В комнате повисла неловкая тишина.
– Так в чем дело? – спросил Кейс. – Ваши парни будут работать на Армитажа, или это надо понимать как-то иначе?
– Мы дали вам кров, – сказал лос-анджелесский Основатель. – Мы поддерживаем отношения с вашим миром, но здесь законы Вавилона не имеют силы. Наш закон – это слово Джа. Хотя на сей раз, возможно, мы ошибаемся.
– Семь раз отмерь, один раз отрежь, – мягко добавил второй Основатель.
– Пора идти, Кейс, пока Армитаж не заметил нашего отсутствия.
– Малькольм о вас позаботится. Да пребудет с тобой Джа, сестра.
9
Буксир «Маркус Гарвей», стальной цилиндр девять метров в диаметре, скрипел и трясся, пока Малькольм у консоли пилота настраивал двигатель и навигационное оборудование. Распластанный в эластичном противоперегрузочном ложе, Кейс смотрел в мускулистую спину сионита, превозмогая скополаминовый туман. Он принял таблетку для ослабления тошнотворного СКА, но оказалось, что стимуляторы, составлявшие основу этого препарата, не проходят через его обновленную систему пищеварения, а лишь туманят голову.
– Сколько времени займет перелет до Вольной Стороны? – спросила Молли из глубины своего ложа, расположенного рядом с пилотским креслом Малькольма.
– Не должно быть долго, я позабочусь об этом, друга.
– Вы, ребята, хоть когда-нибудь думаете в часах?
– Сестра, время есть время, вот что я скажу. Не надо лишнего беспокойства, – сионит тряхнул дредами, – я и я прилетим на Вольную Сторону тогда, когда прилетим…
– Кейс, – сказала Молли, – ты как, сделал уже что-нибудь, чтобы войти в контакт с нашим приятелем из Берна? Я имею в виду, когда ты сидел на Сионе включенный, шевелящий губами?
– С нашим приятелем? – сказал Кейс. – Да, конечно. Нет. Я не разговаривал с ним. Но со мной случилась одна занятная телефонная история, еще в Стамбуле.
И он рассказал Молли о звонящих телефонах в «Хилтоне».
– Господи, – сказала она, – это был наш шанс. Почему ты бросил трубку?
– Это мог быть кто угодно, – соврал Кейс. – Просто голосовой чип… Я не знал…
Он пожал плечами.
– Может, ты просто испугался, а?
Кейс снова пожал плечами.
– Так займись этим сейчас.
– Чем?
– Вот прямо сейчас. Хотя бы поговори об этом с Котелком.
– Да у меня туман в голове, – запротестовал Кейс, но послушно протянул руку к тродам.
Его дека и «Хосака» вместе c монитором высокого разрешения «Крей» были смонтированы за пилотским креслом Малькольма.
Кейс напялил троды. «Маркус Гарвей» был слеплен на основе огромного старого русского скруббера – прямоугольная штуковина, исписанная символами Растафари, изрисованная знаками Львов Сиона и Чернозвездного Лайнера, а также красными, зелеными и желтыми налезающими друг на друга надписями по-русски. Кресло Малькольма и консоль пилота были забрызганы тропически-розовым, а с индикаторов и шкал краску явно соскребали лезвием. Шлюз на корме обрамляли гирлянда шаров-семафоров и длинные ленты полупрозрачного вещества, похожего на неопрятные пряди морских водорослей. Кейс глянул через плечо Малькольма на центральную консоль и увидел навигационную кривую: путь буксира был обозначен красными точками, Вольная Сторона – зеленым кружком. На глазах Кейса траектория буксира удлинилась еще на одну точку.
Он включился.
– Котелок?
– Да.
– Пробовал когда-нибудь влезть в ИР?
– Конечно. Мне тогда тут же приплюснули мозги. В первый раз. Я резвился, забрался высоко, правда высоко, куда-то в коммерческий сектор в Рио. Большой биз, мультинациональный. Правительство Бразилии сверкало, что твоя рождественская елка. Я просто развлекался, без всяких там планов, понимаешь? А потом начал подбираться к одному из этих кубов, сидящему еще уровня на три выше. Подлез к нему и проделал проход.
– Как это воспринимается визуально?
– Белый куб.
– А как ты узнал, что это был ИР?
– Как я это узнал? Господи! Да плотнее айса я никогда не видел. Чем еще это могло быть? Даже у вояк – и то нет ничего подобного. Короче, я отключился и приказал моему компьютеру собрать сведения об этом кубе.
– Ну и?
– Он числится в категории машин Тьюринга. ИР. Большой компьютер в Рио, принадлежащий одной компании французиков.
Кейс задумчиво пожевал нижнюю губу, устремив взгляд в бесконечный нейроэлектронный простор Матрицы, куда-то за уступы Надзорной Комиссии Северного Побережья.
– Это были «Тесье-Ашпул», Котелок?
– Ага, «Тесье».
– И ты все-таки туда вернулся?
– Конечно. Я был просто невменяем. Полагал, что смогу прорезать его. Прошел первые три слоя – и это все, о чем она написала мамочке. Мой паренек на подхвате почуял запах горелой кожи и сорвал с меня троды. Тот айс оказался настоящей сволочью.
– И линии на твоей ЭЭГ были прямыми?
– Ну, раз так говорят предания…
Кейс отключился.
