Действующее вещество хлорпромазин (торговые названия «ларгактил» и «торазин») теперь считается первым среди эффективных антипсихотических препаратов, вызвавших психофармакологическую революцию 1950-х годов. Однако его появление было каким угодно, только не запланированным, а открытие его антипсихотического эффекта оказалось результатом ряда совпадений. Фирма-изготовитель Rhône-Poulenc первоначально считала действующее вещество хлорпромазин в «торазине» новым открытым антигистаминным средством[274]. Поскольку высвобождение гистамина также является проблемой при хирургических вмешательствах, испытуемое вещество было проверено на его потенциальную способность уменьшать количество осложнений во время операций. Анри Лабори, молодой хирург французских ВМФ, использовал хлорпромазин в качестве новой составляющей «литического коктейля»[275] и обнаружил, что исследуемое вещество вызывает у пациентов «эйфорическое умиротворение… с расслабленным и непринужденным выражением лица»[276]. На конференции в Брюсселе в декабре 1951 года Лабори сообщил коллегам, что хлорпромазин надежно погружал его пациентов в сумеречное состояние, обеспечивал «настоящую медицинскую лоботомию» и поэтому может быть полезен и в психиатрии[277].
Окольными путями новинка попала также к французским психиатрам Жану Деле и Пьеру Деникеру, которые в 1952 году начали лечить своих психотических пациентов в больнице Св. Анны в Париже новым лекарством. Первоначально в сочетании с другими медикаментами и физическими вмешательствами, такими как «искусственная гибернация»[278]. Когда исследователи обнаружили, что для облегчения симптомов не нужны ни другое лекарство, ни охлаждение больного, хлорпромазин стали применять в качестве монотерапии всех возможных пациентов. В конце концов, никто и не знал, по каким показаниям может быть применен новый препарат.
Успехи нового лечения были экстраординарными. Ажитированные и гиперактивные маниакальные психотики реагировали на новую терапию, как и пациенты со спутанным сознанием и синдромом бреда. Многие больные словно пробуждались после многих лет психотической отрешенности и начинали общаться. Несмотря на множество восторженных научных публикаций, специалисты первоначально холодно приняли новый препарат. Многие психиатры считали шизофрению принципиально неизлечимой. Другие полагали, что хлорпромазин – просто новое седативное средство, хотя и особенно эффективное. Поэтому для этого нового класса лекарств был введен термин «большие транквилизаторы»[279].
Поскольку маркетинговый механизм фармацевтической промышленности, который позднее заработал крайне эффективно, в то время только формировался, сначала владельца патента, компанию Rhône-Poulenc насторожило возможное психофармакологическое развитие. Применение их тестируемого вещества в психиатрии первоначально не предполагалось, и никто даже не знал, можно ли на хлорпромазине вообще заработать. Кроме того, фирма Rhône-Poulenc не занималась клиническими испытаниями в области психиатрии и изучением рынка в среде психиатров. А могла ли порядочная компания рисковать в той области, которую другие врачи даже не считали «правильной» медициной[280]? Несмотря на весь скептицизм и неуверенность Rhône-Poulenc, хлорпромазин из Франции, Швейцарии и Канады в конце 1950-х годов начал триумфальное шествие по всему миру. В результате психиатрия сильно изменилась.
Примерно в то же время химик Франк Бергер разработал в Лабораториях Уоллеса в Нью-Джерси новый препарат, который стал прототипом «малых транквилизаторов». И снова здесь не было и следа «рационального дизайна лекарств», снова открытие произошло чисто случайно. Изначально Бергер искал антибиотик, который должен был превзойти пенициллин. Для этого он синтезировал варианты одного используемого в Англии дезинфицирующего средства. При испытаниях на животных, связанных с оценкой токсичности, химик обнаружил, что одно из его тестовых веществ эффективно расслабляет скелетные мышцы.
И не только. Стрессированные из-за постоянных экспериментов животные производили впечатление необычайно расслабленных. Бергер довольно рано распознал возможность разработки нового противотревожного препарата. После того, как с помощью дальнейшего химического преобразования была решена проблема короткого времени действия средства, он так и не нашел ожидаемого нового антибиотика. Но зато разработал второй по значимости препарат наступавшей эпохи психофармакологии. Мепробамат, как стало называться успокоительное средство Бергера, был выпущен на рынок в 1955 году под торговым названием «милтаун».
