Кейс подошел к одеялу, растирая щеки.
– Ну же, – сказал Финн и взял его за локоть. Они нырнули за старое одеяло в облако пыли, в тошноту свободного падения и бесконечность цилиндрического коридора из серого бетона, с кольцами неоновых трубок, укрепленных на стене через каждые два метра.
– Иисусе, – простонал Кейс.
Падая.
– Это главный вход, – объяснял Финн. Полы его пиджака развевались и хлопали в набегающем потоке воздуха как крылья. – Если бы мы начали движение не из моего конструкта, а как оно есть на самом деле, то на месте магазина были бы главные ворота, расположенные точно на оси Вольной Стороны. Почти все, что ты увидишь, будет лишено подробностей – у тебя нет подходящих для этого воспоминаний. За исключением, например, вот этого куска, который ты получил от Молли…
Кейс попытался держаться прямо, но они словно бы вошли в плавный неторопливый штопор.
– Держись, – предупредил Финн. – Я ускоряю движение.
Стены колодца расплылись. Головокружительное ощущение крутого спуска, мельтешение световых пятен, затем виражей узких извилистых коридоров. В одном месте, как показалось Кейсу, они прошли прямо сквозь стену – на мгновение все вокруг утонуло в кромешной тьме.
– Вот, – сказал Финн. – Мы у цели.
Они парили в центре совершенно кубической комнаты-камеры, стены и потолок которой закрывали панели из темного дерева. Пол камеры был застелен единым ярким квадратным ковром с узором «под микрочип», с электронными цепями голубого и ярко-алого цвета. Точно в центре комнаты, выделенном узором ковра, возвышался квадратный пьедестал из матового молочно-белого стекла.
– Вилла «Блуждающие огни», – сияющий драгоценностями предмет на пьедестале заговорил, и голос его был подобен музыке, – это причудливое растение, врастающее само в себя. Готический каприз. Любой уголок «Блуждающих огней» сам по себе таинствен, бесконечна череда комнат, соединенных лабиринтом проходов, круговые лестницы ведут с яруса на ярус, и эти ярусы переплетаются в изгибах сводов и плавных поворотах коридоров, и глаз не оторвать от красоты узоров, которыми расписаны ограждающие переборки и стены пустых альковов…
– Это эссе леди Три-Джейн, – сказал Финн, доставая из кармана сигареты. – Реферат по курсу семиотики. Она написала его, когда ей было двенадцать.
– Архитекторы Вольной Стороны всеми силами старались создать противоположность планировке внутренней поверхности Веретена, выполненной с пошлой функциональностью интерьера меблированных комнат. В «Блуждающих огнях» уровни разрастались и наслаивались с отчаянностью раковой опухоли, стили при этом искажались, накладывались друг на друга, стремясь прорасти в напичканное микроэлектроникой ядро, корпоративное сердце нашего клана, кремниевый цилиндр, испещренный ходами эксплуатационных туннелей, широких и узких, большей частью диаметром не больше человеческой головы, туннелей, по которым ползают разумные крабы, бездушные киберы, выискивающие, не затронута ли где микромеханика разложением или внешним воздействием.
– Это ее ты видел в ресторане, – вставил Финн.
– По меркам архипелага, – продолжила свое повествование голова, – мы – древний род, и чрезмерная усложненность планировки виллы отражает ее возраст. Но говорит и о другом. Семиотика строения виллы свидетельствует об обращенности внутрь, об отрицании манящей бескрайности, простирающейся за корпусом Веретена.
Тесье и Ашпул поднялись по гравитационному колодцу для того, чтобы обнаружить, что никаких дел с космосом иметь не желают. Создание Вольной Стороны во имя процветания нового островка человечества, накопление богатств и возрастание эксцентричности привели к строительству огромного тела виллы «Блуждающие огни». Мы замуровали себя деньгами, вросли в самих себя, создав безмятежный мир своего «Я».
Вилла «Блуждающие огни» не знает неба, ни голографического, ни иного.
В кремниевом сердце виллы есть маленькая комната, единственное прямоугольное помещение во всем комплексе. В ней, на пьедестале из простого стекла, покоится искусно изготовленный бюст из платины и драгоценностей, отделанный жемчугом и лазуритом. Сверкающие глаза этого произведения искусства вырезаны из того самого синтетического рубина, из которого был изготовлен смотровой экран первого корабля, поднявшего из колодца первого Тесье и вернувшегося за первым Ашпулом…
Голова замолчала.
– Так что там дальше? – спросил через некоторое время Кейс, почти ожидая, что предмет ответит ему.
– Это все, дальше она не написала, – сказал Финн. – Эссе осталось незаконченным. Она была тогда всего лишь ребенком. Этот бюст – нечто вроде церемониального терминала. И мне надо, чтобы Молли оказалась здесь в нужное время с нужным словом. В этом весь фокус. Как бы глубоко вы с Котелком ни забрались с этим китайским вирусом, это не будет значить ни черта. Если эта штука не услышит волшебное слово.
– И что это за слово?
– Не знаю. Можно сказать, что я абсолютно предопределен к незнанию этого слова и потому не могу его узнать. Я – то, что не может знать это слово. Если ты, дружище, вдруг узнаешь его и скажешь мне, я все равно его не узнаю. Для этого в меня встроен механический сдерживатель. Кто-то другой должен узнать это слово, и прийти сюда, и произнести его в тот самый момент, когда вы с Котелком прошьете айс и заберетесь в ядро.
