— Джули, — сказал он своим звездам. — Пора проведать старичка Джули. Он знает все.
Джулиусу Диану было сто тридцать пять лет, его метаболизм регулярно и прилежно корректировался недельным набором сывороток и гормонов. Но основной преградой старости были ежегодные паломничества в Токио, где генетические хирурги подправляли код его ДНК — операция, невозможная в Чибе. После этого он летел в Гонконг и закупал себе костюмы и рубашки на год вперед. Пожалуй, единственное наслаждение это бесполое и нечеловечески терпеливое существо находило в почти эзотерическом поклонении портняжному мастерству. Кейс никогда не видел его в одном и том же костюме, причем гардероб старика состоял сплошь из придирчиво реконструированных одежд прошлого века. Джулиус щеголял рецептурными линзами в золотой паутинчатой оправе, выточенными из тонких пластин розового синтетического кварца со скошенными гранями, как у зеркал в викторианском кукольном домике. Его офис располагался за Нинсэем, на складе, часть которого несколько лет лет назад была скудно обставлена случайными предметами европейской мебели, как будто Диан однажды вознамерился использовать это место как свой дом. Книжные полки неоацтекского стиля собирали пыль вдоль одной из стен помещения, где ждал Кейс. Пара головастых настольных ламп в диснеевском стиле неуклюже нависала над низеньким кофейным столиком из алой лакированной стали а-ля Кандинский[12]. На стене между книжными полками висели часы в стиле Дали, перекошенный циферблат стекал вниз на голый бетонный пол. Стрелки были голограммами, которые изменяли форму в соответствии с искривлениями циферблата по мере вращения, но часы никогда не показывали правильное время. Комната была заставлена белыми стеклопластиковыми контейнерами, испускавшими резкий запах консервированного имбиря.
— Похоже, ты чист, сынок, — произнес бестелесный голос Диана. — Давай заходи.
Слева от книжных полок магнитные запоры с глухим лязгом вышли из пазов вокруг массивной двери с покрытием под розовое дерево. ДЖУЛИУС ДИАН ИМПОРТ ЭКСПОРТ — гласили отслоившиеся от пластика буквы из самоклеющейся пленки. Если мебель, разбросанная в подсобной-приемной Диана, символизировала собой конец прошлого века, то сам офис принадлежал его началу.
Холеное розовое лицо Диана смотрела на Кейса из освещенного пятна, создаваемого древней медной лампой с четырехугольным абажуром из темно-зеленого стекла. Импортер был надежно загорожен огромным письменным столом из крашеной стали, фланги прикрывали высокие шкафы, сделанные из какого-то блеклого дерева. Наверное, подумал Кейс, раньше в них хранили какие-то рукописные документы. Стол загромождали кассеты, рулоны пожелтевших распечаток, и различные части механизма печатной машинки, которую Диан все никак не мог починить.
— С чем пожаловал, малец? — спросил Диан, предлагая Кейсу узкий леденец в бело-синей клетчатой обертке. — Попробуй-ка. Тин Тин Дья[13], самое лучшее.
Кейс отказался от имбиря, сел в бездонное деревянное кресло-качалку, и провел большим пальцем по выцветшему шву на своих черных джинсах.
— Джули. Я слышал, что Уэйдж хочет меня сделать.
— А. Вот оно что. И где ты это слышал, позволь спросить?
— От людей.
– Людей, — повторил Диан, перекатывая во рту имбирный леденец. — Что за люди? Друзья?
Кейс кивнул.
— Не всегда легко понять, кто твои друзья, да?
— Я должен ему немного бабла, Диан. Он тебе что-нибудь говорил?
— Давненько не общался с ним.
Потом он вздохнул.
— Даже если бы я что и знал, не факт, что сказал бы тебе. Дела должны идти так, как идут, ты понимаешь.
— Дела?
— Он мой важный канал, Кейс.
— Ну да. Так он хочет меня убить, Джули?
— Не то чтобы я знаю. — Диан пожал плечами. С таким же успехом они могли бы обсуждать цены на имбирь. — Если это окажется пустой сплетней, сынок, ты вернешься через неделю или вроде того, и я тебе покажу кое-что из Сингапура.
— Из отеля Нан Хай, улица Бенкулин?
— Прикуси язык, сынок! — ощерился Диан. Его стол был утыкан скопищем противожучковых устройств.
— Увидимся, Джули. Я передам привет Уэйджу.
Пальцы Диана поднялись и погладили идеальный узел светлого шелкового галстука.
Он был менее чем в квартале от офиса Диана, когда его внезапно, на клеточном уровне, пробило предчувствие, что кто-то сел ему на хвост, и очень плотно.
Лелеяние особой, ручной паранойи пошло Кейсу на пользу. Уловка состояла в том, чтобы не дать ей выйти из-под контроля. Но после стопки восьмиугольных таблеток это стало очень непросто. Он поборол адреналиновый всплеск и придал своей узкой фигуре скучающе-бездельный вид, как бы будучи влеком толпой. Улучив момент, он остановился перед темной витриной. Она принадлежала хирургическому бутику, закрытому на обновление. Засунув руки в карманы куртки, он всматривался сквозь стекло в плоский лоскут искусственно выращенной плоти, что лежал на резном пьедестале "под нефрит". Цвет кожи этого куска мяса напомнил Кейсу одну из шлюх Зоуна; туда был вживлен светящийся цифровой дисплей, присоединенный к подкожному чипу. Зачем связываться с хирургией, подумал Кейс, ощущая стекающий по ребрам пот, когда можно просто носить этот приборчик в кармане?
