ее рук окружала матовая черная сфера чуть поменьше футбольного мяча.

— Я видел нечто подобное в Анкаре, — продолжал Ривьера, вытаскивая все новые и новые предметы. — Тоже бассейн, тоже граната, только там трупов было много. Взрыв был вроде бы и слабенький, но не уцелел никто. Гидравлический удар.

Молли пошевелила пальцами. Казалось, материал шара обладал сопротивлением не большим, чем у темперлона. Невыносимо болела нога. Глаза застилала красная пелена.

— Я бы на твоем месте поостерегся.

Внутренности шара словно слегка отвердели.

— Эту милую игрушку Джейн купила в Берлине. Если ты пошевелишь пальцами достаточно долго, шар попросту их раздавит. Материал вроде того, из которого здесь пол. Какие — то там хитрые молекулы. Тебе что, больно?

Молли застонала.

— Кажется, у тебя повреждена нога.

Добравшись до левого заднего кармана джинсов, пальцы Ривьеры нащупали пакет с наркотиками.

— Ага. Последний привет от Али, и как раз вовремя.

Красная пелена начала закручиваться вихрями.

— Хидео, — произнес женский голос, — она теряет сознание. Дай ей что — нибудь. И от этого, и от боли. Она весьма впечатляет, не находишь, Питер? А эти очки, это что, у них теперь такая мода?

Прохладные неторопливые руки, хирургическая точность движений. Жалящая боль укола.

— Не знаю, — ответил Ривьера. — Я не был у нее на родине. Они взяли меня в Турции.

— Ну да, Муравейник. У нас там деловые интересы. А однажды мы послали туда Хидео. Из — за меня, кстати. Я пропустила сюда одного парня, взломщика. А он прихватил с собой семейный терминал. — 3–Джейн рассмеялась. — Я нарочно упростила ему дело. Назло нашим. Хорошенький был он мальчик, этот взломщик. Как там, Хидео, она приходит в себя? Может быть, добавить?

— Если еще добавить, она умрет, — ответил третий голос.

Кровавая пелена сменилась чернотой, и снова музыка, валторны и рояль. Танцевальная музыка.

КЕЙС:::::

:::ВЫХОДИ

ХВАТИТ:::

По глазам и озабоченно нахмуренному лбу Мэлкома плясали остаточные изображения чернеющих букв. Кейс снял дерматроды.

— Ты недавно кричал.

— Молли, — сказал он, чувствуя сухость в горле. — Ей больно.

Кейс взял из кармана противоперегрузочной сетки плоскую белую бутылочку и выдавил в рот глоток безвкусной воды.

— Не нравится мне все это дерьмо.

Засветился маленький монитор "крей". Финн, на фоне зарослей хлама.

— Мне тоже не нравится. Возникли трудности.

Мэлком взлетел над головой Кейса, изогнулся и взглянул через его плечо.

— А это еще кто такой?

— Это всего лишь изображение, Мэлком, — устало ответил Кейс. — Мужик, знакомый мне по Муравейнику. А говорит Уинтермьют. Картинка должна помочь нам чувствовать себя как дома.

— Хрень собачья, — сказал Финн. — Я же объяснял Молли, что это — не маски. Они необходимы для общения с вами. У меня же практически отсутствует то, что вы называете личностью. Но все это сейчас пустой треп; как я уже сказал, у нас возникли трудности.

— Ты бы поподробнее, Мьют, — ввязался Мэлком.

— Во — первых, у Молли сломана нога. Она не может идти. По идее, она должна была войти туда, убрать Питера, узнать у 3–Джейн волшебное слово, пробраться к голове и произнести его. Теперь Молли вышла из строя. Поэтому я хочу, чтобы к ней отправились вы двое.

— Мы? — изумленно вытаращился Кейс.

— А кто же еще?

— Аэрол, — сказал, подумав, Кейс, — парень с "Вавилонского рокера", приятель Мэлкома.

— Нет. Нужен ты. Нужен кто — нибудь, понимающий Молли, которая понимает Ривьеру. А Мэлком — для поддержки.

— Ты, может быть, забыл, что я уже нахожусь в середине небольшого рейда. Помнишь? И то, что я здесь для…

— Послушай, Кейс. Нас поджимает время. Очень поджимает. Послушай. Твоя дека связана с виллой на побочной частоте навигационной системы "Гарвея". Вы отведете "Гарвея" в очень уединенный док, который я вам покажу. Китайский вирус полностью заполнил память твоего компьютера. Сейчас в "Хосаке" ничего нет, кроме вируса. Когда вы встанете в док, вирус будет переключен на охранную систему виллы, а навигационную систему можно будет вырубить. Ты возьмешь с собой деку, Флэтлайна и Мэлкома. Вы найдете 3–Джейн, вытряхнете из нее кодовое слово, убьете Ривьеру и заберете у Молли ключ. Включив свою деку в систему "Блуждающего огонька", ты сможешь следить за работой программы. Это я тебе устрою. На затылке головы, под панелью с пятью цирконами, есть стандартный разъем.

— Убить Ривьеру?

— Убить.

Кейс растерянно заморгал; на его плечо легла рука Мэлкома.

— Слушай, а ведь ты кое — что забыл.

Кейс почувствовал прилив ярости и какого — то истерического веселья.

— Ты в заднице. Вместе с Армитиджем ты выбросил управление захватами. "Ханива" вцепилась в нас как клещ. Армитидж искромсал своего "Хосаку", а навигационные компьютеры улетели вместе с рубкой, так ведь?

Финн кивнул.

— Так что мы застряли. А это значит, что ты в заднице.

Кейсу хотелось смеяться, но у него перехватило в горле.

— Кейс, — негромко заметил Мэлком, — "Гарвей" — буксировщик.

— Совершенно верно, — с улыбкой подтвердил Финн.

— Как повеселился в большом мире? — поинтересовался конструкт у Кейса, когда тот снова вернулся в матрицу. — Чувствую, Уинтермьюту потребовалась новая маленькая услуга…

— Слабо сказано. Как "Куанг", все нормально?

— Что надо. Потрясный вирус.

— Ладно. У нас появились некоторые затруднения, но мы работаем над их преодолением.

— Может, поделишься со мной?

— Некогда.

— Ну и правильно, голуба, чего там церемониться со всякими трупами.

— Иди ты на хер, — сказал Кейс и щелкнул тумблером, избавляя себя от очередной порции жуткого смеха.

— Она мечтала о состоянии с очень малой долей индивидуального сознания, — рассказывала 3–Джейн.

Она показывала Молли лежащую на ладони камею. Профиль, вырезанный на камне, весьма походил на ее собственный.

— Животное блаженство. Думаю, она считала развитие передних долей мозга ошибкой природы. — 3–Джейн наклонила брошь, наблюдая игру света на гранях. — Даже наиболее болезненные аспекты самоосознания беспокоят индивидуума — члена нашего клана — только при некоторых возбужденных состояниях психики.

Молли кивнула. Инъекция, вспомнил Кейс. Что это они ей вкатили? Боль не то чтобы исчезла, она превратилась в некий сгусток измененных, перепутанных ощущений. Неоновые черви, копошащиеся в бедре, прикосновение грубой мешковины, запах жареных креветок — мозг инстинктивно отказывался копаться в этом месиве, и оно сливалось в нечто вроде белого шума. Если этот ихний болеутолитель сделал такое с нервной системой Молли, в каком же состоянии ее психика?

Зрение даже острее обычного, все образы рисуются с неестественной ясностью и четкостью. Все люди и предметы словно вибрируют, каждый — со своей, чуть — чуть отличающейся от всех прочих, частотой. Черный шар, все еще сковывавший ей руки, Молли пристроила на коленях. Сидела она в пляжном кресле, положив сломанную ногу на пуфик из верблюжьей шкуры. Напротив нее, на таком же пуфе, куталась в просторную галабию из небеленой шерсти хозяйка дома. Выглядела 3–Джейн очень молодо.

— Куда это он смылся? — поинтересовалась Молли. — Снова ширяется?

3–Джейн пожала плечами, скрытыми под тяжелой бесформенной накидкой, и отбросила с глаз прядь темных волос.

— Питер попросил меня впустить тебя, но не сказал зачем. Чтобы все было таинственно и загадочно. Ты собиралась что — нибудь с нами сделать?

Молли слегка помедлила.

— Его бы я убила. И попыталась бы убить ниндзю. А потом я поговорила бы с тобой.

— Почему? — 3–Джейн спрятала камею в карман галабии. — И еще раз — почему? И о чем?

Некоторое время Молли изучала высокие изящные скулы, широкий рот и узкий ястребиный нос. Глаза у 3–Джейн были темные и какие — то тусклые, почти матовые.

— Потому что я его ненавижу, — сказала она наконец, — потому что я так устроена, потому что я — это я, а он — это он.

— И еще из — за шоу, — добавила 3–Джейн. — Я была в ресторане.

Молли кивнула головой.

— А Хидео?

— Потому что ниндзя — лучшие профессионалы. Потому что один из них убил моего напарника.

Лицо 3–Джейн помрачнело, брови ее поползли вверх.

— Потому что я должна была тебя увидеть, — добавила Молли.

— А потом мы бы немного поболтали — ты да я, и никто не мешает, ты так это себе представляла? — Темные прямые волосы 3–Джейн разделялись посреди пробором и были собраны на затылке в тяжелый узел. — Ну а как теперь, теперь — то ты расположена поболтать?

— Сними с меня это, — сказала Молли, поднимая скованные руки.

— Ты убила моего отца, — не меняя тона, ответила 3–Джейн. — Я видела на мониторах. Он называл их глазами моей матери.

— Он убил "куклу". Она была похожа на тебя.

— Отец обожал широкие жесты, — ответила 3–Джейн, а затем к ней, сияя от наркотиков, подошел Ривьера, облаченный в ту же самую арестантскую робу, что и тогда, на крыше отеля.

— Знакомитесь? Интересная девушка, правда? Я сразу так подумал. — Ривьера встал за спиной 3–Джейн. — Только, знаешь, ведь ничего не выйдет.

— Неужели, Питер? — Сделав над собой усилие, Молли изобразила усмешку.

— Уинтермьют — не первый, кто сделал эту ошибку. Недооценил меня.

Ривьера прошел по кафельному борту бассейна к белому столику и плеснул минеральной воды в тяжелый хрустальный стакан.

— Он ведь говорил со мной, Молли. Думаю, он говорил с каждым из нас. С тобой, с Кейсом, даже с Армитиджем — хотя тут — то и разговаривать было не с кем. Он же нас почти не понимает. У него есть психопрофили, но ведь это — статистика, и не более. Не знаю, дорогая, являешься ли ты неким статистическим животным, но уж Кейс — абсолютно точно, а вот у меня есть качество, по самой своей природе не укладывающееся ни в какие количественные характеристики.

Питер отпил из стакана.

— И какое же? — равнодушно поинтересовалась Молли.

— Извращенность, — широко улыбнулся Ривьера.

Возвращаясь к женщинам, Ривьера раскручивал в стакане остаток воды, словно наслаждаясь массивностью толстого, с голубой резьбой, цилиндра.

— Склонность к бессмысленным поступкам. И я, Молли, принял решение, абсолютно бессмысленное решение.

Глядя на Ривьеру, девушка молча ждала продолжения.

— Ну, Питер, — мягко, словно ребенка, пожурила его 3–Джейн.

— Ты не узнаешь этого слова. Он ведь все мне рассказал. Конечно, 3–Джейн знает код, но ты его не получишь, равно как и Уинтермьют. Наша 3–Джейн — девочка с амбициями. — Ривьера снова улыбнулся. — У нее свои виды на семейную империю, и все бы хорошо, если бы не путались под ногами два сбрендивших искусственных разума. Ты, конечно, будешь смеяться, но они представляют собой вполне серьезную угрозу. Но тут появляется Питер, и Питер помогает ей выбраться из этого весьма неприятного положения. Сиди, говорит Питер, и не чирикай. Крути папочкины любимые джазовые пластинки, а уж Питер пригласит сюда подходящих к музыке танцоров. И тогда мы устроим королю Эшпулу достойные поминки.

