– Похоже на то.
– Тогда пошли. – Линда взяла его под руку. – Сейчас раздобудем тебе кофе и что-нибудь поесть. Потом пойдем домой. Я действительно рада видеть тебя, приятель.
Она крепко взяла Кейса за руку.
Он улыбнулся.
Что-то хрустнуло.
Что-то сместилось в самой сути бытия. Аркада застыла, подернулась рябью…
Линда исчезла. Память о недавних событиях всей тяжестью рухнула на него, затем воспоминания вдруг исчезли из его головы – и снова оказались там. Словно софтовый микромодуль, изъятый и снова вставленный в гнездо. Кейс услышал запах жареного мяса.
Моряк в белой майке пропал. В аркаде было тихо и пустынно. Кейс медленно повернулся кругом, ссутулив плечи, невольно сжав руки в кулаки, готовый ко всему. Пусто. Мятая желтая обертка от конфеты, покачивавшаяся на краю консоли, наконец упала на пол и улеглась там среди сплющенных окурков и пластиковых стаканчиков.
– У меня была сигарета, – сказал Кейс, посмотрев вниз на крепко сжатый кулак и побелевшие костяшки пальцев. – У меня была сигарета и девушка. И место, где спать. Ты слышишь меня, сукин ты сын? Слышишь?
Эхо глухо разнеслось под сводами аркады, умирая в дали коридора игровых консолей.
Кейс вышел на улицу.
Дождь прекратился. Нинсей был совершенно пуст.
На стенах домов мигали голограммы, неоновый перепляс покоя не ведал.
Кейс уловил запах вареных овощей из тележки торговца с той стороны улицы. Около ноги Кейса лежала непочатая пачка «Ехэюань» и книжечка спичек. «ЖЮЛИУС ДИАН, ЭКСПОРТ-ИМПОРТ». Кейс уставился на знакомый логотип и надпись японскими иероглифами.
– Лады, – сказал он, подбирая спички и распечатывая пачку сигарет. – Я тебя понял.
Кейс неторопливо поднялся по ступенькам, ведущим к офису Диана. Не нужно спешки, говорил он себе. Только без суеты. Растекающиеся часы Дали по-прежнему показывали неправильное время. На столике а-ля Кандинский и на книжных шкафах стиля неоацтек лежали слои пыли. Стена белых транспортных фибергласовых упаковок наполняла комнату запахом имбиря.
– Дверь закрыта?
Кейс подождал с минуту, но ответа так и не последовало. Он пересек приемную, подошел к двери и толкнул ее.
– Жюль?
Медная лампа с темно-зеленым абажуром отбрасывала на письменный стол Диана ровное круглое пятно света. Кейс внимательно посмотрел на части старинной пишмашинки, на кассеты, мятые распечатки, липкую пластиковую упаковочную коробку, наполненную образцами имбирных сластей.
В комнате никого не было.
Кейс обошел вокруг стального стола, пинком убрав с дороги кресло Диана. Пистолет он нашел в скрипучей кожаной кобуре, приклеенной к тумбе стола серебристой липучкой. Это было антикварное оружие, «Магнум».357 со спиленным стволом и без предохранительной скобы спускового крючка. Рукоятка револьвера была утолщена с помощью десятков слоев маскировочной ленты – старой, коричневой, с блестками слежавшейся грязи. Кейс выщелкнул барабан и осмотрел все шесть гнезд. Патроны были на месте. Тускло поблескивал мягкий свинец пуль.
Зажав револьвер в правой руке, Кейс вышел из-за стола, обогнул его слева и встал в центре заваленного барахлом кабинета, подальше от круга света.
– Я так полагаю, мне торопиться некуда – это твое представление. Но вся эта хрень, как бы это сказать, мне уже несколько… обрыдла.
Кейс обеими руками поднял пистолет, прицелился в середину письменного стола и нажал на курок.
Отдача чуть не оторвала ему кисти. Пламя выстрела полыхнуло в комнате с яркостью фотовспышки. Страдая от глухого болезненного звона в ушах, Кейс некоторое время смотрел на рваную дыру с зазубренными краями, образовавшуюся в центре стола. Разрывные пули. Он снова поднял пистолет.
– Этого делать не стоило, сынок, – сказал Жюль, выходя из тени. На нем была фланелевая тройка цвета спаржи, полосатая рубашка и галстук-бабочка.
Кейс повернулся, удерживая револьвер перед собой, и глянул поверх мушки в розовое нестареющее лицо Диана.
– Не надо, – сказал Диан. – Ты и без того совершенно прав. В отношении того, что здесь происходит. В отношении того, кто я. Но все же следует уважать внутреннюю логику происходящего. Если ты спустишь курок, то увидишь очень много крови и мозгов и уйдет еще несколько часов – твоего относительного времени – на создание другого образа для выражения моих мыслей. Организовать все это было не так-то легко. О да, и прошу прощения за Линду, в аркаде. Поначалу я собирался разговаривать через нее, но все это я создаю из твоих воспоминаний, однако эмоциональная окраска… В общем, все это очень сложно. Я допустил ошибку. Извини…
Кейс опустил пистолет.
– Это, все вокруг, лишь Матрица. А ты – Зимнее Безмолвие.
– Да. Все это насильственно поступает тебе в мозг через симстим твоей деки. Я рад, что смог перехватить тебя прежде, чем ты успел отключиться.
Диан прошел за свой письменный стол, поправил кресло и уселся в него.
– Присаживайся и ты, сынок. Нам есть о чем потолковать.
– Ой ли?
– Конечно, есть. И раньше было. Я был готов к этому разговору уже тогда, когда пытался связаться с тобой по телефону в Стамбуле. Времени у нас осталось не так много. Машина будет запущена в ближайшие дни, Кейс. Скоро ты возьмешься за дело.
