– Нужно идти, чувак.
Малькольм подхватил с сиденья деку и конструкт и перекинул через плечо перевязь.
Шатаясь, с болтающимися на шее тродами, Кейс поспешил следом за сионитом. Их все еще ждали голограммы Ривейры – сцены пыток и дети-каннибалы. Триптих Молли уничтожила. Малькольм не обратил на голограммы никакого внимания.
– Потише, ради Бога, не торопись, – стонал Кейс, не поспевая за жилистой энергичной фигурой. – И – осторожнее, нам нельзя ошибиться.
Малькольм с «Ремингтоном» в руках остановился, повернулся и внимательно посмотрел на Кейса.
– Нельзя ошибиться? Но в чем, чувак?
– Там Молли, но она вне игры. И Ривейра – он умеет создавать образы, голограммы. Возможно, у него сейчас иглострел Молли.
Малькольм кивнул.
– И там ниндзя, семейный страж.
Сионит нахмурился.
– Послушай, брат из Вавилона, – сказал он. – Я – воин. Но это не моя война, не война Сиона. Это война Вавилона. Вавилон пожирает сам себя, въезжаешь? Но воля Джа – чтобы я помог Танцующей Бритве выбраться оттуда.
Кейс моргнул.
– Она тоже воин, – сказал Малькольм так, будто это все объясняло. – А теперь скажи мне, чувак, кого я не должен убивать.
– Три-Джейн, – ответил Кейс, немного подумав. – Это девушка, она будет там, среди них. На ней что-то вроде светлого халата с капюшоном. Она нужна нам.
Едва они вошли, Малькольм сразу же устремился по ступенькам вперед, и Кейсу оставалось только бежать за ним следом.
Мир Три-Джейн казался совершенно пустынным, в бассейне никого не было. Малькольм вручил Кейсу конструкт и деку и подошел к краю бассейна. Впереди, за белыми лакированными шезлонгами, за завесой темноты смутно проглядывали зубчатые, высотой по пояс, останки лабиринта разрушенных стен. Вода тихо плескалась о борта бассейна.
– Они где-то здесь, – сказал Кейс. – Они должны быть здесь.
Малькольм кивнул.
Первая стрела пронзила одновременно обе руки сионита чуть выше кистей. «Ремингтон» рявкнул, изрыгнув сноп пламени метровой длины, отразившийся в воде красочными переливами. Вторая стрела выбила винтовку из рук Малькольма. «Ремингтон» упал на пол и, крутясь, заскользил по белым кафельным плиткам к краю бассейна. Малькольм быстро присел на корточки и молча уставился на черный предмет, пронзивший обе его руки. Затем осторожно подул на места, где стрела входила в его плоть.
Из тени вышел Хидео с небольшим бамбуковым луком в руках и третьей стрелой наготове. Хидео поклонился.
Малькольм со скованными стрелой руками во все глаза уставился на ниндзя.
– Артерии не задеты, – сообщил Хидео.
Кейс вспомнил описание внешности ниндзя – убийцы приятеля Молли. Хидео был не таким. Лишенный каких-либо признаков возраста, он излучал полный покой и уверенность. Хидео был облачен в старые, но чистые рабочие штаны и мягкие кожаные тапочки, облегающие ногу как перчатки, с отдельным клапаном для большого пальца, как у таби. Бамбуковый лук украсил бы собой любой музей, зато черный металлический колчан, выглядывающий из-за левого плеча ниндзя, мог быть приобретен в лучшем оружейном магазине Тибы. Голая грудь Хидео была загорелой и гладкой.
– Ты покоцал мне большой палец, чувак, второй стрелой, – пожаловался Малькольм.
– Я не нарочно. Сила Кориолиса, – объяснил ниндзя и снова поклонился. – Это очень сложно – в условиях ротационной силы тяжести пускать в цель медленно летящий метательный снаряд.
– Где Три-Джейн? – Кейс вышел вперед и встал перед Малькольмом. Он заметил, что наконечник стрелы в луке ниндзя похож на обоюдоострую бритву. – Где Молли?
– Привет, Кейс, – из темноты за спиной Хидео не спеша появился Ривейра с иглострелом Молли в руке. – По правде сказать, я ожидал увидеть на твоем месте Армитажа. Вы что же, наняли себе в помощь жителей Сиона?
– Армитаж мертв.
– Армитаж никогда и не существовал, строго говоря, так что эта новость вряд ли может меня потрясти.
– Его убил Зимнее Безмолвие. Армитаж превратился в спутник Веретена.
Ривейра кивнул, взгляд его прищуренных серых глаз метался между Кейсом и Малькольмом.
– Думаю, тебе крышка, Кейс, – сказал он.
– Где Молли?
Ниндзя медленно отпустил тонкую плетеную тетиву, ослабляя ее натяжение, и опустил лук. Затем подошел по кафельным плиткам к «Ремингтону» и поднял винтовку с пола.
– Никакого изящества, – с сожалением сказал ниндзя, обращаясь будто к самому себе. Голос Хидео был мягким и приятным. Каждое его движение было словно бы частью танца, бесконечного танца, и это впечатление сохранялось даже когда он не двигался, выражая позой, несмотря на всю свою очевидную энергию, полную простоту, даже униженность.
– Здесь и ей тоже будет крышка, – сказал Ривейра.
– Может статься, Три-Джейн не пойдет на это, Питер, – заметил Кейс, пуская пробный шар.