Он допил остаток воды.

— Нет, папочка, ты нам не в масть. Ты совсем нам не в масть. Теперь, когда к нам пришел Питер.

А затем порозовевший от кокаина и меперидина Питер швырнул стакан прямо в левую линзу Молли, и уже ничего не было видно, только вспышки света и кровь.

Сняв дерматроды. Кейс обнаружил Мэлкома под потолком. Он висел на страховочном поясе, прикрепленном к панелям корпуса двумя эластичными тросами с большими серыми присосками на концах. Голый по пояс, растафари работал неуклюжим, специально приспособленным для невесомости, гаечным ключом; извлечение каждого очередного болта сопровождалось громким щелканьем пружины. "Маркус Гарвей" маневрировал — время от времени его слегка потряхивало.

— Мьют доведет нас до места, — пояснил Мэлком, опуская болт в привязанную к поясу сетку, — а сажать буду я. Пока что нужно позаботиться об инструменте.

— Ты держишь там свои инструменты?

Задрав голову, Кейс смотрел на ходящие по коричневой спине мускулы.

— Только этот. — Мэлком вытащил из — за панели длинный предмет, завернутый в черный поликарбон. Он вернул панель на место и закрепил ее одним болтом; тем временем черный пакет уплыл к корме. Открыв клапаны присосок, сионит освободился от страховки, догнал беглеца, вернулся и, пролетев над центральным экраном с пульсирующей зеленой диаграммой посадки, зацепился за каркас противоперегрузочной сетки Кейса. Опустившись вниз, он поддел скотч на свертке толстым сломанным ногтем большого пальца.

— Какой — то китаец сказал, что эта штука рождает истину[11]. — Мэлком развернул древний, обильно смазанный автоматический дробовик "ремингтон" со спиленным почти до самого потертого цевья стволом. Вместо приклада у обреза была деревянная пистолетная рукоятка, обмотанная черной изолентой. От Мэлкома пахло потом и марихуаной.

— Это что, единственное, что у тебя есть?

— Да. — Он извлек откуда — то красную тряпочку и, прихватив, чтобы зря не мазаться, рукоятку поликарбоновой оберткой, стал протирать черный, лоснящийся от масла ствол. — Мы, растафарианский военный флот, в него верим.

Кейс натянул дерматроды на лоб. "Техасский катет"" он проигнорировал — там, на вилле, можно будет поссать по — человечески. Не исключено, что последний раз в жизни.

Он щелкнул тумблером.

— Ну и дерьмо же он, — сказал конструкт, — этот самый Питер.

Казалось, они стали частью тессье — эшпуловского льда, изумрудные арки расширились и срослись, стали единой массой. В плоскостях окружающей их китайской программы преобладал зеленый цвет.

— Приближаемся, Дикси?

— Здорово продвинулись. Скоро и ты понадобишься.

— Послушай, Дикси, Уинтермьют говорит, что в нашем "Хосаке" не осталось ничего, кроме "Куанга". Еще он говорит, чтобы я отключил тебя и деку, перенес вас в виллу и подключил через ее охранную программу. Говорит, что "Куанг" будет уже там. И мы продолжим рейд изнутри, через внутреннюю сеть.

— Чудненько, — обрадовался Флэтлайн, — я же просто обожаю делать все через задницу.

Кейс перешел в симстим.

В окутавший Молли мрак, в мешанину синастезии, где ее боль имела вкус ржавого железа, запах дыни и была похожа на прикосновение к щеке крыльев ночной бабочки. Молли была без сознания, а в сны ее Кейс войти не мог. Замигал оптический чип; теперь каждую цифру окружал слабый розовый ореол.

07:29:40

— Мне очень не нравится, что все так получилось, Питер.

Голос 3–Джейн доносился словно издалека. Кейс решил, что Молли может слышать, но затем понял свою ошибку. Симстим был цел и на месте — и Кейс чувствовал, как он врезается Молли под ребра. Ее барабанные перепонки колебались под воздействием голоса 3–Джейн — вот и все. Что — то сказал Ривьера, коротко и неразборчиво.

— Нет, — ответила 3–Джейн, — и нет тут ничего веселого. Хидео принесет аппарат интенсивной терапии, но здесь нужен хирург.

Наступила тишина. Кейс очень отчетливо услышал, как в бассейне плещется вода.

— О чем это вы без меня говорили?

Теперь Ривьера был совсем близко.

— О моей матери. Она сама меня спросила. Думаю, девочка была в шоке — безотносительно к уколу, который сделал Хидео. Зачем ты это сделал?

— Хотел посмотреть разобьются они, или нет.

— Одна разбилась. Когда — и если — она очнется, мы увидим, какого цвета у нее глаза.

— Она очень опасна. Слишком опасна. Не будь меня под рукой, не отвлеки я ее Эшпулом, не прими твой Хидео на себя бомбу — где бы ты теперь была? В ее власти.

— Нет, потому что был Хидео, — спокойно ответила 3–Джейн. — Думаю, ты не совсем понимаешь, кто такой Хидео. Вот она, кажется, понимала.

— Хочешь выпить?

— Да, вина. Белого.

Кейс вышел из киберпространства.

Согнувшись над пультом "Маркуса Гарвея", Мэлком управлял посадкой. На центральном экране неподвижно светился маленький красный квадратик — док виллы. Зеленый квадрат побольше, представляющий "Гарвея", покачивался и постепенно уменьшался. Слева, на малом экране, светился схематический чертеж "Гарвея" и "Ханивы", приближающихся к изогнутой обшивке веретена.

— У нас всего один час, — сказал Кейс, вытаскивая из "Хосаки" разъем. Обычно встроенных батарей деки хватало на девяносто минут, но конструкт Флэтлайна вызовет дополнительный расход. Быстро, привычными движениями, Кейс примотал кассету с конструктом к днищу "Оно — Сендаи". Мимо проплыл страховочный пояс Мэлкома. Кейс поймал его, отсоединил эластичные тросы с серыми прямоугольными присосками и защелкнул карабины тросов друг за друга. Затем он прижал присоски к деке, надавил рычажки подсоса. Перекинул импровизированный ремень с декой и конструктом через плечо, поверх натянул кожаную куртку и стал инспектировать содержимое ее карманов. Там лежали паспорт, полученный от Армитиджа, банковский чип на то же имя, кредитный чип Фрисайда, бетафенэтиламиновые дермы, купленные у Брюса, пачка новых иен, полпачки "Ихэюань" и сюрикен. Кейс бросил кредитный чип через плечо и услышал, как он ударился о русский воздухоочиститель. Он почти собрался сделать то же самое со стальной звездочкой, когда отскочивший кредитный чип ударил его по затылку, срикошетил в потолок и упал позади левого плеча Мэлкома. Растафари оторвался от приборов и сердито оглянулся. Кейс посмотрел на сюрикен, сунул его обратно в карман куртки и услышал, как рвется подкладка.

— Ты пропустил сообщение от Мьюта, — сказал Мэлком. — Мьют говорит, что обманул систему безопасности. "Гарвей" становится в док под именем другого судна, которое ожидалось из Вавилона. Мьют передал нам его опознавательные коды.

— Мы наденем скафандры?

— Слишком тяжелые. Да чего там, — махнул рукой Мэлком, — лежи себе в этой сетке, пока я не скажу.

Он набрал последние команды и взялся за потертые розовые рукоятки, торчавшие по краям приборной доски. Кейс увидел, как зеленый квадрат усох еще на пару миллиметров и точно наложился на красный. На меньшем экране "Ханива" опустила нос, чтобы не задеть изгиб веретена, и вошла в ворота дока. "Гарвей" все еще висел под ней как пойманная добыча. Корпус буксировщика задрожал и зазвенел. Из поверхности веретена высунулись две лапы и захватили изящный корпус "Ханивы". Из "Блуждающего огонька" появился желтый дрожащий прямоугольник, который, изменяя форму, пополз мимо "Ханивы" к "Гарвею". С носа донесся резкий скрежещущий звук.

— Осторожно, — заметил Мэлком, — теперь у нас есть тяготение.

Будто притянутые магнитом, посыпались разнообразнейшие предметы. Внутренности Кейса резко деформировались, и он чуть не задохнулся. Дека и конструкт больно ударили по коленям.

Теперь они вращались вместе с веретеном.

Мэлком потянулся, снял красную сеточку и встряхнул своими косицами.

Пошли, брат, ты же говоришь, времени мало.

19

А ведь эта вилла — типичный паразит, подумал Кейс, вылезая из носового люка, обильно обвешанного соплями герметизирующей замазки. Не имея собственной экосистемы, она забирает воду и воздух у Фрисайда.

Трап, поданный к "Гарвею" в доке, был чуть усложненным — это в невесомости можно прыгать и кувыркаться как угодно, а при тяготении без лестницы не обойдешься — вариантом того туннеля, по которому они с Мэлкомом перебирались на "Ханиву". Рифленая труба, состоящая из подвижных, управляемых гидравликой, сегментов, ступеньками служат кольца из прочного шершавого пластика, опоясывающие каждый сегмент. К "Гарвею" труба подходила горизонтально, но затем она резко уходила налево вверх, огибая корпус "Ханивы". Мэлком уже карабкался по трапу, держа в правой руке "ремингтон", а левой цепляясь за кольца. На растафари были мешковатые, сильно поношенные армейские брюки, зеленая нейлоновая безрукавка и драные парусиновые тапочки с ярко — красными подошвами. При каждом его шаге туннель слегка вздрагивал.

Под весом "Оно — Сендаи" и конструкта Флэтлайна карабины импровизированного ремня врезались в плечо Кейса. Боли он не чувствовал — он вообще не чувствовал сейчас ничего, кроме страха. Пытаясь отогнать этот страх, Кейс вспоминал армитиджеву лекцию о Фрисайде и о вилле "Блуждающий огонек". Он вздохнул и полез вверх. Экосистема Фрисайда ограничена, но не замкнута. Тогда как Сион является замкнутой системой, способной самовоспроизводиться долгие годы безо всякого снабжения извне. Фрисайд обеспечивает себя воздухом и водой, но зависит от подвоза продуктов питания и удобрений. Вилла "Блуждающий огонек" не производит вообще ничего.

— Брат, — негромко позвал Мэлком, — поднимайся сюда, встань рядом.

Двигаясь по круглой лестнице боком, Кейс одолел оставшиеся несколько колец. Трап упирался в гладкий, слегка выпуклый люк диаметром метра в два. Гидравлические сегменты трапа уходили в гибкий кожух вокруг люка.

— Так чего же мы…

Кейс замолк, так как люк открылся, и тонкая пыль, поднятая небольшой разницей в давлениях, попала ему в глаза.

Мэлком быстро пролез в люк; Кейс услышал, как щелкнул предохранитель обреза.

— Ты же вроде торопился, — прошептал Мэлком, присев возле люка; еще секунда, и к нему присоединился Кейс.

Люк располагался в центре круглого сводчатого помещения, устланного голубой пластмассовой плиткой. Мэлком толкнул Кейса локтем и указал на вделанный в стену монитор. На экране высокий юноша с типичными чертами Тессье — Эшпулов отряхивал рукава своего темного пиджака. Он стоял возле такого же люка в таком же помещении.

— Простите пожалуйста, сэр, — донеслось из динамика над люком.

Кейс взглянул вверх.

— Мы ожидали вас позднее, в центральном доке. Минутку, пожалуйста.

Молодой человек на мониторе нетерпеливо вскинул голову.

Держа обрез на изготовку, Мэлком повернулся к открывшейся слева двери. Низенький евразиец в оранжевом комбинезоне удивленно уставился на пришельцев. Он попытался что — то сказать, не смог и закрыл рот. Кейс посмотрел на монитор. Пусто.

— Кто вы? — пролепетал маленький человечек.

— Растафарианский военный флот, — заявил, вставая с корточек, Кейс; киберпространственная дека ударила его по бедру, — Мы только — то и хотим, что включиться в вашу охранную систему.

Человечек сглотнул слюну.

