Как вообще появилось желание интерпретировать сознание с позиций квантовой физики? Объяснение звучит так – все материальные объекты, включая человеческий мозг, подчиняются законам как классической физики, так и квантовой механики. Однако существует не один вариант квантовомеханической интерпретации сознания, а более десятка различных теорий. При этом все теории сознания, базирующиеся на квантовой физике, отличает нечто общее. А именно притязание – или, как минимум, надежда – на то, чтобы научно обосновать до сих пор необъяснимые явления. От таинственной проблемы квалиа до парапсихологического феномена телепатии, ясновидения и пророческих сновидений. Квантовая физика должна помочь понять взаимодействие духа и материи без необходимости опускаться до ненаучного эзотеризма.
Чего не хватает, так это всевозможных эмпирических подтверждений фактической важности квантовых процессов для сознания. Иногда даже возникает подозрение в искусственно подстроенной связи между таинственными явлениями. Сознание – такая же тайна, как и квантовая физика, – поэтому одно наверняка в каком-то смысле связано с другим. Даже для Кристофа Коха и Клауса Хеппа – нейроученого и специалиста по квантовой физике соответственно, – при объяснении работы мозга и сознания нет необходимости обращаться к квантовой физике. «Хотя мозги подчиняются квантовой механике, они, похоже, не используют ее особые свойства. Все молекулярные машины, которые покрывают клеточные мембраны и лежат в основе нейронной возбудимости, настолько велики, что их можно рассматривать как классические объекты», – пишут ученые в своей статье «Квантовая механика в мозге» в журнале Nature[232]. И они задают фундаментальный вопрос: «Почему природа должна обращаться к непостоянным и капризным квантовым вычислениям, когда очевидно, что для решения проблем нервной системы вполне достаточно классических нейронных сетей?»[233]. Важным доводом в пользу огромной функциональной способности мозга является высокая степень параллельной обработки информации, а не квантовая физика, поясняют Хепп и Кох далее.
Несмотря на ставшую привычной уверенность, седьмая конференция исследователей сознания в Тусоне 2006 года показала, что общепризнанное или даже просто доказуемое разрешение загадки сознания еще очень далеко. И это несмотря на большой научный оптимизм. В принципе, исследователи сознания со своим сближением с информационными теориями и квантовой физикой делают то же самое, что они делали веками: ориентируются на последние достижения в науке и технике, а затем применяют их к сознанию, делая выводы по аналогии.
Для доказательства этого утверждения нужно совершить короткий экскурс в историю науки. В средневековом «учении о желудочках» головной мозг с его полостями считался сосудом жизненной силы. Согласно доктрине XIII века, этот spiritus animalis формируется в мозге из spiritus vitalis, исходящего из сердца, путем поэтапного процесса очистки в желудочках мозга. Прототипом этой схемы был метод повторной дистилляции, который в то время пользовался большой популярностью при производстве алкоголя. Позже, при Декарте, работа мозга стала восприниматься механистически. Так, Декарт считал, что нервы, исходящие от органов чувств, содержат нити, которые при возбуждении открывают клапаны желудочков мозга, так что spiritus sensibilis может перетекать из нервов в мозговые полости. Идея Декарта, ориентированная на искусную механику его времени, впервые заставила рассматривать человека как сложную, но в принципе понятную машину. (Конечно, машину с независимой и разумной душой, чтобы не быть несправедливыми к дуалисту Декарту.)
Немного позже актуальными шаблонами при трактовке принципов работы мозга стали механические вычислительные машины и автоматические куклы. Далее построение аналогий также соответствовало сложившейся системе: во времена индустриализации мозг рассматривался как сложный часовой механизм, а затем – как своего рода электрическая схема. Еще в 1931 году психолог Кларк Л. Халл опубликовал в издании Journal of General Psychiatry электрические схемы для моделирования различных психических активностей, например «условного рефлекса». Его психические машины до сих пор можно увидеть в технических музеях.