Не поворачивая головы, он поднял глаза и вгляделся в отражение текущей позади него толпы.
Там.
За матросами, одетыми в хаки с короткими рукавами. Темные волосы, зеркальные очки, темная одежда, стройный…
Исчез.
Кейс бежал, низко пригнувшись, метаясь между прохожими.
— Позаимствуешь мне пушку, Син?
Мальчик улыбнулся.
— Два часа.
Они стояли вдвоем среди запаха свежевыловленной морской живности в заднем дворе суси-бара на Сиге.
— Приходи через два часа.
— Мне нужен ствол сейчас. Есть что-нибудь прямо сейчас?
Син порылся среди пустых двухлитровых банок из-под порошкового хрена, и достал тонкий пакет, обернутый серым пластиком.
— Тасер. Двадцать новых йен в час, тридцать — задаток.
— Черт. На хрен мне это? Мне нужна пушка. Как будто я хочу застрелить кого-то, понимаешь?
Официант пожал плечами и спрятал тасер за банками из-под хрена.
— Два часа.
Он зашел в магазин, даже не взглянув на витрину с сюрикенами. Он в жизни не бросал ни одного. Он купил две пачки «Ехэюань» по кредитке Мицубиси банк, используя имя Чарльз Дерек Мэй. В паспорте же он числился как Трумэн Старр — лучшее, что удалось сделать.
Японка за терминалом выглядела будто на несколько лет старше Диана, но не пользовалась достижениями науки. Он вынул из кармана тонкий сверток новых йен и показал ей.
— Я хочу купить оружие.
Она указала ему на ящик, полный ножей.
— Нет, — сказал он, — Я не люблю ножи.
Она достала из-под кассы продолговатый ящик с крышкой из плотного желтого картона, на которой было напечатано грубое изображение свернувшейся кобры с раздутым клобуком. Внутри находились восемь одинаковых, завернутых в промасленную бумагу цилиндров. Он наблюдал, как коричневые крапчатые пальцы разворачивают один из них. Она показала ему тусклую стальную трубку с кожаной петлей на одном конце и маленькой бронзовой пирамидкой на другом. Она взяла трубку в одну руку, зажала пирамидку между большим и указательным пальцем другой руки, и потянула. Три масляных, телескопических сегмента туго скрученной стальной ленты выскользнули наружу и защелкнулись.
— Кобра, — сказала она.
Над неоновым дрожанием Нинсэя небо было того цвета, что называется оттенком серого. Воздух сделался хуже; сегодня у него будто выросли зубы, и половина толпы носила фильтрующие маски. Кейс провел в туалете десять минут, пытаясь найти удобный способ скрытного ношения «кобры»; в конце концов он удовлетворился тем, что заткнул петлю за ремень джинсов, расположив трубку наискось через живот. Пирамидка ударного наконечника пролегала между его грудной клеткой и подкладкой ветровки. Вся конструкция угрожала выпасть на тротуар при следующем же шаге, но все равно Кейс почувствовал себя уверенней.
"Чат" не был настоящим баром для сделок, но по вечерам рабочих дней он привлекал соответствующую клиентуру. По пятницам и субботам все было по-другому. Большинство завсегдатаев были на своих местах, но они растворялись в приливе моряков и мошенников, обиравших этих моряков. Едва войдя в двери, Кейс поискал Ратца, но бармена не было видно. Лонни Зоун, местный сутенер, следил с пристальным отеческим интересом, как одна из его девушек пошла обрабатывать молоденького моряка. Зоун постоянно употреблял галлюциноген, который японцы называют "Танцы в облаках". Поймав взгляд сутенера, Кейс поманил его к стойке. Зоун замедленно проплыл сквозь толпу, его длинное лицо было вялым и безмятежным.
— Видел сегодня Уэйджа, Лонни?
Зоун рассмотрел Кейса с обычной невозмутимостью и покачал головой.
— Уверен?
— Может быть, в Намбане. Может быть, два часа назад.
— Кто-нибудь из бойцов был с ним? Один из них тонкий, темноволосый, может быть, в черной куртке?
— Нет, — наконец ответил Зоун, его гладкий лоб наморщился, демонстрируя усилия вспомнить такие бесполезные детали.
— Большие ребята. Качки. — Глаза Зоуна почти не имели белков и совсем немного радужки; из-под сползающих век смотрели ненормально расширенные зрачки. Он долго смотрел на лицо Кейса, потом поникнул взглядом и заметил, что под курткой топорщится стальной цилиндр.
— Кобра, — сказал он и поднял бровь. — Хочешь кого-то ёбнуть?
— Пока, Лонни. — сказал Кейс и вышел из бара.
Ему снова сели на хвост. Он был в этом уверен. Он почувствовал, как возбуждение от восьмиугольников и адреналина смешивается с чем-то еще. Тебе это нравится, подумал он; ты псих.
Потому что, очень приблизительно и очень странно, это было похоже на гонку в матрице. Просто надо лишь выжать себя до капли, попасть в какую-нибудь безвыходную, нежданную переделку, и можно представить Нинсэй как поле данных, так же как матрица однажды напомнила ему молекулы белков, соединенные в разной последовательности для разных типов клеток. И после этого ты можешь бросить себя в скоростное течение и скольжение, полностью погрузившись, но в то же время оставаясь в стороне от всего, и все вокруг тебя — танец биза, взаимодействие информации, плоть, созд