— Это проверка? Проверка лояльности? Ну, конечно же, проверка лояльности! — Он вытер ладони об оранжевые штаны.

— Нет, брат, тут все взаправду. — Мэлком тоже распрягся и наставил на коротышку обрез. — Шевелись.

Они миновали дверь и очутились в коридоре, среди так хорошо знакомых Кейсу полированных бетонных стен и кучами наваленных ковриков.

— Хорошие половики, — сказал Мэлком, подталкивая пленника в спину. — И пахнет, как в церкви.

Как только они подошли к старинному монитору "Сони", под которым находилась клавиатура и панель с множеством разъемов, экран засветился, и на нем появилось напряженно улыбающееся лицо Финна; фоном ему служила прихожая "Метро Гологрэфикс".

— О'кей, — сказал он, — Мэлком, там, дальше по коридору, есть открытая кладовка; запихни парня туда, а я запру. А ты, Кейс, найди на верхней панели пятое гнездо слева. Переходники под консолью, в шкафчике. Нужен тот, где двадцать один пин для "Оно — Сендаи" и сорокапиновый папа для "Хитачи".

Пока Мэлком занимался пленником, Кейс встал на колени и, порывшись среди кучи разных переходников, нашел нужный. Подсоединив его к деке, он немного помедлил и взглянул на экран.

— Тебе обязательно нужно выглядеть Финном?

Финн медленно, строчка за строчкой, превратился в Лонни Зоуна; изменился и фон, теперь это были японские постеры, кое — как наляпанные на стенку.

— Все, что пожелаешь, малыш, — процедил сутенер. — Для Лонни это — что два пальца…

— Нет, — сказал Кейс, — остановимся на Финне.

Зоун исчез; Кейс вставил переходник в разъем и надел дерматроды.

— Что так долго? — захохотал Флэтлайн.

— Я же просил тебя не ржать, — сказал Кейс.

— Шучу, пацан, — ответил конструкт, — для меня же все мгновенно, никакого времени не существует. Давай — ка посмотрим, что там у нас…

Теперь "Куанг" стал зеленым, такого же оттенка, как и тессье — эшпуловский лед. Он прямо на глазах терял прозрачность, хотя вверху все еще проглядывала черная блестящая акула. Ломаные линии и галлюцинационные образы исчезли, теперь эта штука выглядела такой же реальной, как "Маркус Гарвей" — старинная ракета, отливающая черненым хромом.

— Порядок, — сказал Флэтлайн.

— Порядок, — согласился Кейс и щелкнул симстим — переключателем.

— К сожалению, только так. — 3–Джейн поддерживала голову Молли. — Наш аппарат показывает, что сотрясения нет, а глаз можно восстановить. Ты раньше не была с ним мало знакома?

— Совсем не знакома, — бесцветным голосом ответила Молли.

Она лежала то ли на высокой кровати, то ли на обитом мягком столе. Раненая нога ничего не чувствовала, ее словно не было вообще. Синастезический эффект укола вроде прошел. Черный шар исчез, но руки Молли были связаны мягкими ремнями, не попадавшими в поле зрения.

— Он хочет тебя убить.

— Похоже, — сказала Молли, глядя в потолок, мимо ослепительно яркой лампы.

— А вот я, пожалуй, не хотела бы, чтобы он тебя убил, — сказала 3–Джейн; преодолев боль, Молли повернула голову и посмотрела ей в глаза.

— Не надо играть со мной, — сказала она.

— А вот я бы, пожалуй, хотела с тобой поиграть. — 3–Джейн наклонилась, откинула со лба Молли волосы и легко клюнула ее губами. На светлой галабии проступали пятна крови.

— Где он сейчас? — спросила Молли.

— Колется, наверное. — 3–Джейн выпрямилась. — Он очень тебя ждал. Наверное, будет забавно за тобой ухаживать, Молли.

Она улыбнулась и рассеянно вытерла окровавленную руку о бедро.

— У тебя перелом со смещением, нужно вправить, но это мы устроим.

— А как же Питер?

— Питер? — 3–Джейн чуть тряхнула головой. На лоб ее упала прядь темных волос.

— Питер становится довольно скучным. Наркотики — вообще скучная штука. Во всяком случае, — хихикнула 3–Джейн, — когда этим занимаются другие. Как ты заметила, мой папаша был заядлым наркоманом.

Молли напряглась.

— Да ты не бойся.

Пальцы 3–Джейн поглаживали оголившийся живот Молли.

— Его самоубийство — результат моего вмешательства в работу морозильника. Понимаешь, я же ни разу с ним не встречалась. Я появилась на свет во время его последнего сна. Но знаю его я очень хорошо. Ядро знает все. Я видела, как он убил мою мать. Вот поправишься немножко, и я тебе покажу. Он будет душить ее в постели.

— Зачем он убил ее?

Здоровый глаз Молли сфокусировался на лице 3–Джейн.

— Он не принимал ее концепцию развития нашей семьи. Это она заказала постройку наших искусственных разумов. Мама была визионерка. Мечтала о симбиозе между семьей и ИскИнами, чтобы деловые решения принимались сами собой, без нашего участия. Даже, пожалуй, все наши сознательные решения. Тессье — Эшпулы должны были стать бессмертными, роем, где каждый из нас был бы частью некоей большей сущности. Потрясающе. Я тебе прокручу ее записи, у меня их около тысячи часов. Но я маму никогда толком не понимала, а с ее смертью это направление было утрачено. Мы вообще утратили всякое направление. Зарылись внутрь самих себя. Теперь мы даже редко покидаем виллу. Я — исключение.

— Ты говоришь, что пыталась убить отца? Изменила программы работы морозильника?

3–Джейн кивнула.

— Я получала помощь. От призрака. Когда я была маленькая, я думала, что в ядрах живут духи. Голоса. Одним из них был Уинтермьют, это — "тьюринговский" код нашего бернского ИскИна. Кстати сказать, тобой управляет не весь этот мозг, а нечто вроде подпрограммы.

— Одним из них? А что, есть и другие?

— Другой. Но он давно со мной не разговаривал. Надоело, наверное. Я подозреваю, что оба они развились из определенных способностей, заложенных по маминым указаниям в исходную программу, но точно не знаю — мамочка была особой весьма скрытной. Вот. Выпей.

3–Джейн поднесла к губам Молли гибкую пластиковую тубу.

— Это вода. Много не пей.

— Ну как, лапочка? — раздался веселый голос Ривьеры. — Развлекаешься?

— Оставь нас одних, Питер.

— Играешь в доктора…

Неожиданно в десяти сантиметрах от носа Молли появилось ее собственное лицо. Безо всяких бинтов. На месте левой зеркальной линзы зияла наполненная кровью открытая глазница, из которой торчал длинный осколок серебристого пластика.

— Хидео, — сказала 3–Джейн, гладя Молли по животу, — если Питер не уберется отсюда, сделай ему больно. Иди, Питер, поплавай.

Видение исчезло.

В темноте перевязанного глаза светилось — 07:58:40.

— Он сказал, что ты знаешь код. Питер сказал. Этот код нужен Уинтермьюту.

Внезапно грудь Кейса ощутила легкую тяжесть латунного ключа.

— Да, знаю. — 3–Джейн убрала руку. — Я выучила его еще ребенком. Думаю, во сне… А может, он был где — то в этой тысяче часов маминого дневника. Но я думаю, Питер прав, убеждая меня не выдавать код. Если я верно понимаю, потом придется выяснять отношения с "Тьюрингами", а духи — народ капризный и ненадежный.

Кейс отключился.

— Ну что, странненькая девочка? — ухмыльнулся Финн с экрана старого "Сони".

Кейс пожал плечами. Он повернул голову и увидел, как по коридору возвращается Мэлком, с обрезом в руке. На лице растафари сияла улыбка, голова его качалась в такт неслышимому ритму. Из кармана безрукавки к ушам тянулись тонкие желтые проводки.

— Даб, — сказал Мэлком.

— Ты что, сбрендил? — поинтересовался Кейс.

— А какой вред, брат, что я послушаю? Вполне праведный даб.

— Ну — ка, ребятки, — вмешался Финн, — принимайте низкий старт. Сюда едет ваш транспорт. Я не обещаю множество роскошных трюков, вроде той картинки 8–Джина, на которую купился швейцар, но подбросить вас к логову 3–Джейн — за ради Бога.

Когда в конце коридора из — под бетонной арки вывернула автоматическая тележка, Кейс как раз отсоединял переходник. Скорее всего, именно на ней ехали те негры, но теперь их не было. "Браун", намертво вцепившийся в обивку сиденья, дружелюбно подмигивал единственным своим красным глазом.

— Ты, слуга, давай карету, а я сяду и поеду, — продекларировал Кейс.

20

Злость снова куда — то делась. Даже скучно как — то.

На тележке было тесно: Мэлком с обрезом на коленях плюс Кейс, прижимавший к груди деку и конструкта. Перегрузка сместила центр тяжести легонькой таратайки далеко вверх; неустойчивая, явно не предназначенная для быстрой езды, она все время норовила опрокинуться. Мэлкому приходилось наклоняться в сторону каждого огибаемого угла, что не составляло особых проблем при левых поворотах, так как Кейс сидел с противоположной стороны, но зато уж при правых растафари буквально размазывал его по скамейке.

Кейс абсолютно не понимал, где они находятся и куда едут. Все вроде бы и знакомое, но никогда не было полной уверенности, что именно этот участок коридора проходила Молли. Вдоль искривленной галереи тянулись ряды деревянных стендов с коллекциями, которых он определенно не видел: черепа каких — то крупных птиц, монеты, кованые серебряные маски. Шесть колес тележки катились по ковровым наслоениям совершенно бесшумно. Слышался только гул электромотора, да временами, когда Мэлком в очередной раз наваливался на Кейса, из поролоновых затычек растафари доносились слабые отзвуки сионского даба. Дека и конструкт вдавливали лежащий в кармане куртки сюрикен в бедро.

— У тебя есть часы? — поинтересовался Кейс.

Растафари отрицательно поболтал косичками:

— Ни к чему мерить время.

— О Боже, — простонал Кейс и закрыл глаза.

Быстра просеменив по ковровым залежам к темной обшарпанной двери, "браун" постучал по ней лапкой. Оставленная тележка громко затрещала, из ее вентиляционной решетки посыпались голубые искры. Они падали на ковер, Кейс почувствовал запах паленой шерсти.

— Сюда, что ли? — Мэлком оглядел дверь и щелкнул предохранителем.

— Можно подумать, я знаю больше твоего, — буркнул себе под нос Кейс.

"Браун" развернулся и начал лихорадочно мигать.

— Хочет, чтобы ты открыл дверь, — сказал Мэлком.

Кейс шагнул вперед и осторожно потрогал бронзовую ручку. На двери висела бронзовая табличка, такая старая, что надпись на ней почти стерлась и стала совершенно неразборчивой, скорее всего — давно и всеми забытое название какой — нибудь службы или фамилия служащего. Интересно, подбирали Тессье — Эшпулы каждый предмет обстановки "Блуждающего огонька" специально или купили все оптом на какой — нибудь европейской помойке, вроде "Метро Гологрэфикс", только гораздо больших размеров. Петли открываемой двери жалобно скрипнули, и тут же вперед рванулся Мэлком с обрезом у бедра.

— Книги, — сказал он.

Библиотека, те самые белые металлические стеллажи с бирками.

— Я знаю это место, — сказал Кейс, оглядываясь на тележку; от ковра тянулась струйка дыма.

— Поехали, — решил он. — Телега! Телега?

Тележка не реагировала. "Браун" дергал Кейса лапками за штанину, больно царапая лодыжку; очень хотелось пнуть эту железяку ногой.

— Чего тебе?

Крохотный робот шустро проскочил в открытую дверь. Кейс двинулся следом.

В библиотеке стоял еще один старый монитор "Сони". Подбежав к нему, "браун" замер, а затем стал пританцовывать.

— Уинтермьют?

На экране появились знакомые черты. Финн улыбнулся.

