В вестибюле «Хилтона» их уныло ожидал Финн в новом, черном, как у сарари, костюме – таком, как принято в Синзюки. Подобно потерпевшему кораблекрушение, он восседал на островке велюрового кресла, затерянном посреди голубого простора коврового покрытия.
– Господи, – воскликнула Молли. – Крыса в деловом костюме. – Они пересекли вестибюль. – Сколько тебе заплатили за то, что ты притащился сюда, Финн?
Она бросила свою сумку рядом с его креслом.
– Впрочем, на спор – наверняка меньше, чем ты затребовал за то, что пришлось напялить этот костюм, а?
Верхняя губа Финна поднялась, обнажив резцы.
– Увы, нет, дорогуша.
Он протянул Молли магнитный ключ с круглой желтой биркой.
– Номера для вас уже оплачены. Двигаем наверх.
Финн осмотрелся.
– Ну и дерьмо же этот город.
– Стоило вытащить тебя из твоей норы, и ты сразу начал страдать боязнью открытого пространства. Представь, что ты в Бруклине или в каком-нибудь другом похожем местечке.
Молли покрутила на пальце кольцо с ключом.
– Ты здесь, похоже, за камердинера?
– Моя задача – разобраться с имплантатами одного парня, – сказал Финн.
– А что с моей декой? – беспокойно спросил Кейс.
Финн подмигнул ему.
– Соблюдай протокол. Об этом надо спрашивать у босса.
Пальцы Молли за полой ее куртки изобразили ряд знаков. Финн посмотрел туда и молча кивнул.
– Ладно, – сказала Молли. – Я знаю, о ком идет речь.
Она мотнула головой в сторону лифта.
– Пошли, ковбой.
Кейс подхватил обе сумки и устремился следом.
Их комната очень напоминала тот номер в Тибе, где Кейс впервые встретился с Армитажем. Утром Кейс подошел к окну, почти ожидая увидеть Токийский залив. На противоположной стороне улицы стоял еще один отель. Дождь все шел. В нише перед дверями отеля висело несколько автосекретарей; их старые, печатающие с голоса устройства были заботливо завернуты в пластиковую пленку – свидетельство того, что письмо до сих пор имело в этой стране некоторый вес. Это была медлительная страна. Кейс увидел, как мрачный черный седан с давно устаревшим водородным двигателем остановился у противоположного тротуара и исторг пятерых военных-турков в мятой форме, явно офицерского звания. Все они скрылись в дверях отеля напротив.
Он оторвался от окна и посмотрел в комнату, на постель, где спала Молли, и бледность девушки поразила его. Свой прозрачный гипс вместе с регенератором она оставила на их спальном мате на чердаке. Сейчас в ее очках отражались светильники под потолком.
Кейс схватил трубку телефона, прежде чем аппарат успел прозвонить во второй раз.
– Рад, что ты уже встал, – сказал Армитаж.
– Только что. Леди еще спит. Послушайте, босс. Мне кажется, нам пора поговорить. Я думаю, что мог бы работать лучше, если бы больше знал, над чем, собственно, работаю.
В трубке – молчание. Кейс закусил губу.
– Ты знаешь ровно столько, сколько нужно. Может быть, даже больше.
– Вы так считаете?
– Одевайся, Кейс. Поднимай Молли. Через пятнадцать минут к вам придут. Его фамилия Терзибашьян.
В трубке щелкнуло. Армитаж исчез.
– Просыпайся, детка, – позвал Кейс. – Принимаемся за работу.
– Я уже час как не сплю.
Зеркальца повернулись в его сторону.
– К нам идет какой-то Тарзан-башкан.
– Ты почти правильно запомнил, есть у тебя способности к языкам. Но могу поспорить, что среди твоих предков тоже были армяне. Это соглядатай, который по заказу Армитажа следил за Ривейрой. Помоги мне встать.
Терзибашьян оказался молодым человеком в сером костюме и зеркальных очках в золотой оправе. Его белая рубашка была расстегнута и распахнута на груди, открывая волосяной покров такой густоты, что поначалу Кейс по ошибке принял его за нечто вроде майки. В их номер Терзибашьян вошел с черным фирменным гостиничным подносом, на котором стояли три маленькие чашечки с ароматным очень черным кофе и лежали три длинных ломтика какой-то восточной сласти соломенного цвета.
– Мы должны, как это у вас говорят, сделать все так, чтобы комар носа не подточил. – Вновь пришедший смотрел на Молли, в упор и не отрываясь, но потом отвел взгляд и снял свои отсвечивающие серебром очки. И улыбнулся. – Так – лучше, не правда ли? Иначе мы рискуем получить эффект бесконечного туннеля, зеркало в зеркале… Вам в особенности, – сказал он Молли, – следует проявлять осторожность. В Турции очень неблагосклонно относятся к женщинам, выставляющим напоказ различные модификации тела.
Молли разломила пополам пирожное.
– Это мои проблемы, – сказала она с полным ртом. Прожевала, проглотила и облизала губы. – Ты в мои дела не суйся, солдафонский стульчак, я с тебя живо шкуру спущу.
Ее рука лениво скользнула за отворот куртки и вынырнула уже с иглострелом. Кейс и не знал, что он у нее с собой.
– Прошу вас, пожалуйста, полегче, – сказал Терзибашьян.