В конце 1950-х годов «милтаун» был в США самым востребованным лекарством, отпускаемым по рецепту. В витринах американских аптек часто можно было видеть таблички с надписями «милтаун закончился» или «милтаун появится утром»[281]. Большой успех лекарству обеспечили не только врачи, великодушно назначавшие препарат всем пациентам. Прежде всего сами замотанные и тревожные американцы настойчиво требовали новую «успокоительную пилюлю», «аспирин для эмоций»[282]. Это достойно внимания, если учесть, что сотрудники Лаборатории Уоллеса сначала не были уверены, что для седативного препарата найдется достойный рынок сбыта. Разумеется, не потому, что американцы 1950-х не знали страха, стресса и паники. Просто в то время вся Америка еще жила под знаком учения о неврозах Зигмунда Фрейда. При беспокойстве следовало ложиться на кушетку психоаналитика – такова была бесспорная доктрина всего за несколько лет до появления «милтауна».
Практика проводить каждые несколько лет генеральную уборку в лаборатории привела одну швейцарскую компанию к неожиданному инновационному сдвигу. Лео Штернбах, фармацевт исследовательского института Hoffmann-La Roche в Нью-Джерси, в начале 1950-х годов надеялся найти какое-нибудь интересное с терапевтической точки зрения вещество, модифицируя синтетические красители. Хотя все его первые образцы оказались фармакологически неэффективными, Штернбах решил использовать новый нестандартный вариант синтеза.
Флакон с новым продуктом получил маркировку Ro 5–0690 и сначала был спрятан в шкаф с химическими веществами. В 1957 году, годы спустя после синтеза, его нашли во время уборки в лаборатории и передали ветеринарным фармакологам для оценки. Последние обнаружили, что новый тестируемый препарат под названием «хлордиазепоксид» успокаивает испытуемых животных как минимум так же эффективно, как и «милтаун». Ученые давали своим мышам Ro 5–0690, и они оставались невозмутимыми, даже если их подвергали ударам электрического тока. Это кардинально отличалось от обычного поведения животных в подобных ситуациях, когда они пытались бежать или проявляли агрессию. В 1960 году компания Hoffmann-La Roche выпустила новый транквилизатор на рынок под названием «либриум». Как первый бензодиазепин препарат стал эталонным веществом для разработки целого ряда анксиолитиков, миорелаксантов и снотворных средств, прославившихся в конце 1960-х годов как «маленькие помощники мамы».
«Либриум», «валиум» и компания стали для производителей первыми глобальными блокбастерами среди психотропных препаратов. Поскольку нервозность, фобии и проблемы со сном неотъемлемы от человеческого существования и широко распространены, бензодиазепины, как ранее «милтаун», оказались широко востребованными. Кроме того, казалось, что у нового класса успокоительных пилюль немного побочных эффектов и, в отличие от ранее использовавшихся барбитуратов, они редко приводят к смерти при передозировке. То, что бензодиазепины также вызывают зависимость, а долговременная медикаментозная маскировка симптомов может превратить психические расстройства в хронические, стало понятно лишь годы спустя. К тому времени продажа седативных психотропных средств уже стала процветающей отраслью с ежегодным миллиардным оборотом. До сегодняшнего дня бензодиазепины прописываются врачами щедро и, в основном, надолго. В опубликованном в 2005 году лонгитюдном исследовании 530 пациентов с фобиями американские ученые сообщали, что даже через 12 лет после постановки диагноза 56 % пациентов с «генерализованным тревожным расстройством» еще регулярно принимают бензодиазепины. Из социофобов бензодиазепины продолжали принимать чуть меньше половины пациентов[283].
Полностью в соответствии с традицией ранних фармацевтических изобретений, первый антидепрессант был открыт в результате чистой случайности. Похожим образом фирма Hoffmann-La Roche искала средство от туберкулеза, когда Штернбах возился с бензодиазепинами. Новое действующее вещество ипрониазид также первоначально предназначалось больным туберкулезных клиник, но после испытаний на них лечащие врачи отметили, что пациенты странно «воодушевлены» и, очевидно, пребывают в хорошем настроении. По причине возможного положительного влияния на улучшение настроения вскоре ипрониазид также испытали на депрессивных пациентах. Несмотря на неустойчивое воздействие и ряд побочных эффектов, Натан Клайн, психиатр из Роклендского госпиталя в штате Нью-Йорк, спас препарат благодаря благожелательной научной публикации[284]