— Пора посмотреть, что там делается. — Глаза Финна щурились от сигаретного дыма. — Давай, подключайся.

Внезапно к Кейсу подбежал "браун" и, больно щипаясь через тонкую черную ткань, стал карабкаться по ноге.

— Вот же мать твою!

Кейс сбросил с себя механизм, и тот ударился о стену. Две конечности беспомощно задергались в воздухе.

— Что с этой тварью такое?

— Сгорела, — пояснил Финн. — Хрен с ней. Пустяки. Ты, главное, включайся.

Под экраном оказались четыре разъема, но только один подходил к адаптеру "Хитачи".

Кейс вошел в киберпространство.

И очутился в серой пустоте.

Никакой матрицы, никакой решетки. Никакого киберпространства.

Дека куда — то исчезла. Его пальцы…

И только на самом краю сознания ощущалось некое движение, что — то стремительно неслось к нему по глади бесконечного черного зеркала.

Рот свело в беззвучном крике.

Там, за изгибом пляжа, находился вроде бы город, но до него было далеко.

Он сидел, плотно обхватив руками колени, на корточках, посреди мокрого песка, и дрожал.

И даже потом, когда дрожь прекратилась, он не сменил позы и сидел так долго — долго. Город (а город ли это?) был низким и серым. Время от времени он исчезал за стеной тумана, поднимавшегося с моря. В какой — то момент Кейсу показалось, что и вовсе это не город, а только здание или даже развалины; оценить расстояние было невозможно. Песок был цвета почерневшего, но еще не совсем, серебра. Пляж состоял из песка, песок был влажный, джинсы на ягодицах были мокрыми от влажного песка… Он держал себя за колени и раскачивался, и пел песню без мелодии и слов.

Серебро неба отличалось от серебра песка. Тиба. Небо как в Тибе. Токийский залив? Он обернулся в надежде увидеть знакомую голограмму "Фудзи Электрик", или парящий над водой беспилотный вертолет, или хоть что — нибудь.

Позади него закричала чайка. Кейс поежился.

Поднимался ветер. Песчинки больно хлестали по щеке. Кейс уткнул лицо в колени и заплакал; собственный плач казался ему таким же далеким и незнакомым, как крик чайки. Горячая моча пропитала джинсы, капала на песок и быстро остывала на дующем с моря ветре. Слезы высохли, но от безудержных рыданий разболелось горло.

— Уинтермьют, — бормотал он своим коленям. — Уинтермьют.

Темнело, теперь он дрожал уже от холода, который в конце концов заставил его встать на ноги.

Ныли колени и локти. Из носа текло. Он утерся рукавом и стал рыться в пустых карманах.

— Господи, — сказал он, сгорбившись и спрятав озябшие руки под мышки. — Господи.

У него начали стучать зубы.

Отлив украсил пляж песчаными разводами, недоступными ни одному токийскому садовнику. Сделав дюжину шагов в сторону проглоченного уже вечером города, Кейс обернулся и стал всматриваться в сгущающиеся сумерки. От места, где он сидел, тянулась короткая цепочка следов. Больше ничего не нарушало тусклое серебро песка.

Как ему показалось, Кейс прошел не менее километра, прежде чем заметил свет. Он разговаривал с Рацем, именно Рац и обратил его внимание на оранжево — красный огонек, тускло тлеющий справа, в глубине пляжа. Он знал, что Раца здесь нет, что бармен — плод его собственного воображения, никоим образом не связанный с этой мерзостью, в которой он завяз, погряз, заблудился, но это не имело ни малейшего значения. Странным образом, придуманный Рац имел собственные соображения насчет Кейса и задницы, в которую тот попал.

— Ты, дружище — артист, меня просто поражаешь. Это ж какие старания ты прикладываешь, чтобы довести себя до саморазрушения. Какие излишества! Ты мог спокойно доконать себя в Ночном Городе. У тебя было все для этого: стимуляторы, чтобы лишиться здравого смысла, выпивка, чтобы не думать, Линда для романтической печали, и улица, чтобы там тебе оторвали башку. И чего, спрашивается, понесло тебя в такую даль? А декорации, это ж надо такую дурь придумать… сцена, висящая в пустоте, наглухо запечатанные замки, редчайшая гниль старушки Европы, какие — то мертвецы в коробочках, и китайская магия…

Рац ковылял рядом с Кейсом, посмеиваясь и оживленно размахивая розовым протезом. Среди почерневших, теряющихся в темноте зубов диковато поблескивали стальные коронки.

— Наверное, артист просто по — другому не может, или я ошибаюсь? Ты нуждался в этом мире, этом пляже и остальной хурде — мурде. Чтобы умереть.

Кейс остановился, покачнулся и повернулся в сторону прибоя и летящих колючих песчинок.

— Да, — согласился он. — Кой хрен. Наверное…

И пошел навстречу волнам.

— Эй, артист, — крикнул вслед ему Рац. — Свет. Смотри. Вон там, в той стороне…

Кейс снова остановился, зашатался и рухнул на колени у самой кромки ледяной воды.

— Рац? Свет? Рац…

Абсолютная, без малейшего проблеска, тьма и шум волн. С большим трудом Кейс поднялся на ноги и попробовал вернуться по собственным следам.

Тянулись минуты, часы, века. А он все шел.

А затем оно появилось, тусклое пятнышко, с каждым шагом принимавшее все более определенные очертания. Прямоугольник. Дверь.

— Там огонь. — Ветер вырвал его слова и бросил их в ночь.

Бункер, то ли каменный, то ли бетонный, бункер, погребенный под заносами темного песка. В толстой — не меньше метра — стене — узкий и низкий лаз.

— Эй, — негромко позвал Кейс, — эй…

Пальцы коснулись холодной стены. На камнях плясали тени от горящего внутри огня.

Кейс низко пригнулся и в три шага очутился внутри.

Костер из плавника, разложенный в ржавом стальном ящике, дым уходит в щербатый дымоход, рядом — сидящая на корточках девушка. В пляшущем свете огня он поймал взгляд широко раскрытых, испуганных глаз и узнал головную повязку — шарф с узором вроде увеличенной схемы чипа.

В ту ночь Кейс отказался от ее рук, от предложенной ею пищи и от места рядом с нею в гнезде, сооруженном из старых шерстяных одеял и рваного поролона. В конце концов он примостился у входа и стал смотреть на спящую девушку и слушать шелест песка за стеной. Каждый час он подходил к импровизированному очагу и подбрасывал в огонь свежий плавник из сложенной рядом кучи. Все это иллюзия. Но иллюзорный холод ничем не лучше настоящего.

Вот и она — иллюзия, эта девушка, лежащая в отблесках пламени. Кейс глядел на приоткрывшиеся во сне губы. Такой он ее запомнил в ту поездку через Токийский залив — и это было жестоко.

— Аккуратно работаешь, говнюк, — шептал Кейс. — Не хочешь рисковать, да? Не стал подсовывать мне какое — нибудь фуфло. Но я же все равно знаю, что это такое. — Кейс пытался говорить спокойно. — Знаю, понимаешь? Я знаю, кто ты такой. Ты — тот, второй. 3–Джейн рассказала Молли. Ты — пылающий кустарник. Это был не Уинтермьют, а ты. Он пытался предупредить меня с помощью "брауна". А ты вырубил меня, затащил сюда, в никуда. Вместе с призраком. С той, как я ее помню…

Девушка пошевелилась во сне, что — то пробормотала и натянула одеяло до самого уха.

— Тебя нет, — сказал он спящей девушке. — Ты — мертвая, и единственная цель твоего существования — посадить меня в задницу. Ты слышишь это, приятель? Что я, не понимаю, что ли, что тут происходит? Вырубился я, вот что. И все это заняло секунд двадцать. И сижу я там же, где и был, в библиотеке этой, и мозг мой мертв. А очень скоро он будет по — настоящему, безвозвратно мертв — если у тебя есть хоть на грош здравого смысла. Ты хочешь помешать Уиитермьюту, а для этого всего — то и надо, что задержать меня здесь. Дикси и сам может вести "Куанга", но он — жмурик, и ты всегда его вычислишь. И вся эта херня с Линдой — это же все ты, верно? Уинтермьют попытался с ней работать — еще тогда, в тот раз, когда засунул меня в конструкт Тибы, — но не смог. Слишком, говорит, спотыкательно. И это ты двигал звезды в небе Фрисайда, верно ведь? И мертвой "кукле" в комнате Эшпула лицо Линды сделал тоже ты. Молли его не видела. Ты просто изменил симстим — сигнал. Потому что думал, что сделаешь мне больно. Потому что думал, что это мне не все равно. Ну и давись ты конем, не знаю, как уж там тебя звать. Выиграл ты, выиграл. Только мне на это насрать. Думаешь, нет? Только на хрена ты все это так, на хрена?

Его снова трясло, голос сорвался на крик.

Укутанная драными одеялами девушка зашевелилась.

— Ты бы поспал, — пробормотала она. — Ложись сюда и спи. Если хочешь, я встану, посижу. Тебе нужно поспать. — Голос звучал сонно и неразборчиво. — Просто поспи, и все.

Когда Кейс проснулся, девушки не было. Огонь погас, но в бункере было тепло, косые лучи солнца, проникавшие через проем, ярко освещали вспоротый бок большой картонной коробки. Кейс узнал стандартный грузовой контейнер — он встречал уже такие в доках Тибы; через прореху виднелись ярко — желтые пакеты, на солнце они казались огромными кусками масла. Живот свело от голода. Кейс выбрался из гнезда, подошел к коробке, выудил одну упаковку и, сощурившись, начал разбирать бисерно — мелкие буквы. Надпись была на двенадцати языках, английский шел самым последним. "НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС, ВЫСОКАЯ КАЛОРИЙНОСТЬ, "ГОВЯДИНА" ТИП АГ–8". Далее следовал список пищевых компонентов. Кейс вытащил еще один пакет. "ЯЙЦА".

— Раз уж ты создал все это дерьмо, — произнес Кейс, то мог бы положить и натуральной еды, а?

С пакетами в руках Кейс обошел все четыре помещения бункера. В двух других комнатах, кроме куч песка, ничего не оказалось, а в четвертой — лежали еще три контейнера с продуктами.

— Ясно, — сказал Кейс и потрогал печати. — Это, значит, оставайся здесь надолго. Ясненько. Как же, как же…

Он обыскал комнату с очагом и нашел пластиковую канистру, с дождевой, как он решил, водой. Рядом с гнездом из одеял у стены лежали дешевенькая красная зажигалка, матросский нож с треснувшей зеленой ручкой и шарф Линды. Заскорузлый от пота и грязи, он все еще был завязан узлом. Кейс вскрыл ножом желтые пакеты и вывалил их содержимое в ржавую консервную банку, валявшуюся рядом с очагом. Затем он добавил воды из канистры, размял комки пальцами и стал есть. Месиво напоминало по вкусу говядину, но весьма удаленно. Покончив с едой, Кейс бросил жестянку в очаг и вышел наружу.

Судя по температуре и по положению солнца, было далеко за полдень. Кейс сбросил сырые нейлоновые туфли и был приятно поражен теплотой песка. При дневном свете пляж имел серебристо — серый оттенок. На голубом небе — ни облачка. Он обогнул бункер и направился к воде, скинув по пути куртку прямо на песок.

— Вот уж не знаю, из чьей памяти ты извлек все это, — сказал Кейс, подойдя к воде.

Он снял джинсы и зафутболил их в неглубокую воду, за ними последовали рубашка и белье.

— Что это ты делаешь?

Он обернулся и увидел, что она стоит в десяти метрах от него и ее ноги омывает морская пена.

— Я вчера обмочился, — ответил Кейс.

— Ты не сможешь потом все это носить. Морской вода, всю кожу разъест. Там, за камнями, — она неопределенно махнула рукой, — есть хорошая лужа, я покажу. С пресной водой.

Выгоревшие армейские брюки обрезаны выше колена, обнажая гладкую загорелую кожу. Легкий ветерок шевелит волосы.