Чашечка из белого фарфора застыла в нескольких сантиметрах от его губ.
Молли прицелилась в него из пистолета.
– Может быть, это будут разрывные, так много, что и не сосчитать, а может быть, ты просто заработаешь рак. Одна стрелка, прямо в морду. Ты почувствуешь ее только через месяц.
– Пожалуйста. Как это у вас говорят: я в затруднительном положении…
– Я бы назвала это «встал не с той ноги». Короче, рассказывай о деле и о том, за кем ты следил, и вали отсюда.
Она опустила пистолет.
– Он живет в Фенере, Кючюк Гюльхан Джадесси, 14. Мне известно, что каждый вечер он через туннель отправляется на базар. Последнее время он дает представления в «Енишехир палас отеле», в модном местечке «для туристов». Он большой оригинал, и полиция начала проявлять определенный интерес к его шоу. Дирекция «Енишехир» все больше беспокоится по этому поводу.
Терзибашьян улыбнулся. От него пахло лосьоном после бритья, с каким-то металлическим душком.
– Я хочу знать все о его имплантатах, – сказала Молли, растирая больную ногу. – Я хочу знать точно, на что он способен.
Терзибашьян кивнул.
– Самое сильное и самое неприятное для нас спрятано у него на, как это у вас говорят, под-соз-на-тель-ном уровне.
Армянин разделил слово на пять аккуратных слогов.
– Слева вы можете видеть, – проворковал «мерседес», петляя по лабиринту мокрых от беспрестанного дождя улиц, – Кепали Карси, Большой базар.
Финн рядом с Кейсом издал одобрительный возглас, но смотрел он при этом совсем на другое. Правая сторона улицы была занята миниатюрными свалками и лавочками старьевщиков. Кейс увидел полуразобранный локомотив, установленный на потрескавшихся мраморных колоннах в потеках ржавчины. Безголовые мраморные статуи возвышались подобно горелому лесу.
– Скучаешь по дому? – спросил Финна Кейс.
– Дерьмовое местечко, – ответил Финн. Его черный шелковый галстук уже начинал напоминать ленту для пишущей машинки. Лацканы нового костюма украсились медальонами из соуса к кебабу и яичницы.
– Эй, Терзи, – обратился Кейс к армянину, сидящему впереди, – а где этот парень отхватил себе такие встроенные устройства?
– В Тиба-сити. У него не было левого легкого. Другое легкое было расширено и укреплено, кажется, так по-вашему? Любой может приобрести такие имплантаты, но у него есть талант использовать их…
«Мерседес» вильнул, избегая столкновения с повозкой на автомобильных колесах, заваленной кипами шкур.
– Я следил за ним и своими глазами видел, как в течение одного дня невдалеке от него навернулась с байков дюжина мотоциклистов. Я послал отыскать этих мотоциклистов в больницах и дома и расспросить их. История всегда была одна. На руле мотоцикла рядом с ручкой тормоза внезапно появлялся скорпион…
– Люди же доверяют тому, что они видят, так? – сказал Финн. – Я изучал схему полупроводников этого парня. Высший класс. То, что он себе представляет, можно увидеть воочию. Я так понимаю, он способен генерировать свои мысли в виде чего-то, что может излучать людям прямо в мозг.
– Надеюсь, вы предупредили вашу подругу? – Терзибашьян перегнулся через велюровую спинку. – В Турции женщины – все еще женщины. А она…
Финн фыркнул.
– Она запросто может надеть тебе на шею твои яйца вместо галстука-бабочки, если ты на нее косо посмотришь.
– Боюсь, я не совсем понимаю ваши идиомы.
– Ничего особенного, – сказал Кейс, – это значит: нечего трепать языком.
Армянин отвернулся, оставив после себя металлический запах лосьона, достал из внутреннего кармана передатчик «Санио» и начал что-то нашептывать в него на странной смеси греческого, французского и турецкого, иногда вставляя короткие фразы на английском. Передатчик ответил на французском. «Мерседес» плавно повернул за угол.
– Базар пряностей. Иногда это место называют Египетским базаром, – сказал автомобиль. – Устроен на том месте, где некогда был древний базар, основанный султаном Хафизом в 1660. Здесь же находится центральный городской рынок, на котором вы можете приобрести пряности, софт-продукты, парфюмерию, лекарственные препараты…
– Лекарственные препараты, – повторил Кейс, наблюдая за тем, как дворники елозят по пуленепробиваемому ветровому стеклу «мерседеса». – Так что ты там говорил, Терзи, о том, на чем Ривейра сидит?
– Смесь кокаина и мепиридина.
Армянин вернулся к беседе со своим передатчиком.
– Демерол, вот как это обычно называется, – сказал Финн. – Ловкий он сучонок, этот артист. С интересными людьми работаешь, Кейс.
– Ладно, ерунда, – сказал Кейс, поднимая воротник куртки. – Вставим этому гаду новую железу или что-нибудь вроде того, и дело с концом.
Стоило им оказаться на базаре, как Финн заметно повеселел, словно нашел в толчее и скученности этого места определенный комфорт. Они прошли следом за армянином вдоль широких прилавков, мимо заляпанных сажей листов пластика и выкрашенных зеленой краской металлоизделий времен паровых двигателей. Вокруг них мигали и вращались тысячи разнообразных вывесок.
–