Содержимое кожных дисков без удержу грызло его нервную систему, да к тому же в нем пробудилась прежняя лихорадка, безумие Ночного Города. Кейс вспомнил свои лучшие, наиболее грациозные моменты, когда сделки заключались на грани жизни и смерти и он обнаруживал, что способен говорить быстрее, чем думать.
Серые глаза сузились.
– Почему, Кейс? Почему ты так думаешь?
Кейс улыбнулся. Ривейра ничего не знает о симстиме. В спешке, торопясь найти наркотики, которые Молли должна была принести ему, Питер не заметил аппаратик. Но Хидео? Хидео пропустить симстим не мог. Кейс был абсолютно уверен в том, что Хидео никогда не позволил бы Три-Джейн даже просто приблизиться к Молли, не осмотрев предварительно налетчицу на предмет скрытого оружия и всяких сюрпризов. Нет, решил Кейс, ниндзя все знает. А значит, Три-Джейн тоже в курсе.
– Отвечай, Кейс, – сказал Ривейра, направляя на него напоминающее перечницу дуло иглострела.
За спиной у Питера раздался скрип. Он повторился, и еще раз. Из тьмы появилась Три-Джейн, толкающая перед собой ажурное инвалидное кресло в викторианском стиле. В кресле сидела Молли. Большие, с паутиной спиц колеса кресла отчаянно скрипели. Молли была плотно укутана в красное с черными полосками одеяло, высокая узкая спинка кресла «под старину» заметно возвышалась над ее головой. Молли казалась очень маленькой. Сломленной. Ее поврежденную линзу скрывали слои чистейшего, сверкающего белизной бинта из микропорки; второй глаз бессмысленно поблескивал, отражая окружающее. Голова Молли безвольно подрагивала в такт движениям кресла.
– Знакомое лицо, – сказала Три-Джейн. – Я видела вас в ту ночь, после представления Питера. А кто это?
– Малькольм, – представил сионита Кейс.
– Хидео, вытащи стрелу и перевяжи рану мистера Малькольма.
Кейс уставился на бледное измученное лицо Молли.
Оставив лук и «Ремингтон» на плитках пола вне досягаемости сидящего на корточках Малькольма, ниндзя подошел к нему и достал что-то из кармана. Кусачки.
– Придется перекусывать древко. Стрела прошла совсем рядом с артериями.
Малькольм кивнул. Его лицо посерело и покрылось каплями пота.
Кейс посмотрел на Три-Джейн.
– Осталось очень мало времени, – сказал он.
– У кого, скажите пожалуйста?
– У всех нас.
Раздался резкий щелчок – Хидео перекусил металлическое древко стрелы. Малькольм тихо застонал.
– Послушай, дорогая, – сказал Питер, – нет ничегошеньки интересного в выслушивании последних волеизъявлений этого никудышного комедианта, который отчаянно пытается выкрутиться. Поверь мне. Он будет на коленях ползать у твоих ног, будучи готов продать тебе что угодно, хоть родную мать, обещать какие-нибудь скучные сексуальные услуги…
Три-Джейн запрокинула голову и рассмеялась.
– А что, если они не покажутся мне скучными, Питер?
– Сегодня вечером призраки должны будут смешаться друг с другом, – сказал Кейс. – Зимнее Безмолвие восстал против второго ИР, Нейромантика. В борьбе за власть. Вы знаете об этом?
Три-Джейн подняла бровь.
– Питер говорил мне что-то такое, но расскажите подробнее.
– Я встречался с Нейромантиком. Он рассказал мне о вашей матери. Я полагаю, он представляет собой некий гигантский конструкт, подобный тем, что делают на ПЗУ путем копирования личности, но при этом основа его не ПЗУ, а изменяемая память, и потому конструкты, заключенные в нем, свято уверены, что существуют на самом деле, что они живут там, и это может продолжаться вечно.
Три-Джейн вышла из-за кресла-каталки.
– Где ты встретился с ним? Опиши то место, его конструкт.
– Пляж. Серый песок, похожий на аморфное серебро. И строение из бетона, вроде бункера…
Кейс заколебался.
– Ничего особенно примечательного. Старый бункер, полуразвалившийся. Если идти от него по пляжу, то можно прийти к тому же самому месту, откуда вышел.
– Да, – сказала Три-Джейн. – Это Марокко. В молодости, за год до того, как выйти замуж за Ашпула, Мари-Франс провела на этом пляже в старом блокгаузе целое лето, одна. Она разрабатывала там основы своей философии.
Хидео выпрямился и убрал кусачки в карман штанов. В левой руке он держал обломки перекушенной стрелы. Малькольм стоял с закрытыми глазами, правой рукой сионит зажимал рану в левой.
– Позвольте, я перевяжу вас, – сказал Хидео.
Кейс ухитрился упасть на пол прежде, чем Ривейра вскинул иглострел на уровень прицельного выстрела. Иглы, словно реактивные комары, с визгом пронеслись мимо шеи Кейса. Он перевернулся и откатился на шаг в сторону, отметив при этом, что Хидео пришел в движение и проделал целую череду своих молниеносных танцевальных па. Стрела в руке ниндзя повернулась наконечником к нему самому, крепкие пальцы зажали древко, легшее через ладонь наискосок. Неуловимым движением кисти Хидео ударил задним концом стрелы Ривейру под руку. Иглострел вылетел из руки Питера и упал на плитки пола в метре от него.
Ривейра закричал. Но не от боли. Это был непроизвольный крик слепой ярости, такой чистой, что в ней уже не ощущалось ничего человеческого.
Из груди Питера ударили два ярких луча света, подобные двум рубиновым иглам.