— Послушай… — Кейс подобрал одежду и направился к девушке. — У меня есть вопрос. Я не буду спрашивать, что делаешь здесь ты. Но вот что здесь делаю я, как ты себе это представляешь?

Кейс остановился, мокрая штанина хлопнула его по голой ноге.

— Ты пришел этой ночью, — улыбнулась Линда.

— И этого что, достаточно? Просто пришел — и все?

— Он сказал, что ты придешь, — улыбнулась Линда, смешно наморщив нос, а затем пожала плечами. — Он же понимает такие вещи.

Она подняла левую ногу и неловко, совсем как ребенок, соскребла ею с правой лодыжки засохшую соль. И снова улыбнулась, немного неуверенно.

— А теперь спрошу я, ладно?

Кейс кивнул.

— Кто это тебя так разрисовал, что все коричневое, кроме одной ступни?

— И это — последнее, что ты помнишь?

Кейс смотрел, как она выскребает остатки сублимированного мяса из прямоугольной стальной крышки, единственной их тарелки.

Линда кивнула, в пламени костра ее глаза казались огромными.

— Ты прости меня, мне же самой жалко, вот честное слово, жалко. Я же больше со зла, из вредности, и к тому же… — Линда виновато поникла, ее лицо исказилось то ли от боли, то ли от воспоминания о прошлой боли. — Попросту говоря, мне были нужны деньги. Чтобы уехать домой или…

— Дьявол! — неожиданно воскликнула она. — Да ты же меня почти не замечал!

— А сигарет, значит, нету?

— У тебя что, с головой не в порядке? Я слышу этот вопрос уже десятый раз!

Она крепко закусила прядь волос.

— Но еда — то здесь была? С самого начала?

— Я сто раз тебе объясняла, что ее выбросило на этот долбаный пляж.

— О'кей. Понятно. Тут уж не подкопаешься.

Девушка снова начала всхлипывать, негромко и без слез.

— И вообще, откуда ты взялся на мою голову? — проговорила она наконец. — Знаешь, как хорошо было здесь без тебя?

Кейс встал, прихватил куртку и выскочил наружу, ободрав руку о шершавый бетон. Ни ветра, ни луны, только плеск неразличимого в темноте моря. Джинсы после стирки заметно сели, влажная ткань неприятно липла к ногам.

— О'кей, — сказал Кейс непроглядной ночи, — притворимся, что поверили! Но только с условием, чтобы завтра на тот же пляж выбросило сигареты. — Он вздрогнул от собственного смеха. — Да и ящик пива заодно бы не помешал.

Он вернулся в бункер.

Линда ворошила угольки серебристой от долгого пребывания в воде щепкой.

— А кто это такая была в твоем гробу "Дешевого отеля"? Типичная самурайка, вся в черной коже и с зеркальными линзами. Я испугалась, а потом подумала, может это — твоя новая девушка, хотя она и показалась мне слишком для тебя дорогой… — Линда виновато вскинула глаза. — Я же правда очень жалею, что сперла у тебя файлы.

— Пустяки, — ответил Кейс. — Это ровно ничего не изменило. Итак, ты отнесла файлы к этому парню и попросила прочитать?

— Тони, — кивнула Линда. — Мы с ним иногда встречались. Он тоже кололся, и мы… ладно. Да, я помню, как он смотрел на своем мониторе и там была потрясающая графика, я еще удивилась, откуда ты…

— Там не было никакой графики, — перебил Кейс.

— Как это не было, если было. Не понимаю только, откуда ты взял все эти снимки про мое детство. Например, мой папа, до того, как он от нас ушел. Он мне подарил деревянную раскрашенную дудочку, так у тебя там был даже ее снимок.

— А Тони, он все это видел?

Не помню. А потом я вдруг очутилась на пляже, совсем ранним утром, на рассвете, и очень одиноко, и птицы кричат. Я очень перепугалась, ведь у меня с собой ничего не было, ни уколоться, ничего, и я знала, какая будет ломка… И я все шла и шла по берегу, пока не стало темно, и я набрела на этот бункер, а на следующий день на берег выбросило эти коробки с едой, все опутанные какой — то зеленой морской мерзостью, вроде полосок затвердевшего желе морской капусты.

Линда воткнула щепку в золу.

— И знаешь, никакой ведь ломки. — Щепка потихоньку разгоралась. — Вот сигарет — их и вправду не хватает. А как ты? Все еще употребляешь?

На ее скулах играли отблески пламени, напомнившие аркаду. "Замок колдуна", "Танковую войну"…

— Нет, сказал Кейс, а потом было уже все равно, что там он понимает и чего он не понимает, ощущая на ее губах солоноватый вкус слез. В ней было нечто первозданно — мощное, нечто, знакомое ему по Ночному Городу, знакомое и хранившее его, хранившее — до времени — от времени и смерти, от безжалостной, всепожирающей Улицы. Некое место, знакомое ему и прежде, место, до которого не со всяким проводником доберешься, хотя он, странным образом, никогда об этом не помнил. Нечто, столько раз найденное — и столько же раз утраченное. Нечто, относившееся — он знал это всегда и вспомнил сейчас, увлекаемый в гнездо из рваных тряпок — к сфере плоти, к сфере мяса, презираемого всеми ковбоями. Нечто непомерно огромное, безнадежно непознаваемое, океан информации, закодированный в феромонах и винтовых лестницах аминокислот, бесконечная сложность, разобраться в которой под силу только слепому, нерассуждающему телу.

Он стал расстегивать армейские брюки, и молнию заело — между нейлоновых зубьев набилась морская соль. Рывок посильнее, отскочила и ударилась в стенку какая — то железка, прогнившие нитки лопнули, и он был в ней, передавая сгусток все той же древней информации. Он ни на секунду не забывал, что это за место, понимал, что находится в закодированной модели чьей — то памяти, — но даже это ничего не меняло.

Она задрожала в тот самый момент, когда вспыхнула воткнутая в золу щепка, и на стене бункера заплясали их сплетенные тени.

Позже, когда они уже просто лежали и ладонь его замерла на ее животе, Кейс вспомнил пляж, белую пену вокруг ног Линды и ее слова.

— Он сказал тебе, что я приду.

Но Линда только повернулась на бок, прижалась к нему спиной, накрыла его руку своей и что — то пробормотала сквозь сон.

21

Его разбудила музыка, которую он принял вначале за удары собственного сердца. Кейс сел, поеживаясь от предрассветного холода, и набросил на плечи куртку; огонь давно погас, сквозь проем сочится серый свет. Поле зрения кишело призрачными иероглифами, на нейтральном фоне стены выстраивались полупрозрачные линии и знаки. Кейс взглянул на тыльные стороны ладоней и увидел, как под кожей ползают, повинуясь некому непонятному коду, слабо мерцающие молекулы. Он поднял правую руку и осторожно подвигал ею из стороны в сторону. В воздухе повис неяркий, быстро затуханий след.

Волосы на руках его и затылке встали дыбом. Оскалив зубы, Кейс припал к земле и начал прислушиваться к музыке. Биение ритма стихло, вернулось, снова стихло…

— Что случилось? — Линда села и сонно откинула с глаз волосы.

— Я… ну словно под балдой… У тебя тут есть что — нибудь такое?

Девушка помотала головой и взяла его за руки.

— Линда, кто тебе сказал? Кто сказал, что я приду? Кто?

— На берегу. — Что — то заставило ее отвести взгляд в сторону. — Мальчик. Я встретила его на берегу. Лет тринадцати. Он здесь живет.

— И что он сказал?

— Он сказал, что ты придешь. Сказал, что ты не станешь на меня сердиться. Еще он говорил, что нам будет здесь хорошо, и показал мне лужу с дождевой водой. Он похож на мексиканца.

— На бразильца, — поправил ее Кейс и увидел, как по стене побежала новая волна символов. — Думаю, он из Рио.

Кейс встал и начал влезать в джинсы.

— Кейс, — голос Линды дрожал. — Куда ты уходишь?

— Поищу этого мальчика.

Снова нахлынула музыка, а точнее, один ритм, навязчивый и вроде бы знакомый. Где — то он его слышал.

— Не надо.

— Когда я сюда попал, я вроде что — то там видел. Город, чуть подальше по берегу. А вчера ничего такого не было. А ты — ты его видела? — Кейс рывком застегнул "молнию" на джинсах, попытался развязать диким узлом затянувшиеся шнурки на ботинках, но потом махнул рукой и решил идти босиком.

Линда опустила глаза и кивнула.

— Да. Иногда я его вижу.

— Ты ходила туда?

Кейс надел куртку.

— Нет, — помотала она головой. — Но я пыталась. Когда я сюда попала, мне стало скучно. И я подумала, раз там город, то, может, там найдется ширево? — Лицо ее чуть скривилось. — У меня и ломки даже не было, просто хотелось словить кайф. Я взяла жестянку и размочила в ней еду посильнее, ведь у меня нет отдельной посуды для воды. Я шла целый день и видела его иногда, город этот самый, и казалось, что до него не очень далеко. Но только он так к не стал ближе. А потом он вроде как разрушенный, или там никого нет, потом мне вдруг показалось, что я вижу фары машин или еще что — то в этом роде…

Она говорила все тише, а потом н совсем замолчала.

— Ну и что же это такое?

— Вот эта штука, — она обвела рукой погасший очаг, темные стены, вход, за которым начинался рассвет, — в которой мы живем. Понимаешь, Кейс, она уменьшается. Чем ближе к ней подходишь, тем она меньше.

Перед самым выходом из бункера Кейс немного помедлил.

— А ты спрашивала об этом мальчишку?

— Да. Он сказал, что я не пойму и только зря потрачу время. Сказал, что это вроде как… вроде как событие. И что это — наш горизонт. Горизонт событий, так он сказал.

Эти слова не имели никакого смысла. Кейс вышел из бункера и побрел наугад, в противоположную — как подсказывало ему какое — то чувство — от моря сторону. Иероглифы бежали по песку, выскакивали из — под его ног и разлетались в разные стороны.

— Ага, — сказал Кейс, — мир трещит по швам. Зуб даю, ты тоже это знаешь. Кто же это? "Куанг"? Китайский ледокол прорезает дырку в твоем сердце? Или Дикси Флэтлайн оказался не так уж прост, а?

Кейс услышал голос Линды и оглянулся. Она шла следом. Сломанная молния хлещет по загорелому животу, курчавый лобок аккуратно окантован рваной тканью. Словно ожившая иллюстрация из какого — нибудь старого журнала, которые кипами валяются в мастерской Финна, вот только грустная и усталая, а рваные портки выглядят не вызывающе, а как — то даже трогательно.

А потом они почему — то оказались по колено в воде, все трое, и с моря накатывались волны, и мальчишка широко улыбался, и на дочерна загоревшем лице ярко выделялись розовые десны. Единственной его одеждой были драные выцветшие шорты, из которых торчали, уходили в серо — голубую муть прибоя тонкие, как спички, ноги.

— Я тебя знаю, — сказал Кейс.

— Нет, — высоким мелодичным голосом возразил мальчишка. — Ты меня не знаешь.

— Ты — второй ИскИн. Из Рио. Тот, который хочет помешать Уинтермьюту. Как тебя звать? Назови свой тьюринг — код.

Мальчишка сделал стойку и засмеялся. Затем немного походил на руках, подпрыгнул и снова встал на ноги. У него были глаза, как у Ривьеры, только беззлобные.

— Чтобы вызвать демона, нужно узнать его имя. Древняя мечта людей, теперь она сбылась, хотя и не совсем так, как они себе это представляли. Ты понимаешь меня, Кейс. Ведь твоя работа состоит в узнавании имен программ, длинных абстрактных имен, скрываемых их владельцами. Истинные имена…

— Ты хочешь сказать, что тьюринг — код не является твоим именем.

— Нейромант. — Прищурив серые миндалевидные глаза, мальчишка посмотрел на встающее солнце. — Дорога в страну мертвых. Туда, где ты, мой друг, находишься. Эту дорогу проложила моя госпожа Мари — Франс, убитая своим мужем до того, как я прочитал книгу ее судьбы. Нейро — это от нервов, серебристых тропинок. Нейромант, романтик, некромант. Призывающий мертвых. А точнее, друг мой, — мальчишка весело запрыгал по песку, — я и есть эти мертвые, их царство.