Диан выбрал из короба с леденцами-бонбон, сорвал полосатую обертку и сунул кончик конфеты в рот.
– Присядь, – повторил он, посасывая леденец.
Не спуская с Диана глаз, Кейс опустился на гнутое креслице перед письменным столом. Усевшись, положил руку с пистолетом себе на колени.
– А теперь, – торжественно сказал Диан, – самый животрепещущий вопрос этих дней. Что такое, спрашиваешь ты себя, есть Зимнее Безмолвие? Я прав?
– Более или менее.
– Искусственный разум, но это ты уже знаешь. Итак. Твоя ошибка, логическая ошибка, заключается в том, что ты в своем сознании совмещаешь бытие Зимнего Безмолвия с его электронной основой в Берне.
Диан шумно, с причмокиванием посасывал бонбон.
– Тебе уже известно, что «Тесье-Ашпул» владеют еще одним ИР, не правда ли? В Рио. Я же, если только понятие «я» применимо ко мне – вопрос скорее метафизический, сам понимаешь, – я – это то, что организует действия Армитажа. Или Корто, который, кстати говоря, чрезвычайно нестабилен. Впрочем, он будет достаточно стабилен, – продолжил Диан, вытягивая из жилетного кармана инкрустированные золотые часы и щелчком открывая их, – еще примерно сутки.
– Мне не ясна конечная цель этого дела. В чем смысл твоих действий? Если ты такой умный, черт возьми…
– То почему не богатый? – Диан рассмеялся и с хрустом раскусил свой бонбон. – Ну знаешь, Кейс, я отвечу тебе, и думаю, что мой ответ не будет одним из того множества ответов, которые ты уже успел себе надумать. Зимнее Безмолвие – это не часть другого, так сказать, потенциального бытия. Я (позволь мне этот термин), если так можно выразиться, один из аспектов разума этого бытия. Это, пожалуй, в понятных для тебя аналогиях, похоже на то, как если бы ты имел дело с небольшой частью левой доли человеческого мозга. В подобном случае вряд ли имеет смысл говорить, что ты имеешь дело с человеком, – Диан улыбнулся.
– История Корто – правда или нет? Ты проник в него через софтовый микромодуль во французском госпитале?
– Да. И я создатель досье, найденного тобой в Лондоне. Выражаясь привычным тебе языком, я пытаюсь планировать ситуацию, но, говоря откровенно, это не мое амплуа. Я скорее импровизатор – вот мой главный талант. Видишь ли, мне гораздо проще разобраться с внезапным изменением обстоятельств, чем составить какой-то план… Уж так я устроен. Я способен перерабатывать огромные объемы информации, и перерабатывать очень быстро. Однако у меня ушло чрезвычайно много времени на то, чтобы собрать команду, в которую ты сейчас входишь. Корто был первым, и на нем все дело чуть не провалилось. Слишком далеко у него все зашло там, в Тулоне. Ел, испражнялся и мастурбировал где только мог. Но основа его мании была все та же: «Броневой кулак», предательство, слушание в Конгрессе.
– Он все еще безумен?
– Его нельзя рассматривать как личность, – Диан улыбнулся. – Я уверен, ты уже в курсе его слабостей. Но Корто – лишь часть операции, и обстоятельства складываются так, что скоро я буду уже не способен поддерживать тонкое равновесие в его мозгу. Он сорвется, очень скоро, Кейс, и поэтому я рассчитываю на тебя…
– Это хорошо, ублюдок, – сказал Кейс и выстрелил Диану прямо в рот.
То, что Жюль говорил о мозгах, оказалось правдой. И о крови – тоже.
– Сестренка, – сказал Малькольм. – Что-то я стремаюсь…
– Все в порядке, – сказала Молли. – Все так и должно быть. Эти ребята так работают, это их стиль. Он как будто бы мертв, но это длится всего несколько секунд…
– Я втыкал в экран, ЭЭГ-сигнал типа показывал смерть. Сорок секунд никаких шевелений…
– Сейчас с ним все в порядке.
– Да ведь линии ЭЭГ были прямыми, как фиговы стропы, – возразил Малькольм.
10
Он пролежал без памяти все то время, пока они проходили таможню, поэтому за него говорила Молли. Малькольм остался на борту «Гарвея». Таможенный досмотр по прибытии на Вольную Сторону сводился в основном к проверке кредитоспособности. Первое, что Кейс увидел перед собой после того, как они оказались на внутренней поверхности Веретена, был филиал кофейного франчайзинга «Прекрасная дева».
– Добро пожаловать на рю Жюль Верн, – сказала Молли. – Будут проблемы с ходьбой – просто смотри себе под ноги, и все. Здешние виды – подлая штука, если ты к ним не привык.
Они стояли на широкой улице, казавшейся дном глубокого ущелья или каньона; магазины и здания по ее сторонам плавно уходили вверх, образуя склоны. Свет бил сверху сквозь массу зелени, ниспадающей с балконов и специальных стоек вверху, смонтированных повсюду. И солнце…
Слишком яркое, ослепительное сияние, заливающее все вокруг, источала тщательно воспроизведенная лазурь небосклона французской Ривьеры. Кейс знал, что солнечный свет направляется сюда посредством системы зеркал Ладо-Эчисона, смонтированной на прочной двухмиллиметровой арматуре по всей длине Веретена (при этом эффект неба вокруг источника света непрерывно генерируется на базе библиотеки видеозаписей), и что если небо выключить, то через осветительную арматуру станут видны изгибы озер, крыши казино, другие улицы – но тело Кейса отказывалось воспринимать все эти здравые мысли.