С появлением вычислительных машин в 1940–1950-х годах показалось, что состязание по разгадке тайны сознания почти выиграно. В эпоху кибернетики мозг был компьютером. Универсальная машина Тьюринга – технологический предшественник цифровых компьютеров – рассматривалась как модель мозга. Историк науки Михаэль Хагнер нашел прекрасную иллюстрацию связи компьютера и разума во времена кибернетики[234]. В его книге «Разум на работе» проиллюстрирована обложка посмертной публикации математика и пионера компьютерных технологий Джона фон Неймана «Компьютер и мозг». На этой обложке изображен компьютер. Больше ничего. Никакого мозга. Согласно посланию, заключенному в изображении, компьютер является мозгом. «Мозг рассматривался кибернетиками уже не как орган, разные участки которого отвечают за интеллект и чувства, мышление и инстинкты, а как функциональный узел, обрабатывающий информацию, осуществляющий связь и решающий проблемы»[235].
Центральным персонажам философии разума 1960–1970-х годов, например Хилари Патнэму, виделось соблазнительно близким сравнение мозга и сознания с компьютерным техническим и программным обеспечением. Чуть позже, с появлением компьютерных сетей, серверов и децентрализованных рабочих станций, показалось, что загадочная проблема связности решена. Проводя аналогию с сетевым сервером, исследователи какое-то время исходили из того, что в мозге должен иметься особый центр, объединяющий и интерпретирующий всю поступающую информацию. Но даже эта радость была недолгой. Как раз тусонские конференции регулярно подтверждают, что популярность компьютерных аналогий среди исследователей сознания значительно сократилась.
Махнул рукой даже воинствующий исследователь мозга Вольф Зингер: «Современная нейробиология показала, что все мы, включая Декарта, ошибались и что реальная организация нервной системы совершенно иная. В мозге нет агента, который интерпретирует, контролирует и командует»[236]. Учитывая историческую последовательность постоянно ориентированных на современность заблуждений о сознании, можно сомневаться, что предлагаемые ныне нейронаучные методы обеспечат, наконец, большой прорыв. Возможно, и дальше нас ожидают только догадки.
Глава пятаяНейроредукционизм, нейроманипуляция и торговля болезнями
Хороший день для папы.
Отличный день для мамы.
Потрясающий день для семьи.
Добейся этого. Суббота с «золофтом»[237].
В комментарии для издания Journal of the American Medical Association Томас Инсел, директор Национального института психического здоровья, требует, чтобы «психические заболевания понимались и рассматривались как болезни мозга»[238]. Заявление Инсела не является новостью для врачей. То же самое уже требовал 150 лет назад немецкий невролог Вильгельм Гризингер. Тем не менее категорическое заявление Инсела примечательно тем, что специалисты традиционно не трактуют психические расстройства как прежде всего патологические процессы в мозге.
Понимавшая себя как «терапия души» психиатрия до второй половины прошлого века четко отделяла себя от неврологии, имевшей дело с явными патологическими изменениями мозга и их влиянием на опыт и поведение человека. Психоаналитики рассматривали психические расстройства как принципиально не излечимые с помощью медикаментов. Хотя, по их мнению, страдания пациентов можно было ненадолго облегчить с помощью лекарств, реальное излечение приносила только психотерапия. С другой стороны, эпилепсия, болезнь Паркинсона и рассеянный склероз из-за связанных с ними очевидных органических нарушений мозга до сих пор рассматриваются как сфера ответственности неврологии. Разумеется, с традиционной точки зрения, если причина дискомфортного душевного состояния усматривается в области психических процессов, это явный сюжет для психиатра.
При этом со второй половины XIX века вряд ли кто-то сомневается, что биологические процессы, протекающие в мозге, имеют значение и для психических заболеваний. Тем не менее в традиционном мировосприятии психопатологические процессы влияют главным образом на духовную сферу. Последнюю называют психикой, душой или разумом или, в более общем смысле, «ментальностью». Важно заметить, что всем психическим расстройствам – от депрессии и мании до обсессивно-компульсивного расстройства и шизофрении – всегда отводилась весомая социальная роль.
В последнее время в современной психиатрии все более обесцениваются как психические, так и психосоциальные факторы психических расстройств – им на смену пришла радикальная ориентация на биологию. Психолог Хеннрик Йокейт и журналист Эва Хесс четко сформулировали суть происходящего в своем эссе «Нейрокапитализм»: «Депрессия и страх теперь локализуются в синаптической щели между нейронами и лечатся именно там»[239]. Даже если причина психического недомогания кроется в социальной области – трудное детство, испорченные отношения, травля на работе – лечение сводится главным образом к биологии. В прошлом во всем были виноваты семья или среда. Сегодня виновен мозг.