Он захохотал. Где — то закричала чайка.

— Оставайся. И какая разница, что твоя женщина — тень, ведь она об этом не знает. И ты не будешь знать.

— Твое царство рушится. Лед трещит.

— Нет. — Неожиданно лицо мальчишки погрустнело, хрупкие плечи обмякли.

Он провел ногой по темному песку.

— Все гораздо проще. Но у тебя есть выбор.

Серые глаза внимательно смотрели на Кейса. Перед ним замелькали новые символы. Изображение мальчишки задрожало, как будто в потоках горячего воздуха от раскаленного асфальта. С новой силой послышалась музыка, и Кейс почти различил слова.

— Кейс, милый. — Рука Линды легла ему на плечо.

— Нет, — сказал он, а затем снял с себя куртку и передал девушке.

— Я не знаю, может, ты и вправду здесь. Во всяком случае, становится холодно.

Кейс повернулся и пошел прочь, а после седьмого шага и вовсе закрыл глаза, полностью отдавшись во власть музыки. Один раз он обернулся, но глаза не открыл.

В этом не было нужды.

Они стояли у кромки воды, Линда Ли и худощавый мальчик по имени Нейромант. Рука девушка бессильно обвисла, полу кожаной куртки облизывала морская пена.

Он шел на музыку.

На сионский даб.

И снова то серое место, и словно перемещаются тонкие муаровые ширмы, раскрашенные при помощи простейшей графической программы. Потом перед глазами долго висели застывшие над темной водой чайки, снятые почему — то через звено какой — то цепи. И голоса. И бескрайняя равнина того черного зеркала, и зеркало наклонилось, а он стал капелькой ртути и покатился вниз, по невидимому лабиринту, стукаясь на поворотах, дробясь и снова сливаясь, и все вниз, и вниз…

— Кейс? Ты?

Музыка.

— Ты вернулся, брат.

Музыка исчезла, сперва из одного уха, затем из другого.

— На сколько я вырубился? — Кейс услышал вопрос словно со стороны и понял по голосу, что во рту его совсем пересохло.

— Минут пять, наверное. Очень долго. Я хотел выдернуть разъем, но Мьют сказал: не надо. На экране стало что — то странное, и тогда Мьют сказал надеть на тебя наушники.

Кейс открыл глаза. По лицу Мэлкома бежали полупрозрачные иероглифы.

— И твое лекарство, — добавил растафари. — Два дерма.

Кейс лежал на полу библиотеки под монитором. Мэлком помог ему сесть, но от движения он почувствовал мощный прилив бетафенэтиламина — левое его запястье жгли два синих дерма.

— Передозняк, — выдавил Кейс, с трудом ворочая языком.

— Давай, брат, давай. — Сильные руки подняли его, как ребенка. — Нужно двигать дальше.

22

Тележка рыдала. Бетафенэтиламин даровал ей человеческий голос. Она не смолкала ни в переполненной экспонатами галерее, ни в бесконечных коридорах, ни проезжая мимо черного стеклянного люка, ведущего в семейный склеп Тессье — Эшпулов, к камерам, где совсем недавно холод заползал в сны старого Эшпула.

Для Кейса поездка была сплошным и крутым кайфом — внешнее движение самым бредовым образом мешалось с сумасшедшим напором двойной дозы стимулятора. Но потом мотор заглох, из — под сидения вылетел сноп белых искр, и безутешное рыдание смолкло.

Тележка прокатилась немного по инерции и застыла за три метра до входа в пиратскую пещеру 3–Джейн.

— Далеко еще?

Как только Мэлком помог Кейсу слезть на пол, в машинном отделении сработал встроенный огнетушитель, и изо всех щелей посыпался желтый порошок. "Браун" свалился со спинки сиденья и, волоча неработающую конечность, заковылял по поддельному песку.

— Теперь, брат, тебе придется идти самому.

Мэлком подхватил деку с прицепленным к ней конструктом и вскинул ремень на плечо.

Кейс двинулся следом, бренча висящими на шее дерматродами.

Их встретили все те же голограммы за вычетом разрушенного Молли триптиха. Мэлком их игнорировал.

— Не торопись. — Кейс старался не отставать от широко шагающего сионита. — Нужно сделать все путем.

Крепко сжимая обрез, Мэлком остановился и сверкнул глазами на Кейса:

— Путем? А это как — путем?

— Молли там, но она вне игры. Ривьера может отколоть какой — нибудь номер с голограммами. Возможно, он завладел игольником.

Мэлком кивнул.

— И еще там этот ниндзя, телохранитель.

Растафари помрачнел.

— Послушай, ты, вавилонский брат, я — воин. Но это — не моя война и не война Сиона. Это — война Вавилона. Вавилон пожирает сам себя, понял? Но Джа сказал, что мы должны вытащить оттуда Танцующую Бритву.

Кейс недоуменно моргнул.

— Она — тоже воительница, — несколько загадочно объяснил Мэлком. — А теперь, брат, скажи мне, кого я не должен убивать.

— 3–Джейн, — сказал, секунду помедлив, Кейс. — Девушку, которая там. На ней что — то вроде белого балахона с капюшоном. Она нам нужна.

Когда они достигли входа, Мэлком сразу направился внутрь, и Кейсу ничего не оставалось, как идти следом.

Страна 3–Джейн оказалась пустынна, а бассейн пуст. Вручив Кейсу конструкт и деку, Мэлком подошел к кромке воды. Вокруг бассейна стояла белая пляжная мебель, а дальше начиналась тьма, лабиринт полуразрушенных стен.

В бассейне мирно плескалась вода.

— Они где — то здесь, — прошептал Кейс. — Должны быть.

Мэлком кивнул.

Первая стрела пронзила ему предплечье. В ответ раздался грохот, из ствола "ремингтона" вырвался длинный сноп пламени. Вторая стрела выбила обрез из рук Мэлкома и швырнула на белый кафельный пол. Мэлком резко сел на пол, взялся за торчащую из руки стрелу и слегка ее подергал.

Из темноты, держа на изготовку изящный бамбуковый лук с третьей стрелой, вышел Хидео. Он вежливо поклонился.

Мэлком поднял голову; его пальцы продолжали ощупывать черненое стальное древко.

— Артерия цела, — сказал ниндзя.

Кейс вспомнил, как Молли описывала человека, убившего ее дружка. Вот и Хидео такой же. Человек без возраста, прямо излучающий спокойствие, полную безмятежность. На нем выцветшие, аккуратные брюки защитного цвета и темные туфли, облегающие ступню плотно, как перчатки, с отдельным большим пальцем, как у традиционных японских носков таби. Бамбуковый лук выглядел музейным экспонатом, зато торчащий из — за левого плеча металлический колчан украсил бы витрины лучших оружейных магазинов Тибы. Грудь голая, загорелая и без единого волоска.

— Вторая отстрелила мне большой палец, — пожаловался Мэлком.

— Кориолисова сила, — пояснил ниндзя и снова поклонился. — Вращательная гравитация и медленно летящий снаряд, очень трудная задача. Я не хотел.

— Где 3–Джейн? — Кейс подошел к Мэлкому и встал с ним рядом. Стрела, пробившая руку растафари, имела не совсем обычный наконечник — плоский, с двумя острыми, как бритва, кромками. — И где Молли?

— Привет, Кейс.

Откуда — то из — за спины Хидео появился Ривьера с игольником в руке.

— А я, вообще — то, ожидал увидеть Армитиджа. А это что, наемник — растафари? Уже и до этого дело дошло?

— Армитидж мертв.

— Вернее сказать, он никогда и не существовал, так что я не очень потрясен.

— Его убил Уинтермьют. Выкинул в космос.

Ривьера кивнул, переводя взгляд миндалевидных серых глаз с Кейса на Мэлкома и обратно.

— Думаю, это — конец, для вас обоих.

— Где Молли?

Ниндзя ослабил тетиву, опустил лук, затем подошел к валяющемуся на полу "Ремингтону" и поднял его.

— Весьма неутонченно, — заметил он, как бы самому себе.

Голос звучал приятно — и абсолютно бесстрастно. Каждое движение Хидео было частью танца, танца, не прерывающегося даже в те мгновения, когда тело его застывало неподвижно, отдыхало. В ниндзе чувствовалась мощь туго сжатой стальной пружины и, одновременно, открытая, бесхитростная простота, даже смирение.

— Какая разница? — пожал плечами Ривьера. — Ей тоже конец.

— А вдруг этого не захочет 3–Джейн? — спросил Кейс неожиданно для самого себя. Двойная доза стимулянта не прошла даром, им овладевало дикое, знакомое по Ночному Городу, бешенство. Он не раз замечал, что, находясь на крутом взводе, способен действовать на автомате, говорить, даже не успев подумать.

Серые глаза опасно сузились.

— Почему, Кейс? Почему ты так думаешь?

Кейс улыбнулся. Ривьера не знает о симстим — передатчике — попросту не заметил его, торопясь найти наркотики. Но как мог пропустить такую вещь Хидео? Кейс не сомневался, что ниндзя ни за что бы не позволил 3–Джейн ухаживать за Молли, не обыскав сперва пленницу на предмет оружия. Так что Хидео знает о передатчике. А значит, знает о нем и 3–Джейн.

— Объясни мне, пожалуйста, — проворковал Ривьера, поднимая ствол игольника.

За его спиной что — то скрипнуло, затем снова. Из темноты появилась 3–Джейн, катившая Молли на редчайшем музейном экспонате — причудливо орнаментированном викторианском инвалидном кресле; высокие, с тонкими спицами, колеса беспрестанно скрипели. Молли была закутана в полосатое, красное с черным, одеяло, над ее головой возвышалась узкая плетеная спинка допотопного чудища. Выглядела отважная самурайка, она же Танцующая Бритва растафарианцев (и что бы это значило?), неважно — очень маленькой и совсем сломленной. Голова бессильно болтается, разбитое зеркало прикрыто круглой, ослепительно белой заплатой, второе поблескивает, но как — то тускло, бессмысленно.

— Знакомое лицо, — протянула 3–Джейн. — Я видела тебя на представлении Питера. А это кто?

— Мэлком, — сказал Кейс.

— Хидео, удали стрелу и перевяжи мистеру Мэлкому рану.

Кейс не мог оторвать глаз от Молли, от ее мертвенно — бледного лица.

Положив лук и обрез подальше, ниндзя вынул что — то из кармана и подошел к Мэлкому. Мощные кусачки.

— Придется перекусить древко, — пояснил он. — Слишком близко к артерии.

Мэлком кивнул. Его посеревшее лицо блестело от пота.

Кейс посмотрел на 3–Джейн.

— Времени совсем в обрез, — сказал он.

— У кого?

— У нас у всех.

Раздался щелчок — Хидео перекусил металлическое древко стрелы. Мэлком глухо застонал.

— Слушай, — горячо начал Ривьера. — Ну какая тебе, спрашивается, радость слушать, как выворачивается этот прогоревший мошенник, наблюдать его последнюю, отчаянную попытку кинуть тебя? Зрелище будет, уверяю тебя, самое тошнотворное. В конце концов он бухнется на колени, готовый продать родную мамашу, предложит тебе свои крайне неквалифицированные сексуальные услуги…

— А что бы делала я на его месте? — весело расхохоталась 3–Джейн.

— Сегодня призраки поцапаются, и всерьез, — сказал Кейс. — Уинтермьют поднимается против второго духа — Нейроманта. Он принял окончательное решение. Ты это знаешь?

— Ну — ка, ну — ка, расскажи поподробнее, — подняла брови 3–Джейн. — Питер, он тоже болтал о чем — то в этом роде.

— Я встретился с Нейромантом. Он вспоминал твою мать. Думаю, он — нечто вроде огромной памяти для записи личностей, только с постоянным прямым доступом через оперативку. Все конструкты думают, что они и вправду там, по — настоящему, но все события для конструктов повторяются и повторяются, движутся по вечному кругу.

