Нейромифология. Что мы действительно знаем о мозге и чего мы не знаем о нем — страница 21 из 59

. Клайн и его коллеги сообщили, что препарат хорошо работает у пациентов с депрессией, когда они принимают его достаточно долго, по крайней мере в течение пяти недель[285]. В 1958 году ипрониазид был утвержден в качестве первого антидепрессанта и начал продаваться под названием «марсилид».

Так давно проверенные препараты получили конкурента. Например, классические амфетамины. Или старая добрая настойка опия, которая в 1950-х годах все еще часто прописывалась как средство от депрессии. Согласно британскому психиатру Иэну Скоттоу, опиум при депрессии непременно должен иметь терапевтический эффект: «Я считаю, что [опиум] все еще является полезным препаратом для лечения мягких депрессивных симптомов, в том числе сочетающихся с фобиями, которые так распространены при лечении амбулаторных пациентов», – извещал англичанин читателя журнала Lancet в мае 1955 года[286]. В своем письме в Lancet психиатр продолжал, что не видит никаких проблем: «Я никогда не наблюдал зависимость от него больного… и мне известен только один случай, когда пациент явно использовал [опиумную настойку] для попытки самоубийства. Он проглотил примерно шесть унций смеси и спал около 14 часов. После пробуждения он чувствовал себя так хорошо, как не чувствовал себя в течение нескольких месяцев»[287]. Однако в области лечения депрессии дни были сочтены не только для опиума. Использование «марсилида» как лекарства также оказалось недолгим. Препарат был отозван с рынка в 1961 году после появления случаев спровоцированного им гепатита. Практически в то же время, когда Натан Клайн тестировал ипрониазид на своих пациентах в США, швейцарский психиатр Роланд Кун обнаружил антидепрессивный эффект имипрамина, нового изобретения лабораторий фармацевтической фирмы Geigy. В этом веществе разница между ожидаемым и фактическим результатом оказалась наименьшей. Из-за структурного сходства с хлорпромазином от препарата в Geigy ожидался именно антипсихотический эффект. Симптомы душевного расстройства у шизофренических пациентов Куна не исчезли, но их настроение улучшилось[288]. В 1958 году имипрамин выпустили в продажу под торговым названием «тофранил».

Первый миллиард фармацевтической промышленности

До 1953 года у психиатров было всего два основных варианта действий. Если пациенты не были тяжело больны, можно было попробовать обнаружить бессознательные причины их страданий средствами психоанализа и лечить их во время длительного и регулярного общения[289]. С другой стороны, для лечения безумия можно было обратиться к грубым методам от инсулино-шоковой терапии до психохирургии. За короткий период с 1953 по 1960 год терапевтический арсенал психиатрии значительно расширился, хотя ни один препарат не был разработан на основе научных данных о процессах протекания болезней или нарушениях в мозге.

Неожиданно появился один препарат от психоза, два – от тревожных состояний и два – от депрессии. С началом психофармакологической эры психиатрия наконец совершила скачок в терапевтическую современность. Психиатры сделали большой шаг к цели утверждения области своей деятельности как «правильной» медицинской дисциплины. «Волшебных пуль», подобных антибиотикам, все еще не появилось, но тем не менее уже можно было хоть как-то лечить психические расстройства с помощью лекарств. Теперь фармацевтической промышленности следовало эффективно продавать новые психотропные препараты.

В США для этой цели она смогла использовать ассоциацию, которая несколько лет назад начала распространять информацию о лекарствах против соматических заболеваний. Сообщество врачей Американская медицинская ассоциация (AMA) первоначально выполняло функции, которые в дальнейшем перешли к американскому разрешительному органу FDA[290]. В ежегодных руководствах «Полезные лекарства», выпускавшихся ассоциацией, перечислялись все медикаменты, которые врачи AMA считали полезными и безопасными. Однако вместо того, чтобы продолжать осуществлять независимый контроль, с середины 1950-х годов AMA становилась все более популярной и дорогой рекламной платформой для фармацевтической промышленности. Так, фармацевтическая фирма Smith Kline & French начала совместно с AMA выпуск телевизионной программы «Марш медицины». В этом сериале представлялись новые «чудо-препараты», появлявшиеся на рынке. Врачи AMA давали газетным журналистам интервью о новых лекарствах, так или иначе повторяя то, что им говорили в PR-отделах фармацевтических компаний[291].