– И что произойдет?
– Тогда я перестану существовать. Меня не станет.
– Ага, вот это мне уже нравится, – сказал Кейс.
– Конечно. Но будь осторожен, Кейс. Моя, э-э-э, другая мозговая доля против нас, такое у меня впечатление. И эта неопалимая купина может оказаться подобной мне. И Армитаж скоро кончится.
– Что это значит?
Но образованная деревянными панелями комната уже начала сворачиваться, складываться под сотней невероятных углов подобно бумажному журавлику, исчезая, растворяясь в бездонности Матрицы.
15
– Пытаешься побить мои рекорды, сынок? – спросил Кейса Котелок. – Тебе снова приплюснули мозги, на пять секунд.
– Не вякай. – Кейс прижал пальцем переключатель симстима.
Молли лежала в темноте на шершавом холодном бетоне.
КЕЙС КЕЙС КЕЙС КЕЙС. Зимнее Безмолвие внес свою лепту, подключившись к цифровому индикатору часов Молли, и теперь информировал о том, что она на связи с декой.
– Остроумно, – сказала Молли. Она перекатилась на спину, отряхнула ладони и хрустнула пальцами. – Что скажешь?
ВРЕМЯ МОЛЛИ ВРЕМЯ ПОРА.
Молли сильно нажала языком на нижние передние зубы. Один зуб чуть подался вперед, приведя в действие микроволновые усилители; редкие фотоны окружающей тьмы стали преобразовываться в потоки электронов, бетонные стены вокруг Молли смутно проступили из темноты, призрачно-бледные и шероховатые.
– Ладно, дорогуша. Начинаем игру.
Место, где укрывалась Молли, похоже, было эксплуатационным туннелем. Она ухватилась за вычурную потускневшую медную решетку и встала. Увидев краем глаза ее руки и тело, Кейс понял, что она снова одета в полиуглеродный костюм. Под пластиком костюма Кейс ощутил привычную тесноту узких кожаных джинсов. Под мышкой у Молли висело что-то жесткое, очертаниями напоминающее кобуру. Молли прислонилась плечом к стене, расстегнула молнию на костюме и коснулась рубчатой пластмассовой рукоятки иглострела.
– Эй, Кейс, – почти шепотом сказала она, – ты слышишь меня? Хочу рассказать тебе кое-что… У меня когда-то был парень. Ты мне его чем-то напоминаешь…
Молли повернулась и осмотрела коридор.
– Джонни… его звали Джонни.
Вдоль стен коридора, похожего на длинный подвал с низким потолком, рядами высились дюжины и дюжины разнокалиберных музейных шкафов, высоких архаичных изделий из темно-коричневого дерева со стеклянными дверцами. Старинная мебель совершенно не вязалась с этим местом, с плавными, искусно скругленными стенами коридора, будто ее внесли сюда с какой-то неведомой целью и забыли. Через каждые десять метров из пола торчала тусклая медная стойка, поддерживающая шарообразный стеклянный светильник. Пол был странно неровным, и только после того, как Молли двинулась вдоль стены по коридору, Кейс понял, что пол как попало выстлан сотнями разномастных половичков и ковров. В некоторых местах слой ковров доходил до шести штук – пружинящая поверхность из пестрых лоскутьев шерсти и хлопка.
Молли совершенно не уделяла внимания шкафам и их содержимому, что действовало Кейсу на нервы. Ему приходилось удовлетворять свое любопытство лишь тем, что попадало в поле зрения ее блуждающего взгляда: глиняная посуда, старинное оружие, предметы под таким густым слоем пыли, что это делало их совершенно неопределимыми, обтрепанные куски гобеленов…
– Мой Джонни, понимаешь, Кейс, он был умницей, по-настоящему толковым парнем. Начинал он как ходячий тайник на Мемори-лейн, с чипом в голове; люди платили ему за то, чтобы прятать там свою информацию. В тот вечер, когда мы впервые встретились, за ним по пятам шел як, убийца, и я сделала этого японца. Мне просто повезло, но я сумела его одолеть. После этого, Кейс, все было так складно и славно…
Молли беззвучно шевелила губами. Но Кейс понимал, о чем она говорит, он чувствовал ее слова, ему не нужно было, чтобы она произносила их вслух.
– У нас была отработана слежка, мы оставляли зацепки в пакетах данных и после получали ниточки ко всему, что Джонни когда-либо хранил в своем чипе. Мы делали резервные копии всего этого, а затем начинали раскручивать избранных клиентов… бывших клиентов. Я была его носильщиком, мускулами, сторожевым псом. Я была по-настоящему счастлива. Ты когда-нибудь был счастлив, Кейс? Джонни был моим парнем. Мы работали вместе. Были партнерами. Когда я встретилась с ним, я всего восемь недель как вырвалась из клуба с марионетками…
Молли примолкла, огибая острый угол повествования, и продолжила свой рассказ. Вокруг по-прежнему возвышались полированные шкафы; цвет их стенок напоминал Кейсу надкрылья тараканов.
– Дружно, славно и ни от кого не завися – вот так мы с ним работали. Так, будто никто и никогда не мог нас потревожить. Я бы не позволила, никому. Но якудза – я только потом это поняла – хотели достать Джонни. Потому что я убила их человека. Потому что Джонни провел их. А