– Черт, – выругался он. – Знаешь, на чем Котелок впервые заработал приплюснутость мозгов, а? Он пробовал пробиться в ИР. Милое дело…
– Неужели тебя это остановит? – заметила Молли. – Вы с ним в паре не хуже атомной бомбы, разве не так?
– Слушай, Котелок, – сказал Кейс. – Я хочу глянуть на ИР в Берне. Как по-твоему, есть причины воздержаться от этого?
– Ну, если у тебя нет болезненного страха смерти…
Кейс устремился прямиком в швейцарский банковский сектор и ощутил прилив детского восторга, глядя, как инфопространство движется, дрожит, расплывается, разжижается по его желанию. Надзорная Комиссия Северного Побережья исчезла, уступив место геометрической неразберихе коммерческих банков Цюриха. Кейс двинулся дальше, забирая к Берну.
– Выше, – сказал конструкт. – Оно должно сидеть наверху.
Кейс начал подъем через световые решетки – мелькание уровней, голубые сполохи.
Да, здесь ему самое место, подумал Кейс.
Зимнее Безмолвие воспринимался как простой куб белого света, и эта подчеркнутая простота подразумевала его исключительную цельность.
– Выглядит неказисто, а? – сказал Котелок. – Но стоит прикоснуться к нему – и…
– Я пошел вперед, прощупать, Котелок.
– Да бога ради.
Кейс приблизился к кубу еще на четыре узла решетки Матрицы. Под белой безликой поверхностью, нависшей теперь прямо над Кейсом, забурлили темные тени, подобные тысячам танцоров, кружащимся в вальсе за огромным запотевшим стеклом.
– Оно знает, что мы здесь, – заметил Котелок.
Кейс снова прикоснулся к клавишам, один раз; сместился на один узел вперед.
На поверхности куба начал формироваться полосатый серый круг.
– Котелок…
– Назад, живо.
Серая зона быстро вспухала, превращаясь в сферу и отделяясь от куба.
Между пальцами Кейса и клавишами деки словно бы проскакивали искры, когда он трясущимися руками набирал команды как можно более спешного возврата. Матрица расплылась и понеслась в обратную сторону. Сфера над Кейсом потемнела, нацеливаясь на него. И опускаясь, настигая…
– Выключайся! – кричал Котелок.
Тьма ударила Кейса как молот.
Холодный запах стали. Ледяные пальцы ласкают его спину.
Из неоновых зарослей на него в упор смотрят лица: моряки, дельцы и шлюхи; а вверху над ними – отравленно-серебристое небо…
– Слушай, Кейс, скажи, что с тобой, черт побери, ты сдурел или как?
Мерное биение боли где-то на середине спины…
Разбудили его стекающие по лицу капли дождя. Ноги покоились на мотках выброшенных за негодностью оптоволоконных кабелей. Волны звуков от аркады накатывали, стихали, накатывали снова…
Кейс перевернулся на спину, сел и осмотрелся.
Пучок света из полуоткрытого люка для технического обслуживания аркады освещал разбитые электронные платы и вывороченные наружу потроха игровой консоли. Бок консоли покрывали ряды стремительных японских иероглифов бледно-розового и желтого цвета.
Кейс глянул вверх и увидел грязное пластиковое окно, сквозь которое сочился тусклый свет флуоресцентных ламп.
Спина у Кейса болела. Болела где-то в позвоночнике.
Он встал на ноги, отвел с глаз мокрые волосы.
Что-то произошло…
Кейс поискал по карманам деньги, но ничего не нашел, и от этого его передернуло. Куда исчезла его куртка? Он попробовал искать ее, заглядывая за изломанные консоли, потом махнул рукой.
У него был навык чувствовать нинсейскую толпу. Сегодня толпа была пятничной. Линда, по всей видимости, должна быть в аркаде. У нее могли найтись деньги или хотя бы сигареты… Покашливая, отряхивая капли дождя с рубахи, Кейс направился, разрезая толпу, ко входу в аркаду.
В грохоте игр сменялись и рассыпались голограммы, под низкой крышей, в суете под завязку заполненного автоматами и публикой зала, смешивались друг с другом призраки, пахло потом и длительным напряжением тела. Моряк в белой майке уничтожил в «Танковой войне» Бонн и с восторгом взирал на лазурную вспышку.
Линда играла в «Замок колдуна», полностью поглощенная своим занятием, ее серые глаза были обведены черным карандашом, словно грязью.
Кейс обнял Линду сзади, из-за спины. Она подняла голову, посмотрела на него и улыбнулась.
– Эй? Как дела? Похоже, ты до ниточки промок.
Он поцеловал Линду в щеку.
– Ну вот, из-за тебя прошляпила игру, – укоризненно сказала она. – Посмотри сюда, ты, непутевый. Я прошла через семнадцать темниц, а теперь этот чертов вампир меня сцапал.
Она протянула Кейсу сигарету.
– Ты весь на взводе, приятель. Где ты был?
– Не знаю.
– Ширнулся, Кейс? Налакался? Наелся таблеток от девчонок Зона?
– Может быть… Сколько прошло времени с тех пор, как мы виделись в последний раз?
– Ого, так это была здорово сильная штука? – Линда удивленно смотрела на него. – Я права?
– Нет. Что-то вроде провала в памяти… Я… я очнулся в переулке.
– Может, кто-то хотел грохнуть тебя, приятель? Ты что, получил какие-то бабки за дело?
Кейс покачал головой.
– Ладно, с тобой все ясно. Тебе негде спать, Кейс?