В то время фармацевтическая промышленность получала также отличные отзывы в печати, поэтому первая крупномасштабная маркетинговая кампания в медиа оказалась эффективной. Уже в 1957 году фармацевтические компании стали любимицами Уолл-стрит, так как впервые в США они получили доход от продаж более 1 миллиарда долларов. Карманные деньги по сравнению с современным и прогнозируемым оборотом фармацевтической промышленности. IMS, консалтинговая фирма в области фармацевтического маркетинга, оценивает, что мировой рынок фармацевтической продукции к 2014 году вырастет до годового уровня в 1,1 триллион долларов[292].

Подгонка через переименование

То, что психиатрия 1950-х еще никоим образом не была зациклена на биологии, подтверждают подчеркнуто дипломатические отношения Smith Kline & French с психоаналитиками. В то время большинство психиатров на медицинских факультетах были фрейдистами, которые за психическими расстройствами видели неразрешенные конфликты. Чтобы не отпугивать психоаналитиков новыми лекарствами, производители во время первой кампании прямо заявляли, что хотя их лекарства не могут вылечить психические заболевания, они помогают пациентам расслабиться, чтобы стать восприимчивыми к психотерапевтическому лечению. «Торазин» и «милтаун» – это всего лишь «вспомогательные средства для психотерапии, но не лекарства», – сообщала также газета New York Times[293]. Но как изменились времена. Сегодня психотропные препараты считаются многими сторонниками биологической психиатрии настоящими лечебными средствами. В свою очередь, психотерапия может лишь иногда, как не без сарказма заявляет аналитик Йоахим Кюхенхофф, «служить [б]иологически мыслящим психиатрам поддержкой для достижения лучшего эффекта от лекарств»[294].

Уже в середине 1960-х годов образ новых психотропных препаратов значительно изменился. Шаг за шагом вводились новые терапевтические классы лекарств, а старые «успокоительные и восстанавливающие средства» модернизировались путем переименования. «Большие транквилизаторы» стали «антипсихотиками», «малые транквилизаторы» – «анксиолитиками», а абстрактные «психоэнергетики» – «антидепрессантами». И вот уже эта мнимая специфичность внезапно стала казаться точным медицинским решением всех психических проблем.

Все укреплявшийся фармакоцентрический взгляд на психиатрию в 1970–1980-х годах захватывал все новые сферы. Путем модификаций уже использовавшихся действующих веществ в терапевтический арсенал один за другим добавлялись новые варианты анксиолитиков, антидепрессантов и антипсихотиков. Однако большой коммерческий успех к фармацевтической промышленности пришел с разработкой и продажами нового класса психотропных препаратов – «селективных ингибиторов обратного захвата серотонина» (сокращенно – СИОЗС). Их классический пример «прозак» стал символом 1990-х: «„Прозак“ стал обиходным словом, воплощением современной фармакологии, с миллионами назначений в год и множеством связанных с ним культовых романов, фильмов и мемуаров. Как „Прозак-дневник“ Лорен Слейтер или фильм „Нация прозака“»[295]. Доктора назначали «прозак» не только при депрессии, но и при таких распространенных личных проблемах, как чувствительность к критике, страх перед отказом или недостаточная уверенность в своих силах[296]. Продолжающаяся до сих пор история успеха «прозака» и компании более чем удивительна, если учитывать бурную и изменчивую историю этой второй психофармакологической революции. Революции, которая в конечном счете опирается на победу фармацевтического маркетинга над научными фактами.

Прозак и трудности роста

Сначала тестовые лаборатории Eli Lilly не могли справиться с новым испытуемым веществом. В конце 1970-х годов механистические исследования рецепторов показали, что флуоксетин – действующее вещество препарата «прозак» – повышает концентрацию серотонина в синапсах нервных клеток. Поскольку не было известно, какой это может иметь физиологический эффект, провели серию экспериментов на животных. Результаты не были обнадеживающими: крысы демонстрировали поведенческие стереотипы, у собак и кошек развивалось агрессивное поведение[297].

После дальнейших доклинических испытаний в 1977 году фармацевтическая компания провела первое небольшое исследование на пациентах, но «ни один из восьми больных, которые прошли четырехнедельное лечение, не продемонстрировал явного улучшения состояния, обусловленного медикаментозно», – сообщал коллегам разработчик «прозака» Рей Фуллер[298]. Согласно внутреннему отчету фармаколога, с испытуемым веществом также было связано «ощутимое количество сообщений о побочных эффектах». У одного пациента начался психоз, другой стал жертвой тяжелого психомоторного возбуждения