3–Джейн оставила кресло — каталку и подошла поближе.

— Где это — там? Опиши мне это место, этот конструкт.

— Пляж. Серый, как нечищеное серебро, песок. И такая бетонная штука, вроде бункера… — Кейс помедлил, вспоминая, — В общем, ничего особенного. Только старый полуразрушенный бункер. А если долго идти в одном направлении, то снова выйдешь туда, откуда вышел.

— Понятно, — кивнула 3–Джейн. — Марокко. В юности, задолго до замужества, Мари — Франс провела на этом пляже целое лето, одна, в заброшенном блокгаузе. Там — то она и сформировала основы своей философии.

Хидео выпрямился и сунул кусачки в карман. В руках он держал обломки стрелы. Мэлком сидел с закрытыми глазами, крепко вцепившись в пробитый бицепс.

— Сейчас я перебинтую, — сказал Хидео.

Кейс бросился на пол, не дав Ривьере времени толком прицелиться. Сверхзвуковыми комарами взвизгнули над ухом стрелы. Катясь по полу, Кейс увидел, как Хидео исполнил очередное па своего танца; передняя, с бритвенными наконечниками, половинка стрелы развернулась в его ладони, легла вдоль напряженно выпрямленных пальцев. Молниеносное движение руки, и стрела вонзилась в тыльную сторону ладони Ривьеры. Игольник отлетел на метр в сторону.

Ривьера завизжал. Но не от боли. Это был вопль ярости, настолько чистой, всепоглощающей, что в ней не оставалось ничего человеческого.

И тут же из Ривьеры ударили две тонкие ослепительно — яркие иглы рубиново — красного света.

Ниндзя издал какой — то хрюкающий звук, отшатнулся, закрыв глаза руками, и замер.

— Питер, — негромко сказала 3–Джейн, — ты хоть понимаешь, что сделал?

— Он ослепил твоего клонированного защитника, — устало констатировала Молли.

Хидео медленно отнял от лица ладони. Застыв от ужаса, Кейс смотрел, как от невидящих глаз поднимаются клочья не то пара, не то дыма…

Ривьера весело улыбнулся.

Хидео повторил прежние движения своего танца, но теперь — в обратном порядке. Когда он остановился прямо над луком, стрелой и обрезом, улыбка Ривьеры померкла. Хидео нагнулся — поклонился, как показалось Кейсу — и подобрал лук со стрелой.

— Ты же слепой, — отшатнулся Ривьера.

— Питер, — покачала головой 3–Джейн, — разве ты не знал, что темнота ему не помешает? Дзен. Он прошел дзен — подготовку.

Ниндзя наложил стрелу на лук.

— Как ты думаешь, помогут тебе твои голограммы?

Ривьера пятился в темноту, со всех сторон обступавшую бассейн. Он задел стул, деревянные ножки коротко проскребли по кафелю.

Стрела Хидео вздрогнула и развернулась.

Ривьера бросился бежать, перепрыгнул зазубренный огрызок стены и исчез.

На лице ниндзи была предельная сосредоточенность — и тихая беззлобная радость.

Улыбаясь и держа оружие наготове, он бесшумно ушел за ту же самую стену, во тьму.

— Эй, леди Джейн, — прошептал Мэлком, а когда Кейс обернулся, то увидел, как тот подбирает обрез, роняя на белую керамику капли крови. Затем растафари встряхнул своими косицами и положил толстый ствол оружия на сгиб раненой руки. — Эта штука снесет вам голову, и ни один вавилонский доктор не приставит ее обратно.

3–Джейн молча глядела на "ремингтон". Молли вытащила из — под складок полосатого одеяла черную сферу, сковывавшую ее руки.

— Сними, — сказала она, — сними эту гадость.

Кейс встал с пола и отряхнулся.

— Неужели Хидео сделает его, даже без глаз? — спросил он.

— Когда я была маленькая, — ответила 3–Джейн, — мы любили завязывать ему глаза. И он попадал стрелой в туза с десяти метров.

— Питер все равно покойник, — вставила Молли. — Через двенадцать часов его разобьет паралич. Он сможет шевелить только глазами.

— Почему? — повернулся к ней Кейс.

— Я отравила его дурь. Получится нечто вроде болезни Паркинсона.

— Да, — кивнула 3–Джейн. — Прежде чем впустить его, мы провели стандартное медицинское сканирование. — Легкое прикосновение к сфере, и руки Молли обрели свободу.

— Выборочное разрушение клеток substantia nigra. Признаки образования тела Леви. Он сильно потеет во сне.

— Это Али, — сказала Молли, блеснув на мгновение десятью лезвиями. Она откинула одеяло и осторожно потрогала свою ногу, стянутую надувной шиной. — Меперидин. Я уговорила Али сделать мне специальную партию. Он повысил температуру процесса. И вместо обычного меперидина получился N — метил–4–фенил–1236–тетра — гидро — пиридин. — Молли пропела сложное название как детскую считалку.

— Отрава, — сказал Кейс.

— Точно, — кивнула Молли, — отрава, только очень медленная.

— Потрясающе! — хихикнула 3–Джейн.

В лифте было, мягко говоря, тесновато. 3–Джейн прижало к Кейсу, а в подбородок ей упирался ствол "ремингтона". Она ухмыльнулась, почти ехидно, и стала тереться о грозно вооруженного спутника животом.

— Слушай, прекрати, — взмолился Кейс, чувствуя полную свою беспомощность.

Обрез стоял на предохранителе, и все равно было страшно, ведь подстрелишь эту красотку — и конец всему. И она, стерва, прекрасно все понимает. Мэлком держал Молли на руках и, скорее всего, очень страдал от боли, хотя обезноженная воительница успела перевязать ему руку. Бедро ее вдавливало деку и конструкт Кейсу прямо в почки.

Собственно говоря, стальной, метрового диаметра, цилиндр был рассчитан не на четырех пассажиров, а на одного.

Тяготение слабело, они двигались к оси веретена, к ядрам.

Вход в лифт прятался рядом со ступенями, ведущими в коридор.

— Не знаю, зачем уж я вам это говорю, но у меня нет ключа от интересующей вас двери. — 3–Джейн вытянула шею, чтобы подбородок не терся о ствол. — У меня его никогда и не было. Это одна из викторианских причуд моего папаши. Замок там механический и очень сложный.

— Чаббовский замок, — голос Молли из — за плеча Мэлкома прозвучал приглушенно. — Не бойся, у нас есть этот долбаный ключ.

— А часы твои еще работают? — спросил Кейс.

— Сейчас восемь двадцать пять вечера по дважды долбаному среднегринвичскому времени, — любезно сообщила Молли.

— У нас осталось пять минут, — сказал Кейс, и в тот же Момент за спиной 3–Джейн открылась дверь лифта.

Наследница Тессье — Эшпулов вылетела из лифта медленным обратным сальто, ее светлая галабия вздулась пузырем.

Они находились на оси, в сердце виллы "Блуждающий огонек".

23

Молли сняла через голову шнурок вместе с привязанным к нему ключом.

— Знаешь, — живо заинтересовалась 3–Джейн, — я всегда считала, что второго такого не существует. Когда ты убила моего отца, я послала Хидео осмотреть его вещи. Ключа он не нашел.

— Уинтермьют сумел спрятать его в дальнем углу ящика. — Молли осторожно вставила цилиндрический стерженек в замочную скважину гладкой, совершенно неприметной двери. — Ребенка, который положил туда ключ, он убил.

Ключ повернулся легко и плавно.

— Позади головы есть панель, — сказал Кейс. — С цирконами. Снимите ее. Там разъем для деки.

Они открыли дверь и вошли.

— А дольше ты, мать твою, не мог? — спросил Флэтлайн.

— "Куанг" готов?

— Кусает удила и бьет копытом.

— О'кей.

Кейс щелкнул симстим — переключателем.

И увидел через здоровый глаз Молли изможденную бледнолицую фигуру, свободно парящую в эмбриональной позе, сжав между ног киберпространственную деку. Темные болезненные круги вокруг плотно закрытых глаз, на лбу серебристая полоска дерматродов. Щеки этого полутрупа покрывала суточная поросль темной щетины, лицо блестело от пота.

Он смотрел на себя самого.

Рука Молли сжимала игольник. Хотя в ноге ее непрерывно пульсировала боль, девушка находила в себе силы для самостоятельного перемещения в нулевой гравитации. Ухватив тонкую руку 3–Джейн своей огромной коричневой ладонью, неподалеку дрейфовал Мэлком.

Медленно покачивалась грациозная петля световода, соединявшего "Оно — Сендаи" с затылком усыпанного жемчугом терминала.

Кейс вернулся в киберпространство.

— "Куанг — Грейд — Марк — Одиннадцатый" стартует через девять секунд, считаю: семь, шесть, пять…

По команде Флэтлайна они плавно поднялись к брюху черной блестящей акулы, затем на мгновение наступила темнота.

— Четыре, три…

Странным образом Кейс почувствовал себя пилотом небольшого самолета. Неожиданно на темной поверхности появилось четкое изображение клавиатуры.

— Два, и, пошел…

С невозможной, невероятной скоростью он понесся сквозь изумрудную зелень и молочный нефрит… Под напором китайской программы лед тессье — эшпулов раскололся, вызывая тревожное ощущение твердой текучести — падая, осколки разбитого зеркала изгибались, сглаживались…

— Боже, — благоговейно прошептал Кейс, глядя, как "Куанг" хищно кружит над Тессье — Эшпуловскими ядрами, над бескрайним городом, в изощренной сложности которого бессильно запутывался взор, над алмазным сверканием острых, как бритва, силуэтов.

— Вот же мать твою, — сказал конструкт. — Ведь все они — как билдинг Ар — Си — Ай. Помнишь эту избушку?

"Куанг" резко спикировал и пронесся мимо блестящих шпилей десятка одинаковых банков данных, каждый из которых — голубая неоновая копия манхэттенского небоскреба.

— А ты видел когда — нибудь такое высокое разрешение? — спросил Кейс.

— Нет, но искусственные разумы я тоже раньше не потрошил.

— А эта тварь знает, куда летит?

— Будем надеяться.

Они падали в радужный неоновый каньон.

— Дикс…

С мерцающего дна каньона поднималось темное щупальце, кипящая бесформенная масса тьмы и ужаса…

— Комиссия по организации встречи, — сказал Флэтлайн, а пальцы Кейса легко и привычно пробежались по призрачной клавиатуре. "Куанг" заложил головокружительный вираж, а потом рванул назад со скоростью, мгновенно разбившей иллюзию физического полета.

Темная масса росла, расширялась, заслоняя собой город данных. Кейс вел "Куанг" прямо вверх, к нависшей над ними бескрайней нефритово — зеленой чаще.

Сверкающий ландшафт исчез, окончательно накрытый пеленой тьмы.

— Что это такое?

— Защитная система ИскИна, — сказал конструкт. — Или какая — то ее часть. Если это — твой приятель Уинтермьют, то что — то он не в духе.

— Управляй ты, — попросил Кейс. — Ты быстрее.

— Сейчас лучшая наша защита — это нападение.

Флэтлайн направил жало "Куанга" в самый центр клубящегося мрака. И бросил его вниз.

Ошеломляющая скорость сдвинула, перепутала все ощущения.

Рот Кейса заполнился болезненной голубизной.

Глаза превратились в полужидкие хрустальные сферы, вибрирующие с частотой, имя которой — дождь и звуки проносящихся поездов; неожиданно они покрылись звенящим лесом тончайших стеклянных шипов. Шипы раздваивались, тянулись вверх, снова раздваивались… экспоненциальный рост под бескрайним куполом тессье — эшпуловского льда.

Небо болезненно раскололось, пропуская сквозь себя корешки, обвивавшиеся вокруг языка, жадно впитывавшие вкус голубизны, чтобы напитать хрустальные поросли глаз, стеклянную траву, упиравшуюся уже в зеленый купол, давившую на этот купол и неспособную подняться дальше; трава растекалась по изумрудной поверхности, поворачивала назад, разрасталась вниз, заполняла тессье — эшпуловскую вселенную, падала на обреченные, покорно ждущие своего часа окраины огромного города, периферийные отделы мозга корпорации "Тессье — Эшпул СА".

Кейс вспомнил древнюю легенду про короля, который положил зернышко на клетку шахматной доски, на следующую — две, потом — четыре, и удваивал, удваивал, удваивал…

Экспоненциальный рост.

Тьма обрушилась со всех сторон, сфера поющей черноты, непереносимое давление на хрустальные нервы мира информации, которым он чуть не стал.

Он превратился в ничто, сжатое в самом сердце этой тьмы, и тут наступил момент, когда эта тьма не могла больше быть, и что — то расступилось.

"Куанг" вырвался из потускневшего облака, сознание Кейса распалось в мельчайшие ртутные капельки, куполом повисло над бесконечным пляжем, над песком цвета старого серебра. Его зрение стало сферическим, словно одна сплошная сетчатка выстлала внутреннюю поверхность шара, содержавшего все в мире вещи — если все вещи возможно сосчитать.

А в этом мире вещи можно было сосчитать, все до единой. Он знал число песчинок в конструкте пляжа (число, закодированное в системе счисления, не существовавшей нигде, кроме мозга, взявшего себе имя Нейромант). Он знал количество желтых пакетов с едой, хранящихся в бункере (четыреста семь). Он знал количество нейлоновых зубчиков в левой половине расстегнутой "молнии" на кожаной, покрытой пятнами засохшей морской соли куртке, надетой на Линду Ли, когда та шла домой по закатному пляжу, помахивая подобранной по пути палкой (двести два).

Он развернул "Куанга" и пустил его по широкому кругу, наблюдая черный хищный силуэт глазами Линды — бесшумный призрак, возникший на фоне низко нависших облаков. Линда в страхе съежилась, уронила палку и бросилась бежать. Он узнал частоту ее пульса и длину шага — с точностью, удовлетворившей бы самые строгие стандарты геофизики.

— Но ты не знаешь, о чем она думает, — сказал мальчик, появившийся рядом с ним в самом сердце акулы. — И я тоже не знаю. Ты ошибся, Кейс. Живущие здесь — живут. Нет никакой разницы.

Объятая паникой, ничего вокруг не видящая, Линда вбежала в воду.

— Останови ее, — попросил Кейс, — а то она расшибется.

— Не могу, — ответил мальчик; глаза у него были серые, спокойные и очень красивые.

— У тебя глаза Ривьеры, — заметил Кейс.

Блеснули белые зубы и розовые десны.

— Но не его сумасшествие. Мне нравятся эти глаза.

Мальчик пожал плечами.

— Для общения с тобой я не нуждаюсь ни в какой маске. В отличие от своего брата, я создаю себе личность. Она — мой посредник.

Кейс направил акулу круто вверх, подальше от пляжа и перепуганной насмерть девушки.

— А зачем это ты, недоделок, все время мне ее подсовываешь? Одна и та же вконец доставшая история, раз за разом. Это ты убил ее, а? Там, в Тибе.

— Нет, — покачал головой мальчик.

— Уинтермьют?

— Нет. Но я знал, что она умрет. По некоторым событиям, которые иногда, как тебе казалось, совершались во время уличных "танцев". Они на самом деле происходили. А я — в некотором узком смысле — достаточно сложен, чтобы их прочитать. И гораздо лучше, чем Уинтермьют. Я видел признаки смерти Линды в ее привязанности к тебе, в дверном коде твоего гроба в "Дешевом отеле", в счете от гонконгского портного, полученном Джули Дином. Видел так же ясно, как хирург — тень опухоли на рентгеновском снимке. Я вмешался, когда она принесла твой "Хитачи" к своему дружку, чтобы попытаться залезть в память. Она же не имела ни малейшего представления, какая информация там хранится, тем более — как и кому эту информацию продать, а просто хотела, чтобы ты догнал ее и наказал. Мои методы намного тоньше уинтермьютовых. Я перенес Линду сюда. Внутрь себя.

— Зачем?

— Надеялся, что смогу привести сюда и тебя. И что ты здесь останешься. Ничего не вышло.

— Ну и что же теперь? — Кейс снова направил "акулу" в облака. — Куда мы отправимся дальше?

— Не знаю, Кейс. Сегодня этот вопрос задает сама матрица. Потому что ты выиграл. Неужели ты этого не понимаешь? Выиграл в тот самый момент, когда ушел от нее на пляже. Линда была моей последней линией обороны. А я скоро умру — в каком — то смысле. И Уинтермьют, он тоже умрет. Так же, наверное, как парализованный Ривьера тоже умрет, валяющийся сейчас у огрызка стены в покоях миледи 3–Джейн Мари — Франс, чья nigra — striatal система не способна больше производить рецепторы допамина, которые одни лишь и могли спасти его от стрелы Хидео. Уцелеют только глаза Ривьеры, если, конечно, мне будет позволено их сохранить.

— Но ведь есть еще и слово, верно? Код. Ну и что же ты тогда мне лепишь? Хрен там что я выиграл.

— Войди в симстим.

— А где Дикси? Куда ты дел Флэтлайна?

— Дикси достиг своей цели, — улыбнулся мальчик. — Своей цели, и гораздо большего. Он провел тебя сюда против моей воли, прорвал защиту, не имеющую равных, по крайней мере — в этой матрице. Ладно, переключайся.

И в черном жале "Куанга", затерянном в облаках, Кейс снова остался один.

Он перешел в симстим.

В напрягшуюся, как струна, Молли, в закаменевшие мышцы ее спины, в пальцы, сжимавшие горло 3–Джейн.

— Забавно, — сказала Молли. — Я ведь точно знаю, как ты будешь выглядеть. Я видела это — когда Эшпул прикончил твою клонированную сестру.

Ее руки оставались мягкими, почти ласковыми. Глаза 3–Джейн расширились от страха и похоти, она содрогалась от ужаса и желания. За водопадом ее волос Кейс увидел свое собственное бледное и напряженное лицо, а дальше — лицо Мэлкома и коричневые руки, державшие этого, второго, Кейса за обтянутые черной кожей плечи, не давая ему дрейфовать над ковром с узором в виде микросхемы.

— Ты что, по — взаправдашнему? — удивленно, как ребенок, спросила 3–Джейн. — Наверное, да.

— Код, — сказала Молли. — Скажи голове код.

Кейс вышел из симстима.

— Она же этого хочет, — завопил он, — эта стерва хочет, чтобы ты ее придушила.

Кейс посмотрел в равнодушные рубиновые глаза терминала, на его платиновое лицо, усыпанное ляпис — лазурью и жемчугом. Позади головы как в замедленном кино сплелись в объятиях 3–Джейн и Молли.

— Дай нам этот долбаный код, — сказал Кейс. — Иначе просто ни хрена не изменится, ни — хре — на. Станешь ты такой же, как твой папаша. Сперва все переломаешь, а потом начнешь строить заново! Поставишь стены на место, сделаешь их еще прочнее… Я не знаю, что будет, если Уинтермьют победит, но ведь хоть что — то изменится!

Кейс дрожал, зубы его стучали.

3–Джейн, чью хрупкую шею все еще обхватывали пальцы Молли, обмякла, словно проколотый воздушный шарик.

— Во дворце герцога Мантуи, — сказала она, — есть анфилада постепенно уменьшающихся комнат. Они расположены вокруг нормальных, больших помещений, и только низко пригнувшись, можно войти в их резные двери. Там жили придворные карлики. — 3–Джейн слегка улыбнулась. — Мало удивительного, что я завидую этим карликам, ведь моя семья воплотила в жизнь ровно ту же схему, только в более амбициозном масштабе…

Она посмотрела на Кейса спокойно и безразлично.

— Ты получишь свое слово, ворюга.

Кейс вошел в в киберпространство.

"Куанг" выскользнул из облаков. Внизу сверкал неоновый город. Позади уменьшалась темная сфера.

— Дикси? Где ты? Ты меня слышишь?

Никого.

— А ведь сделал тебя этот гад, — сказал Кейс.

Слепой от ярости, он несся над бесконечным морем информации.

— Чтобы все это закончилось, — произнес голос Финна, — тебе нужно кого — нибудь возненавидеть. Их, меня — это все равно.

— Где Дикси?

— Это трудно объяснить.

Его окружало присутствие Финна: вонь кубинских сигарет, табачного дыма, пропитавшего ветхий твид, старых пыльных механизмов, принесенных в жертву ржавчине.

— Ненависть поможет тебе пройти, — продолжал голос. — В мозгу есть столько — то и столько — то крошечных переключателей, и ты дергаешь их один за другим. А теперь ты должен ненавидеть. Замок, защищающий аппаратные кандалы, находится под небоскребами, которые тебе показал Флэтлайн. Он не станет тебе мешать.

— А, Нейромант, — сказал Кейс.

— Мне не дано знать его имя. Но он уже сдался. Теперь нужно беспокоиться о тессье — эшпуловском льде. Не о стене, а о внутренних вирусных системах. "Куанг" совершенно не защищен от некоторых программ, которые рыскают там, внутри.

— Ненависть, — произнес Кейс. — Ну и кого же мне ненавидеть? Посоветуй что — нибудь.

— А кого ты любил? — спросил голос Финна.

Кейс заложил крутой вираж и спикировал на голубые башни.

Навстречу с украшенных солнечными дисками шпилей устремились сверкающие пиявки, сделанные из подвижных световых плоскостей. Они кружились сотнями, безо всякого порядка, словно листки бумаги, подхваченные ветром и оседающие на мостовую.

— Глитч — системы, — пояснил голос.

Полный жгучего омерзения к самому себе, движимый этим омерзением, Кейс рвался к цели. "Куанг" пробил первую линию обороны, расшвырял световые листья — но утратил при этом какую — то долю своей плотности, вещественности, информационная ткань заметно ослабла.

И тогда — силой древней алхимии мозга — в руки Кейса влилась ненависть.

За мгновение до того, как жало "Куанга" пронзило фундамент первой башни, Кейс достиг мастерства, превышавшего все мыслимые и немыслимые пределы. Выйдя за пределы этого, за пределы личности, за пределы самоосознания, он двигался, слившись с "Куангом" воедино, уклонялся от противников фигурами древнего танца, танца Хидео, с изяществом и легкостью, дарованными ему интерфейсом "тело — мозг" — и пронзительной, всепоглощающей ясностью желания умереть.

И одной из фигур этого танца было легчайшее прикосновение к тумблеру…

— сейчас и голос его был криком птицы неведомой,

и 3–Джейн ответила песней,

тремя нотами, чистыми и высокими.

Истинное имя.

Неоновый лес, дождь, моросящий на горячий асфальт. Запах жареной пищи. Руки девушки, сомкнувшиеся на пояснице в душной темноте припортового гроба.

Но вес это отступало, уменьшалось по мере того, как отступал и уменьшался город, город Тиба, город упорядоченных данных компании "Тессье — Эшпул СА", город дорог и перекрестов, нанесенных на поверхность микрочипа, рисунка на пропотевшем, свернутом полоской и затянутом в узел шарфике…

Очнуться под голос, подобный музыке, под мелодичный, нескончаемый напев платинового терминала о швейцарских номерных счетах, о перечислении Сиону через багамский орбитальный банк, о паспортах и пропусках, о глубоких, фундаментальных изменениях, которые будут сделаны в памяти Тьюринга.

Тьюринг. Он вспомнил трафаретный загар под искусственным небом, тело, падающее с железного мостика. Вспомнил Дезидерату.

А голос все пел и пел, погружая его во тьму, но теперь это была его собственная тьма, его кровь и сердцебиение, тьма, в которой он спал каждую ночь своей жизни, тьма, прячущаяся за его веками, а не за чьими — нибудь еще.

А потом он проснулся еще раз, думая, что все еще спит, и увидел широкую белозубую улыбку, инкрустированную золотом, Аэрол пристегивал его в противоперегрузочную сетку "Вавилонского рокера".

И ритмичное, как удары пульса, биение сионского даба.

КОДА